Страница 8 из 41
— Чего гогочете?! Пить хочет человек!
Достал из заднего кармана спецовки пакетик, подозвал Михаила, насыпал ему в пригоршню розоватого порошка. Губачев подал кружку воды:
— Пей, малый! Пей!
— А что это? — спросил Михаил.
— Лимонадка. Она самая и есть! Освежающая!
Михаил хотел высыпать порошок в кружку.
— Э-э, нет, — остановил его похожий на медведя парень. — Нашу лимонадку так не пьют. Сыпь в рот и запивай, самый вкус!
Здоровяк смотрел на Михаила так простодушно, что тот поверил ему, высыпал в рот всю пригоршню, хлебнул воды... Во рту зашипело, запенилось, ударило в нос, перехватило дыхание — это был, конечно, обычный питьевой порошок, который полагалось добавлять в воду малыми дозами и размешивать. Хохот сотряс нарядную. Громче всех хохотал здоровяк.
Вскочил Молодцов, подошел к насмешнику:
— Извинись!
— Что-о-о?
— Извинись!
— Смотри-ка, — здоровяк повернулся к Губачеву, — прыткий вагонщик у тебя!
— Извинись! — настаивал Владимир.
— Ой-ой-ой! — состроил гримасу парень. — Может и ты лимонадки хочешь? Освежись! — протянул пакетик.
— А ну перестань безобразничать, — раздался голос Федота Даниловича. — С-сукин ты сын! Чего измываешься? Лимонадку вспомнил?! Да знаешь ли ты сам, что такое лимонадка?! Забой — еле проползешь на четвереньках... И волоком груженные до отказа углем сани тащишь, аж спина трещит — вот что такое лимонадка. Хлебнул бы ее сам, кисло бы стало, не ржал бы жеребчиком! Комсомол помощь шлет, а они гогочут. Извинись, говорю!
— Ладно уж, — пробормотал парень. — Посмеяться нельзя, — повернулся к Михаилу: — Извиняюсь...
Федот Данилович подошел к окошку десятника:
— Беру ребят к себе!
— Ну, братва, — шепнул ребятам кто-то сзади, — считайте, что повезло: депутат райсовета Данилыч-то наш — заступа надежная!
Три пятидневки проработали Владимир и Михаил у Федота Даниловича. Потом его перевели мастером на другую шахту. И десятник вновь назначил новичков подручными к Губачеву.
— К нему не пойдем! — заявил Владимир.
— Идите к Суворову! — кивнул десятник на забойщика, сыгравшего злую шутку с Михаилом.
— И к нему не пойдем! — выступил вперед Михаил.
— Ишь ты! — хмыкнул десятник. — Как разборчивые невесты!
По нарядной прокатился смех. Владимир молча взял лопату и направился в забой Суворова. Пришел через некоторое время и Михаил...
Напрасно назавтра в обеденный час звонил на тумбочке Владимира и Михаила будильник — ребята не только не поднялись, но даже не открыли глаза, проспали до ужина.
По скользящему графику бригада после четырех ночных смен шла в утреннюю. Вечер свободен. Решили пойти в клуб.
Шел фильм «Бенефис клоуна Жоржа». Первый сеанс уже начался. Взяли билеты на второй. Зашли в буфет.
У самого входа сидели Губачев и Суворов. На столике перед ними стояла бутылка воды, а под столом — опустошенная поллитровка водки.
— Про-ошу! — пригласил ребят изрядно захмелевший Губачев.
Попытались пройти мимо, но Губачев усадил обоих насильно. Подставил непочатую бутылку воды.
— Ли-мо-над! Натуральный! — Перемигнулся с Суворовым. — Люблю смелых!
Суворов вертел в руках пустой стакан:
— Не забуриться бы... смелым этим!
— Что значит забуриться? — спросил Владимир.
— Не знаешь? — усмехнулся Губачев. — Забуриться — значит, сойти с рельс... с катушек долой... Понял? В ладах надо жить...
— С кем?
— С нами... Ну и с десятником, конечно.
— Все пути к нему ведут, — вставил Суворов. — Неподмазанная букса скрипит!
— Подмазка, значит, нужна? — подытожил Владимир.
— А ты думал: горбом, лимонадкой возьмешь? — захохотал Губачев. — Голым притопал — голым уйдешь. Кто такие Суворов и Губачев? Первейшие на шахте семь-бис забойщики! А вы: «К нему не пойдем и к нему не пойдем». Портреты у входа видал? Мотай на ус!
