Вастум

Для гостей очень кстати имелась бесплатная парковка. Аванс оказался щедрым, но Глеб по-прежнему сомневался, что доведёт дело до конца. А стоянка в этой части города стоила шестнадцать рублей в час, не кот начхал. Пока автопилот неторопливо въезжал на территорию «Вастума», Пёстельбергер поправил галстук, глядя в зеркало заднего вида, и приготовил кейс с аппаратурой. Задумался, стоит ли брать гель, скрывающий отпечатки пальцев, и хайд-хэд – миниатюрное и не вполне легитимное устройство для защиты от камер наблюдения.

Хайд-хэды делились на два типа. Те, что подешевле, создавали вокруг носителя кокон, остававшийся на записи. Они подходили для уличных камер, за которыми не следила живая охрана. Но Пёстельбергер разорился на второй тип, подороже и похитрей. На первый взгляд, он оставлял голову и тело нетронутыми. А на самом деле маскировал носителя кусками случайных лиц, подменяя то губы, то нос, то глаза. Операторы-люди не замечали подвоха, а нейросети послушно прогоняли фальшивые параметры через базу, раз за разом выдавая новый результат. Конечно, программа распознавания учитывала не только форму подбородка, но и походку, и присущие человеку жесты. Но Глеб по привычке, доведённой до автоматизма, менял и то, и другое, едва лёгкая вибрация давала знать, что хайд-хэд подключён.

Автопилот доложил об успешном прибытии на место назначения и заглушил мотор. Пёстельбергер так и не пришёл ни к какому решению насчёт маскировки. С одной стороны, чем меньше Большой Брат знал о его перемещениях, тем лучше. С другой, не стоило давать вражеским адвокатам пространство для манёвра. А если придется подтверждать своё присутствие на месте съёмки? Без годных для экспертизы записей с камер сделать это будет непросто, придётся вызывать свидетелей. Подобные процессы могут тянуться и полгода, и год, где этих свидетелей потом искать? Да ещё таких, чтобы не стыдно было предъявить на суде?

Победила осторожность. Повторно всё обдумав, Глеб выдавил полоску геля на ладонь. Потёр руки, размазывая пахнущую лекарствами плёнку. Активировал и прилепил холодную плату хайд-хэда на ноющий от недосыпа висок. Взял с соседнего сидения тяжёлый кейс и покинул автомобиль, двинувшись в сторону служебного входа.

Подкупленный Каньей администратор походил на усталую черепаху: сутулый, носатый, с большими блёклыми глазами и худой кадыкастой шеей, покрытой щетиной. В центре бритого черепа сияла пластина. То ли для красоты, то ли скрывала следы неудачного хирургического вмешательства. Скорее второе: говорил администратор так же медленно, как и двигался, периодически подвисая в середине фразы. Предусмотрительная Канья была права – такого свидетеля сожрал бы даже второкурсник с юрфака, не то что матёрые акулы «РобоТеха».

– Пошли, что ли, пока не… Хотя, номер на всю ночь заказан, редко кто… торопится. И вовремя… Мы ж, мля, не почта.

Вслед за еле плетущимся провожатым Глеб прошёл по длинному, плохо освещённому коридору. Поднялся по лестнице, свернул направо, преодолел очередной пролёт. Потолки в здании были ого-го, метра четыре. Следующий коридор вывел в холл на втором этаже, откуда они попали в просторный многолюдный зал, где по ушам била музыка, неприятно отдаваясь басами в животе. Посетители выпивали, болтали и веселились, между столиков сновали живые официантки, а на подиумах и в подвешенных под потолком клетках танцевали кибернетические стриптизёрши.

Краем уха Пёстельбергер слышал, что на факультет промышленного робо-дизайна было не пробиться из-за дикого конкурса, чуть ли не в тысячу человек на место. Но, глядя на странных существ, дёргающихся в такт музыке, верилось в это с трудом. Проще было представить, как по городу курсирует грузовичок с эмблемой университета и собирает поехавших кукушкой бродяг. А потом вываливает их, трясущихся, бормочущих, грозящих неведомо кому кулаком, посреди учебной аудитории…

Администратор принялся протискиваться сквозь толпу. Глеб поморщился, но двинулся следом – от шумного сборища воняло потом, алкоголем и синтетической травкой. А ещё почему-то бензином, хотя в Петербурге почти все машины ездили на электричестве. Может, служащие монстров своих протирали, чёрт его знает.

Увернувшись от хохочущего мужика со стаканом в руках, Глеб выбрался на относительно свободный пятачок и поднял голову, рассматривая ближайшую клетку. Внутри танцевал кибер с глянцево-чёрным, словно облитым нефтью, женским телом и головой буйвола с длинными изогнутыми рогами. Острые груди чудища оттягивали металлические кольца, руки и ноги оканчивались раздвоенными копытами, вместо позвонков из спины торчали шипы.

– И что, это серьёзно кого-то заводит? – Вопрос потонул в беспорядочном галдеже.

– А?..

– Чего, говорю, монстров развесили? Какая-то сраная кунсткамера, а не бордель.

– Если хочешь трахнуть обычную бабу, так проще трахнуть обычную бабу. Зачем тебе кибер?

– Разумно… – пробормотал Глеб, протискиваясь плечом вперёд и подтягивая за собой громоздкий кейс.

– Чего? – не расслышал лавирующий на шаг впереди администратор.

– Больные вы извращенцы, вот чего…

– Не без этого, – согласился провожатый, наконец-то сумев вывести спутника из мешанины пьяных тел в неприметный боковой коридор. Пропустил Глеба вперёд, закрыл за собой дверь с электронным замком.

Громкую музыку как отрезало. В третьем по счету коридоре было тихо, работал кондиционер. Пол по всей длине выстилал ковёр с высоким ворсом, приглушавшим шаги. Справа и слева тянулись двери номеров, разделённые приличным расстоянием – стоимость услуг в «Вастуме» позволяла не экономить на площадях. И на декоре – все двери были разными. Наверное, перекликались оформлением с тем, что ожидало любителей механической клубнички внутри.

Администратор провёл Глеба мимо розовых створок в завитушках, словно оторванных от гигантского кукольного замка. Мимо роскошной панели из лакированного дерева с выжженной пентаграммой, мимо раздвижных дверей в японском стиле. На вид они были собраны из тонких штакетин и промасленной бумаги, но, когда Глеб из любопытства погладил деревяшку рукой, то ощутил незнакомый, похожий на стекло материал.

– Двери пуленепробиваемые, выдержат… хоть взрыв гранаты, – пояснил провожатый, заметив мимолетный жест. – Мы того… за безопасность… ну и всякое такое…

Остановился администратор напротив следующей двери – замызганной рольставни, исписанной похабщиной и матюгами. Почётное место в центре занимал нарисованный баллончиком пенис с торчащими волосками.

– Один из самых дорогих. Снят… на всю ночь. Поднеси карточку к обезьяне… откроется там… – администратор закашлялся и вытер рот кулаком. – Мля… Лёгкие скоро выплюну… Можешь того… схорониться, только смотри… стены не обкончай. И изоляции между комнатой и нишей особо нет, так что веди себя… эта… тихо.

Противно осклабившись, провожатый вручил детективу блестящий прямоугольник электронного ключа и ушёл.

Один из самых дорогих номеров «Вастума» выглядел совсем не так, как ожидалось. Освещение в нём было замаскировано под свет уличных фонарей и вывесок («Продукты», «Прачечная», «Шиномонтаж», какая-то забегаловка с выгнутой из неоновых трубок перекошенной рюмкой), а сами апартаменты представляли собой кусок городского гетто. Глеб прошёлся туда-сюда, с удивлением разглядывая сваленные горой мусорные мешки, стены из бурого от въевшийся грязи кирпича и угрюмые проёмы выбитых окон. Едва не запнулся – из кучи щебня посреди тротуара торчали обрезки труб и скрученная проволока.

Реализм обстановки зашкаливал. Казалось, вместо потолка над головой раскинулось чёрное беззвёздное небо. Нагнетаемый скрытыми пушками ветер, с шелестом гонявший окурки и сухую листву, приносил с собой гнетущие звуки полицейской сирены. Где-то там, словно бы вдалеке, играло радио, проезжали автомобили. Сымитированы были даже запахи: недавнего дождя, мокрого асфальта, разлитого пива, подгнивших овощей.

Глеб скорчил недовольную физиономию, увидев, что из себя представляла «кровать» в элитных апартаментах – брошенный на пол матрас, изгвазданный рыжеватыми пятнами. Рядом валялся использованный презерватив. «И за это – вот за это! – люди отваливают такие деньги? – Глеб случайно наступил в натёкшую из мусорного пакета лужу и брезгливо вытер подошву об асфальт. – Да езжайте на любую окраину и трахайтесь на заблёванном тротуаре сколько душе угодно!»