Страница 9 из 41
— Оставь его, — вмешался Молодцов. — Кулаком честности не вдолбишь!
Встал, подкинул на ладони замок, покачал головой:
— Тяжелее самой корзины. Что хранит человек под таким замком? Можно подумать, клад... А там — две пары белья да пачка печенья. Сам же и виноват, разжигаешь любопытство.
— Не предложишь ли с такими коммуной жить? — иронически бросил Михаил.
— А что... и предложу! Разве только работать приехали? А борьба за новый быт, за нового человека? Замки с корзин, с тумбочек долой! Продукты — в общий котел! И не будет любопытных! — Подмигнул вагонщику: — Верно говорю?
— Не брал я, — испуганно твердил парень, — ей-богу, не брал.
Молодцов посмотрел на него понимающим, беззлобным взглядом, и тот, смутившись, опустил голову.
— Ну взял... Сам не знаю, как получилось... Уплачу, — вынул из кармана рубль.
— У-у, гад! — наскочил на парня с кулаками Михаил.
Молодцов остановил его, взял протянутую вагонщиком рублевку, торжественно произнес:
— Пусть это будет первый рубль первой на шахте семь-бис коммуны.
Вытряс свой кошелек.
— Клоунада! — фыркнул Михаил. — Насмотрелся на клоуна Жоржа!
Со смены пришли ребята второй бригады.
— Соображаете на водку? — спросил, увидев на столе деньги, забойщик Маркелов, не по летам степенный, обстоятельный парень.
— Создаем коммуну, — объявил Молодцов. — Первый пай внес Николай, — кивнул он на вагонщика, — второй — я. Кто третий?
Маркелов подсел к столу:
— Нет, вы что — серьезно?
— Серьезнее некуда! — подтвердил Владимир. — Замки долой, деньги — в общую кассу, продукты — в общий котел. Какие будут суждения?
Пришедшие переглядывались.
— Ну? — торопил их Молодцов.
Подошел к Маркелову:
— Хотел что-то сказать? Говори!
— Что ж, дело неплохое, — сказал Маркелов. — Который лодырь или залить за воротник любит — того, конечно, в расчет не брать. А который старается, хоть и новенький, не сноровистый еще, не беда: научится. По мне: вместе живем — вместе и столовка! Я, в общем, за.
Подошли еще ребята. Началось дело в полушутку, а кончилось серьезным разговором.
— Подведем итоги, — говорил Молодцов. — Молодежи на руднике много, будет еще больше. На свой заработок новичку концы с концами свести трудно — отсюда неминуема текучка. Тем, кто приехал за длинным рублем, это на руку — они задирают нос. При общей кассе, общем котле пропитаться легче, да и сдружатся ребята, сплотятся в коллектив. Коллектив всегда сильнее одиночек...
Протокола не вели, не голосовали, но решили: всем новичкам и сознательным забойщикам объединиться против рвачей в производственно-бытовую коммуну. Начать с обобществления зарплаты и питания.
Спать легли поздно. Намаявшиеся за смену ребята уснули быстро, а Владимиру не спалось. Лежал, думал. Завтра же надо черкнуть письмецо в Кратово — сколько событий за эти дни... Горячие деньки сейчас и у них. Последний день пятидневки. Было, вероятно, бюро. Все разошлись, осталась Тоня, перебирает папки, вспоминает, может быть, как и он, те последние, так быстро пролетевшие предрассветные часы: посеревшее окно, силуэты домов... А на вокзале она была уже не в гимнастерке, а в платье.
Тогда, в поезде, сразу же принялся писать ей письмо. Перечитал — слащаво. Порвал. Написал всего несколько строк. Тоня ответила подробным товарищеским письмом о делах ячейки, о своих трудностях: «Двое кратовских ребят, изрядно выпив, сорвали концерт самодеятельности. Вызвала на бюро, полезли целоваться: «Секретарюшка наша сладкая!» Выставила за дверь, думала: отношения натянутся — вышло наоборот, стали товарищами. Но все же нелегко...»
