Берег тысячи зеркал

Не знаю… Но собираюсь узнать прямо сейчас. Собираюсь поступить, как проклятая эгоистка, потому что хочу жить. Господи, как же я хочу жить опять. Чувствовать, любить, тонуть в страсти, получать удовольствие от каждой минуты. Хочу… Но могу ли? Можно ли стать такой жадной, неблагодарной, но настоящей всего на одну ночь?

Горячая слеза бежит по лицу, обжигая кожу. Сан пристально следит за ней, а заглянув в глаза, снова привязывает к себе.

— Зачем ты пришла сюда? — холодно шепчет. Смотрю на его губы, а все, что хочу — согреть своими, как тогда. — Что ты задумала? — Сжимает плечи крепче, заглядывает в глаза, и снова чеканит, наклоняясь ближе, — Отвечай, Вера? Что ты задумала? — Встряхнув, Сан пытается привести меня в чувство.

Знаю, что хочет помочь. Понимаю, почему он напуган. Вижу, что я не безразлична ему по-настоящему. Вижу, что не игра это, не обман, ради забавы. Знаю, что хочет меня, так же, как и я его. Этого не скрыть, не утаить. Этим, кажется, пропитан даже воздух вокруг нас.

Беда в том, что это обман, а он лишь способ, чтобы обмануться и не умереть от боли.

— Ты можешь… — шепчу, едва слышно. Не знаю, как он отнесется к подобному. Страшно представить, что и он посчитает меня легкодоступной, или легкомысленной. — Можешь ничего не спрашивать сейчас?

Едва ли, я могу уловить то, как воздух наполняет вакуум в груди. Все, что было минуту назад, как в тумане, взрывается яркой вспышкой, когда губы Сана накрывают мои. Он холодно лишает воли, почти грубо подчиняет, а углубляя поцелуй, прячет в объятиях, закрывая собой реальность.

И дождь уже не дождь. И я уже не я.

Не целовал меня никто так: надрывно, неистово и нетерпеливо. Не прикасался с такой силой, не поднимал чувства, от которых не сбежать. Вот почему я посчитала это предательством с самого начала. Его поцелуй был и есть настоящим… В его прикосновениях не было фальши, Сан не пытался "снять" меня на одну ночь, не переходил границы. Он просто делал то, что чувствовал и хотел. Искренне…

Как делает и сейчас, погружая пальцы в мои промокшие волосы и сжимая их. Он так сладко ласкает языком рот, что немеют ноги. По телу бежит волна тепла, я тону в удовольствии, и наслаждаюсь этим. Воздух вырывается из наших губ, мы пьем дождь, и дышим друг другом.

Лихорадка, как забвение, разгорается сокрушительно, а возбуждение почти осязаемо. Кажется, от одного его прикосновения, я лишаюсь здравомыслия напрочь, в голове рисуя яркие картины продолжения.

Теряю последние остатки стыда, и забываю, кто я. Алчно и жестоко вычеркиваю себя из своей же жизни. Противно думать о себе той. О той, кем была еще минуту назад. Она ничтожество, которое с легкостью можно заставить "болеть" столько лет, а потом просто отказаться.

Пусть так.

Сейчас у меня нет имени, нет прошлого, нет ничего, что могло бы помешать пить дождь с губ мужчины, пить его дыхание, отдавать себя без остатка. Каждой клеткой жажду наслаждения, которое сметет все границы. Я вижу его в темноте, черной и сверкающей бездне напротив. Этот мужчина сотрет меня, лишит имени, лишит боли, позволит думать, что вот так можно. Можно бесстыдно хотеть жарких ласк, проваливаясь в омут из сильных прикосновений. Пусть всего раз. Пусть всего на одну ночь, но я уже не остановлюсь. Не могу, ведь, даже пока снимает пиджак, — не отпускает, не отрывается от губ. Жадно ласкает, глубже толкаясь языком в рот, а накрыв пиджаком плечи, тянет к себе, прижимает к груди, и прячет в своих руках.

Цепляюсь за промокшую рубашку, пальцами чувствую стальные мышцы под ней. Сжимаю ткань, и дрожу от дикого желания дотронуться к его обнаженному телу. Я совершенно крохотная в его руках, в его объятиях, рядом с ним. Это так чертовски хорошо. Так приятно ощущать силу, подчинятся ей, чувствовать, как она давит и пробуждает все инстинкты. Хочу увидеть эту мощь полностью.

Во мне просыпается женщина. Настоящая, жаждущая страсти, изнемогающая от тоски.

Я веду вдоль его лица взглядом с такой поволокой, что самой стыдно. С жаром отвечаю на каждый поцелуй, на каждое прикосновение, а его выдох, пью, как собственный вдох. Закрываю глаза от волны сладкой истомы. Не вижу ничего, не замечаю ни ветра, ни дождя. Слышу только его дыхание. Господи, как от него пахнет. Сан чертовски горячо дышит в мой рот. Хрипло, надрывно и рокочуще, — по-мужски сильно. Каждый звук отзывается в теле. Каждый его хриплый выдох бьет ярким возбуждением. Он тысячей покалываний проникает под кожу, разгоняет кровь, заставляет сердце бешено биться в груди, а плоть сладко сжиматься. Я хочу его. Кажется, я сойду с ума только от его жаркого дыхания у шеи, и от каждого жалящего поцелуя на ней, на скулах, щеках, и наконец, опять на губах.

Разорвав поцелуй, Сан обхватывает мое лицо, заглядывает в глаза так, будто ждет, что оттолкну, не позволю, или прогоню. Смешно. Я вся дрожу от возбуждения, и не опомнюсь точно. Тело отзывается на него так ярко, что становится жарко. Я горю снаружи и внутри. Грудь давно изнывает, а соприкасаясь с мокрой тканью, жалит до зуда на коже.

Делаю глубокий вдох и сама тянусь к губам Сана, руками обвиваю массивную шею, привстаю на носочки и жадно целую. Нагло и смело повисаю на нем, чувствуя эйфорию в груди. Там все трепещет, а сердце колотится в горле от эмоций, которые вернулись, как лавина.

Мир становится целостным, а происходящее — правильным. Оно обретает смысл.

Ведь, от судьбы не сбежать…

Она в глазах мужчины, который вносит меня на руках в темноту. Я даже не знаю, где мы. А имеет ли это смысл, после бешеных прикосновений губ, обжигающих каждый сантиметр кожи? Я уже не знаю, от чего изнемогаю больше: от них, или от того, что промокла до нитки. Промокла не под дождем, а в руках Сана. Господи, я даже не помню, когда чувствовала такое сильное возбуждение. От него подкашиваются колени, кружится голова и ноет все тело. Впервые не могу выровнять дыхание, перевести его, и успокоиться.

Хриплый шепот на корейском касается мочки уха, вызывая жаркий зуд на коже. Не знаю, что Сан говорит, но это звучит чертовски сексуально. Интимно. Наверное, скажи он любую тарабарщину вот таким голосом, она подействует так же волнующе. Заставит самые крохотные волоски на теле подняться дыбом от возбуждения и удовольствия. Вызовет яркий спазм, наполняя меня влагой.

Мокрая… Я так давно не была мокрая от желания. И мне плевать, как это звучит. Хочу быть такой.

Его пиджак, грудой, падает на пол. Сан ведет рукой вдоль молнии на платье, а подобравшись к бегунку, замирает. Густо выдыхает в волосы, а следом плавно и гулко вдыхает их запах.

Сотрясаясь от возбуждения, отзываюсь на мужскую близость, как в первый раз. Наверное, выгляжу неопытной дурой. Но я такая и есть. В моей жизни был всего один мужчина. Потому вряд ли я смогу удивить. Что если он ожидает чего-то? Может у них это иначе? Не так… Господи, о чем я думаю? Собственные мысли обескураживают, но исчезают, как только полумрак номера становится отчетливым.

Звук движения бегунка вниз, простреливает во всем теле. Он будоражит, а от прикосновения пальцев Сана к спине, рождается горячий озноб. Как же медленно он снимает эту проклятую тряпку. Стиснув зубы, едва сдерживаюсь, чтобы не застонать в голос. Откидываю голову назад, подставляя шею под новый поток плавных и медленных поцелуев. Они плавят кожу, плавят меня, раздевают по-настоящему, обнажают, лишая любого сопротивления.

Платье, быстро сползая под натиском мужских ладоней, наконец-то, падает.

Только бы не выдать насколько изголодалась по таким чувствам, иначе сгорю со стыда. Но я и так горю, когда слышу, как в горле поднимается хриплый стон. Он вырывается протяжно, надсадно, а я не узнаю себя, замечая с каким взглядом Сан осматривает мое тело.

Кто я? Просто женщина, а напротив просто мужчина. И это чертовски правильно.

Задыхаюсь воздухом, руки сами обхватывают мужские плечи, взгляд немедленно находит глаза напротив, а дыхания смешиваются в одно на двоих.

В этот раз Сан не целует, а обрушивается на губы. Обхватывает пальцами лицо, сжимает, и тянет на себя. Другой рукой проводит вдоль спины, а я гулко выдыхаю от истомы. Как же приятно, как нежно, и как ласково его пальцы двигаются по коже, задевают белье, но не трогают его. Я не понимаю, почему Сан медлит. Дразнит намеренно, безжалостно лишая последних остатков здравомыслия.