Страница 7 из 19
К воротам подъехала карета, вызвав собою замешательство у часовых. Карета выглядела просто, без гербов, и не имела конного эскорта. Однако воин, сидевший подле возницы, предъявил стражникам бумагу. Увидав ее, часовые вытянулись по струнке. Экипаж въехал на винтовой подъем. При помощи той же бумаги он проник в средний двор, а затем — верхний. Лишь тут он открыл двери и выпустил из кабины трех человек. Один носил шубу и шапку, его лицо терялось в мехах, и выдавался только острый нос. Другой, одетый в темное, следил за каждым жестом обладателя шубы — очевидно, выполняя обязанности его секретаря или адъютанта. А третий был самым приметным из гостей. Вся фигура его, осанка, манера движения, посадка головы выдавали суровую, бестрепетную силу. Его вооружение составляли меч и дага; поверх теплого мехового дублета мужчина носил двуцветный плащ — смесь крови и смолы.
Признав в этом человеке главного (или самого опасного), начальник караула обратился к нему. Джереми приподнял фрамугу и услышал, как меченосный гость отрекомендовался:
— Гаррет Аманда Джина рода Агаты, генерал-полковник Стэтхем. С личным поручением ее величества.
Джереми не просто увлекался военной стратегией, а веровал в нее, как другие — в религию. Он не мог не узнать имени: ведь это Стэтхем наголову разбил искровую армию Короны! Правда, действовал он по плану Ориджина.
— Каково поручение, милорд? — уточнил начальник караула.
Воин, сидевший подле возницы, спрыгнул наземь и предъявил бумагу караульному офицеру. Стэтхем счел нужным сказать вслух:
— Имеем пакет для приарха. Хотим видеть заложников, что содержатся здесь.
— Я передам пакет, милорд, и доложу его светлости.
— Нет, офицер. Вы сейчас же приведете к нам заложников.
— Я не имею права, милорд. Приказано никого не впускать к ним.
— Приказано кем-то, более важным, чем владычица?
— Нет, милорд, но…
Стэтхем отвернулся и зашагал к гостевому дому, как-то угадав, что именно там и находятся внуки Фарвея. Часовые у дверей преградили ему дорогу, а начальник караула подоспел с двумя другими стражниками.
— Милорд, остановитесь!
Стэтхем уведомил его:
— Офицер, вы отнимаете мое время. Через восемь секунд задержка станет оскорбительной. Один. Два…
Караульный опешил.
— Вы не можете, милорд. Так нельзя! Нужно доложить его светлости!..
— Шесть. Семь. Восемь, — окончил счет генерал. — Вы унизили меня ожиданием. Я вызываю вас, офицер. Назовите свое имя и титул.
Рука северного генерала легла на эфес. Офицер сообразил: его голова имеет все шансы расстаться с телом, едва имя будет названо, как требует дуэльный кодекс.
— Не имеете права!
Офицер попятился в тыл, за спины солдат. Но те слаженно выполнили маневр и очутились на флангах, а в центре остался один офицер — лицом к лицу со Стэтхемом.
— Сударь, ваше имя.
— П… приношу извинения, милорд. Я н… не хотел вас унизить. Заложники будут незамедлительно.
Генерал вошел в гостевой дом, бросив офицеру:
— Хочу чаю.
Теперь северянин восседал за чайным столом, небрежно положив перед собою меч. Лаура едва заметила его и с возгласом радости бросилась к другому гостю. Остроносый господин в мехах, прибывший в карете Стэтхема, — то был ее отец, лорд Финли Фарвей.
Отец Лауры — очень добрый. По крайней мере, когда Лаура ведет себя хорошо. Отец редко кричит на нее, а если кричит — потом обязательно дарит подарки. При встрече он говорит: «Моя девочка», и позволяет себя обнять.
— Мой храбрый Джереми! Моя принцесса! — отец поднялся им навстречу, пожал руку сыну, дался дочке для объятий. Он был жарок, но шубу почему-то не снимал. — Бедные деточки, как же вам живется?
Конечно, никто из детей не рискнул жаловаться при постороннем человеке.
— Мы полны сил, отец! — браво отчеканил Джереми. — Наше здоровье крепко!
— В замке Эвергард очень красиво, — сказала Лаура, — я восхищаюсь архитектурой и мозаиками.
Отец наморщил лицо, силясь сдержать скорбные чувства.
— Мои дорогие, вы не должны стесняться нашего гостя. Он знает, в каком вы положении, говорите без утайки. Но… не забывайте о вежливости.
Лаура зарделась и сделала реверанс перед гостем.
— Простите нас, милорд. Радость встречи с отцом толкнула на бестактность. К вашим услугам леди Лаура Фарвей рода Агаты.
— И лорд Джереми Фарвей того же рода, — поклонился брат.
Северянин кивнул в ответ и назвал себя. Джереми вскричал, как счастлив познакомиться с одним из лучших полководцев современности. Стэтхем оборвал его взмахом руки:
— Довольно. Как с вами обращаются?
Лаура покосилась на отца, тот наклонил голову:
— Ничего не скрывайте, милые мои. Мы полностью искренни с нашими союзниками!
— Мы заперты в верхнем дворе, — сказал Джереми. — Никогда не выходим за ворота, не передвигаемся без надзора, не можем слать писем. Нас держат пленниками!
— Милорд, мы видели, как женщину сожгли заживо, — с дрожью добавила Лаура. — Сказали, она — еретичка. Наверное, нас нарочно привезли во время казни, чтобы запугать.
Генерал нахмурился:
— Что за женщина?
— Мы не знаем, милорд. Несчастная, которая чем-то не угодила приарху. Я убежден, что вера здесь не причем, а причиной одна политика.
Это сказал Джереми, Лаура не посмела бы заявить, что еретичка не нарушала законов веры.
— А вы сами подвергались мучениям? — спросил Стэтхем.
— Нас постоянно запугивали, — выдавил Джереми мужественно, как бы стыдясь признаться. — Грозили отдать церковному суду, сгноить в монастыре, послать на костер.
Лаура не стала лгать, как брат. Леди может соврать, чтобы обелить кого-нибудь, но чернить с помощью лжи — это нехорошо.
— Мы хлебнули страху, милорд, но содержали нас достойно. Вкусно кормили, водили на прогулки, давали читать книги.
Отец скривился:
— Бедная девочка, ты так напугана, что даже не можешь сказать честно! Милорд, вы сами видите, как худы и бледны несчастные дети!
— А давно вы здесь? — спросил Стэтхем у Лауры.
Отец простонал с болью в голосе:
— Месяц я не видел своих…
Северянин хлопнул по столу.
— Лорд Финли, пускай ответит юная леди.
Лаура успела понять, чего хочет отец. Сказала мысленно: «Прости меня за ложь, Светлая Агата. Я хорошая и выполняю приказ отца».
— Месяц, милорд. Почти от самого Дня Сошествия.
— Разве вы не были в плену у Адриана?
— Сперва… — встрял отец.
— Лорд Финли! — оборвал Стэтхем.
Но Джереми уже уловил мысль: