Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 13



Иногда летом по воскресеньям мы ездили с семьей на Сан-Кристобаль, холм в центре столицы, который тогда еще был уголком дикой природы, хотя теперь он уже переделан под городской парк. Иногда нас сопровождали Сальвадор и Тенча Альенде с тремя дочерьми и со своими собаками. Альенде тогда уже был известным политиком, наиболее деятельным депутатом среди левых и объектом ненависти со стороны правых, но для нас он был просто еще одним из наших дядей.

Мы с трудом карабкались на склон по тропинкам, едва протоптанным среди зарослей сорняков и лужаек, таща на себе корзины с едой и шерстяные шали. Там наверху мы искали себе удобное место с видом на город, лежащий внизу у наших ног, что двадцать лет спустя, во время военного переворота, я стала бы делать уже совсем по другим причинам, и заботились о наших закусках, оберегая курицу, вареные яйца и пирожки от собак и от непобедимого наступления термитов.

Взрослые устраивались на отдых, пока мы с другими детьми забрались в лес, чтобы поиграть в больницу. Иногда слышался хриплый и далекий рев льва, доносившийся до нас с другой стороны холма, где находился зоопарк. Раз в неделю там кормили хищников живой дичью, поскольку им жизненно необходимы охотничий азарт и адреналин; большие кошки набрасывались на старого ослика, удавы заглатывали мышей, гиены пожирали кроликов; говорили, что там также пускали в корм бездомных кошек собак, пойманных на улицах, и что всегда была очередь из желающих посетить это ужасное зрелище.

Я воображала себе этих бедных зверюшек, брошенных в клетки на растерзание крупных хищников, и мое сердце сжималось от горечи, думая о первых христианах в римском Колизее, потому что в глубине души я была уверена, что, если бы мне предложили выбор отказаться от веры или пойти на обед Бенгальскому тигру, я бы не задумываясь выбрала первое.

После завтрака мы спускались вниз, толкая друг друга и скатываясь в самом крутом месте склона; Сальвадор Альенде шел впереди с собаками, а мы с его дочерью Кармен Пас всегда плелись последними далеко сзади всех. Мы добирались донизу с руками и коленями, покрытыми царапинами и ссадинами, когда остальные уже уставали ждать нас. За исключением тех воскресений и летних каникул, все остальное существование состояло лишь из жертв и усилий.



Эти годы были тяжелым испытанием для моей матери, она столкнулась с трудностями, со сплетнями и пренебрежением тех, кто ранее был ее друзьями, ее жалованье в банке было мизерным, и ей приходилось подрабатывать на жизнь пошивом дамских шляпок. Я представляю ее сидящей за обеденным столом –тем самым столом из испанского дуба, который сегодня служит мне письменным столом в Калифорнии,– примеряя бархат, ленты и шелковые цветы. Она отправляла их в круглых коробках в Лиму на корабле, где они должны были попасть в руки самых высокопоставленных светских дам. И даже при всем этом мы не смогли бы выжить без поддержки Деды и дяди Пабло. В школе мне дали стипендию, при условии хорошей успеваемости, и я не знаю, как мы сумели договориться об этом, но думаю, что это стоило не малого унижения. Часами я стояла в очередях в больницах с моим младшим братом Хуаном, который хотя и научился глотать с помощью проталкивания пищи в горло ручкой от ложечки, но страдал тяжелыми расстройствами кишечника и долгое время был объектом внимания врачей, пока Маргара не обнаружила, что он повадился втихаря глотать зубную пасту, и не вылечила его от этого порока ремнем. Мама превратилась в женщину, обремененную обязанностями, и страдавшую от невыносимых головных болей, которые мучили ее без перерыва по два-три дня и после оставляли совершенно обессиленной. Она много работала и совсем не могла уделять время себе и своим детям. Маргара, со временем превратившаяся в настоящего тирана, всячески старалась отдалить ее от нас; когда мама возвращалась с работы из банка по вечерам, мы уже были в постели, намыты и накормлены. - Не беспокойте мне детей, - ворчала она.