— И то мотаю, — ответил Владимир. — По портретам — ударники, а на деле, оказывается, — рвачи.
— Во-она! — покачал сокрушенно головой Суворов. — Ой, не забуриться бы смелым этим... Ой боюсь!
— Не бойся! — отрезал Молодцов.
Раздался звонок. Вошли в зрительный зал, сели. Владимир оказался у стены. Между стульями и стеной был узкий проход, по нему шныряли пытавшиеся остаться еще на один сеанс мальчишки. Наконец, их выдворили. Потух свет, начался киножурнал. И вдруг Володя почувствовал, что его дергает кто-то тихонько сзади. Девичий голос зашептал на ухо:
— Говорят: «забуриться» — значит, хотят устроить темную, побить тебя. Один домой не ходи, слышишь, Молодцов?
Оглянулся: кто это? Узнал почтальоншу Дунящу. Молодцов поболтал с ней однажды, отправляя письма в Кратово.
— Они будут, конечно, ждать, — шепнул Михаил, слышавший предупреждение Дуняши.
— Пусть ждут, — спокойно отозвался Владимир.
— Медведя с печки хорошо дразнить!
— Ну и сидел бы на печке, коли так!
Фильм назывался «Бенефис клоуна», но был скорее героическим, чем смешным. Забыл Владимир и о неприятном разговоре в буфете, и о том, что шепнула ему перед фильмом почтальонша.
Картина кончилась. Кто-то сказал Молодцову сзади:
— Выйди к карьеру — дело есть!
В полумраке он не разобрал, кто это был. Выходя из клуба, нарочно громко, подчеркнуто спокойно сказал Михаилу:
— Дуй в общежитие, ставь чайник, я сейчас, — и направился к карьеру.
Из-за угла вышел Суворов:
— Куда идешь, знаешь? — глухо прогудел он.
— Знаю. Бить меня хотите.
— И идешь?
— Иду.
— Согласен драться со мной?! Да я ж, — он поводил в воздухе кулаком, — пришибу тебя!
— Это еще поглядим.
Кто-то нетерпеливо свистнул. Через минуту еще... За ограждением карьера пряталось по крайней мере четверо.
Суворов покачивался и молчал. Потом повернулся и крикнул в темноту:
— А ну убирайтесь, мелочь косоротая! Самим темную устрою, гниды трусливые!
Подскочила неизвестно откуда взявшаяся почтальонша:
— Правильно, Гришенька, пугани их!
— И ты тут? — усмехнулся Владимир.
— А как же?! Они ведь и убить могут.
Из-за ограды и в самом деле вышли четверо парней, поспешно скрылись за клубом.
— Иди, малый, домой, гоняй чаи, — сказал Владимиру Суворов.
Пошатываясь, ушел и сам.
Дуняша шла с Молодцовым до самого общежития. Он и не думал, что у веселой веснушчатой девчонки столько забот и планов.
Всех девушек узла связи сагитировала вступить в комсомол. «Всем узлом связи» решили бороться за новый быт на руднике, против пьянок и драк. «И еще решили — научиться водить почтовый грузовик, чтоб парни не задирали носы...»
Михаил вскипятил чайник и стоял у крыльца, всматриваясь в темноту. Стыдно стало Молодцову за друга — девчонка и та готова была вмешаться, помочь, а он словно и не догадывался ни о чем...
Пить чай Владимир не стал, лег на койку, положил руки под голову.
— Так говоришь, лучше медведя с печки дразнить?!
Повернулся к стене, укрылся с головой одеялом. Но спать не пришлось. Собравшись пить чай, Михаил обнаружил пропажу. Купил накануне пачку печенья, спрятал под замок в свою корзинку, сунулся сейчас — полпачки нет... Проверил замок — исковырян, открывали, видно, гвоздем. Растормошил задремавшего Владимира:
— Печенье брал?
— У тебя ж на корзине амбарный замок, — усмехнулся в ответ Владимир.
— Сумели открыть и его! — Михаил подошел к спавшему в углу новичку — вагонщику.
В общежитии вечером оставался только он, и на его тумбочке стоял теплый еще жестяной чайник.
Сдернул Михаил со спящего одеяло:
— Печенье брал?
— Что... крал? Где крал? — всполошился не сразу очнувитийся ото сна парень.
— Ясно! — процедил Михаил.
— Не брал, ничего не брал, — спохватился вагонщик.
— Гвоздем, гад, открывал, замок испортил! Откручу вот головешку и пусть болтается, — разошелся Михаил.
— Не брал, не брал, — жался на кровати вагонщик.