Не мог Владимир уснуть.
Вспомнился дом. Что-то делается сейчас там? Отец, может быть, вернулся из рейса, мать кормит его, он рассказывает... Иришка уже, наверное, спит. Под подушкой, конечно, какая-нибудь из книг Владимира. Добралась, наверное, и до сундучка в чулане. Там — стихи, рисунки... С легкой руки Наташи увлекся Володя рисованием, стал писать стихи. Первые посвящал, конечно, ей.
Росла березка под окном, кочевала березка по Володиным стихам. Вспомнил о старых — стали складываться в голове новые, но совсем уже иные строчки:
Мать... Как она там? Письма присылает скупые: «Все, слава богу, здоровы и тебе желают того же. Коленька учится хорошо, Иришка помогает по хозяйству...» От начала до конца все в том же духе. Но чувствуется — тоскует. На первое ее письмо ответил было стихами:
Но отослать не решился. Так и остались стихи в тетрадке.
За окном уже заметно поблек месяц, скоро утро. Завтра коммунары пойдут в забой, «как в атаку, как на бой».
Перед боем надо выспаться.
Что-то за минувшую ночь произошло в шахте: преобразилась вдруг главная штольня — всюду лозунги, плакаты.
Гудит от пересудов нарядная:
— Кого-нибудь ждут?
— Корреспондентов, говорят...
— Показать велено лучший забой.
— Чей же выбрали?
— Губачева, конечно... Обставили забойчик, будь здоров.
— Марафет навели!
— Губачев-то десятнику — зять, — шепнул Молодцову Маркелов. — Вот и толкает всюду — и на Доску ударников, и в газету!
Отметились Молодцов, Почаев и Маркелов в табеле и бегом в забои. Думали, там идет уже работа, а застали всех лежащими в вагонетках — ноги кверху.
— Что случилось?
— Перекур с дремотой!
— Почему?
— Десятник для забоя Губачева рельсы поснимал.
— А сверху рельсы спустить нельзя было?
— Сверху когда-то, а тут рядом!
— С десятником кто-нибудь говорил?
Суворов махнул рукой:
— Корреспондент с ним сейчас, спец из главка... До нас ли?
Кинулись Молодцов и Маркелов обратно в нарядную.
Десятник сидел в своей увешанной плакатами каморке, отвечал на вопросы корреспондента.
— Следят ли на шахте за техническими новшествами? Конечно. Плакаты по технике безопасности, техминимуму... новинки какие... вывешиваются в штольнях. Доводятся, так сказать, до передовых рубежей...
Решили ребята набраться терпения, стоят, ждут, когда кончит десятник свою речь. А тот все рассыпается перед корреспондентом:
— Битва, значит, за «черное золото» — так статейку-то назовете? Что ж, это верно, что битва у нас... Жена и та обижается — солдаткой, говорит, стала без войны!
Наконец он заметил стоящих рядом ребят.
— Проводите, может, гостей в забой-то? А я пока кой-какие указания дам.
Пришла в голову Владимиру мысль проучить болтуна, переглянулся с Маркеловым:
— Проводим?
— Проводим, — согласился тот.
— Вот и лады, — десятник даже похлопал Маркелова по плечу, нагнулся, шепнул: — Смотрите только, чтоб все в ажуре было. Поняли?
Сначала шли по штреку, заранее для этого подготовленному — очищенному от завалов, посыпанному песком. Корреспондент и специалист из главка восторгались порядком. Но скоро две «забурившихся» — сошедших с рельсов — вагонетки преградили путь. Перелезать через них было неудобно. Пришлось свернуть в штрек похуже. Стали попадаться обвалившиеся пласты. Корреспондент одет был просто, в кожанке, хуже приходилось специалисту из главка. На его светлом пальто красовались уже разводы угольной грязи, шляпа то и дело цеплялась за нависавшие над головой уступы не выбранных до конца жил.