Не лезьте к маме, у нее болит голова, приказывала она нам. Мать моя цеплялась за своих детей со всей силой своего одиночества, пытаясь компенсировать свое ежедневное отсутствие и превратности бытия поэтическими пассажами. Мы все трое спали с ней в одной комнате, и ночью, в единственные часы, когда мы были вместе, она рассказывала нам анекдоты о своих предках и фантастические истории, приправленные черным юмором, о воображаемом мире, где все жили счастливо и где ни человеческие пороки, ни безжалостные законы природы не имели никакого веса. Эти разговоры вполголоса, когда все собрались одной комнате, каждый в своей постели, но так близко, что можно коснуться друг друга, были самым драгоценным для всех нас тогда. Там зародилась моя страсть к рассказам, и эти моменты в памяти всегда служат мне помощью, когда сажусь писать.

Панчо, самый стойкий из нас троих к грубым играм, был светловолосым, крепким и спокойным мальчиком, который, если его довести, превращался в зверя, способного порвать любого на куски. Любимчик Маргары, называвшей его королем, он очень тяжело пережил, когда эта женщина ушла от нас. В подростковом возрасте он примкнул к одной странной секте и поселился жить в общине в глуши на севере страны. До нас доходили слухи, что там путешествуют в другие миры с помощью галлюциногенных грибов, проводят время в постыдных оргиях и промывают мозги молодым людям, превращая их в рабов руководителей секты; я не знаю правда это или нет, поскольку те, кто прошел через такое, никогда потом не говорят на эту тему, но этот опыт оставляет на них неизгладимый след. Мой брат ушел из семьи, порвал все связи и укрылся под покровительством, которое, однако, не защитило его от лишений и неопределенности жизни. Прошло немного времени, и он женился, затем развелся, и продолжил повторять это упражнение с одними и теми же женщинами, у него есть дети, он большей частью живет за границей, и я сомневаюсь, что он вернется в Чили. Я мало что могу сказать о нем, потому что я его не знаю; он для меня загадка, такая же, как и мой отец. Хуан родился с редким даром вызывать симпатию у окружающих; даже сейчас, будучи уважаемым педагогом на вершине своей карьеры, он заставляет любить себя, никак не требуя этого. В детстве он был похож на херувима с ямочками на щеках и выражением беспомощности, способным тронуть самые жестокие сердца, сообразительный, умный и низкорослый, с рождения многочисленные пороки в его организме замедлили физическое развитие и обрекли на слабое здоровье. Мы считаем его мозгом в нашей семье, настоящим мудрецом. В пятилетнем возрасте он читал наизусть длинные стихи и мог сразу сказать, сколько будет сдачи с одного песо за три конфеты по восемь центов. У него два диплома магистра и степень доктора философии в университетах Соединенных Штатов и в настоящее время он собирается получить степень в теологии. Он был профессором политологии, агностиком и марксистом, но после духовного кризиса он решил искать у Бога ответа на проблемы человечества, бросил свою профессию и посвятил себя религии.

Согласно существующим канонам, он не может стать католическим священником, поскольку он женат, и поэтому он решил стать проповедником методистской церкви, что первоначально вызвало сильное недоумение у моей матери, которая мало разбирается в религии и для нее было большим расстройством, что гордость нашей семьи занимается пением церковных гимнов под гитару на общественной площади. Такие внезапные обращения не редкость у нас в роду, у меня много мистических родственников. Я не представляю, как мой брат будет проповедовать с кафедры, потому что никто не поймет его поучительных проповедей, тем более по-английски, но он будет замечательным профессором богословия. Когда он узнал, что ты больна, он бросил все, сел на первый самолет и прилетел в Мадрид, чтобы поддержать меня.Мы должны надеяться, что Паула выздоровеет, повторяет он мне до изнеможения.