Страница 22 из 26
Налетевший ветер взметнул полу моего плаща, раскачал вывеску-ножницы на углу ателье и сорвал шляпку у одной из девушек. Они обернулись, все четверо, — и бросились ее ловить. Я застыл, поймав взгляд Тины.
Она действительно очень похорошела за эти годы. «От кавалеров, наверное, отбоя нет», — мелькнула странная мысль. Странная, потому что для меня Тина оставалась тем же угловатым подростком, младшей сестрой, которую нужно защищать.
Не отрывая от меня взгляд, она выронила завернутые в коричневую бумагу покупки — по тротуару покатились нитки, пуговицы, какие-то крючки. И направилась ко мне, сначала несмело, словно сомневаясь, совсем забыв о подругах. А потом быстрее — и я уже не мог отвернуться и уйти, хотя знал, как это ее ранит.
Она бросилась мне на шею, а я ее обнял — иначе мы оба упали бы на тротуар. Да, Тина определенно за это время поправилась.
Мимо шли элегантно одетые дамы с кавалерами в темно-синем — цвет торговцев. Ори выглядывал из кареты и что-то говорил кучеру… Ветер мотал вывеску, и та опасно скрипела…
— Элвин? Это правда ты? Это же ты? — шептала Тина, обнимая меня. От нее по-взрослому пахло цветами — ландышами. И все так же — маминой выпечкой и красками. — Скажи что-нибудь! Скажи, пожалуйста! Скажи, что это ты…
— Это я.
— Тина? — Ее подруга с футляром — наверное, самая смелая — подошла и, хмуро глядя на меня, поинтересовалась: — Кто это?
Она видела молодого аристократа и Тину, бросившуюся ему на шею. Что она могла подумать?
— Он нашелся! — выдохнула сестра, оборачиваясь. По ее щекам текли слезы — Тина всегда была жуткой плаксой. — Мой бра…
Я успел зажать ей рот раньше, чем она договорила. И спокойно улыбнулся девушке. Я привык спокойно улыбаться в любых ситуациях.
— О, мы всего лишь друзья. — У меня получилось даже скопировать характерный капризный тон аристократа. Как же долго я среди них жил! — Мне захотелось увидеться. Тина, дорогая, вы разрешите довезти вас до дома?
Она поймала мой взгляд и задрожала.
— Да… Мия… О, спасибо! — Мия отдала ей промокшие свертки. — Д-до завтра!
Я увлек сестру к карете, пока ее подруги, хмурясь, глядели нам вслед. И даже не сразу заметил, что Ори пересел к кучеру, оставив нас одних. Не ожидал от него такой тактичности.
— Элвин, что… что случилось? — Стоило дверце захлопнуться, вопросы посыпались из Тины градом: — Ты пропал так… Куда ты пропал⁈ Два года, Эл, два года от тебя ни весточки! Мама сказала, ты уехал… Ты сказал ей, но не мне, да? Куда ты уехал? Эл, ну скажи же!
Я по привычке подался вперед и прижал ладонь к ее лбу. Температуры не было.
— Тина, как ты себя чувствуешь?
— Я? Я как себя чувствую⁈ Ты не можешь вот так появиться и… — Она поймала мой взгляд и выдохнула: — Хорошо. Я не умираю больше, видишь? Успокойся.
Я откинулся на спинку сиденья и выдохнул:
— Ты поступила в художественную школу?
— Я поступила… Да! В колледж, у меня стипендия. Эл, почему ты на меня так смотришь? Что с тобой? Почему ты такой… холодный? Обними меня хотя бы!
Я не мог, я больше не имел на это права.
— Твои подруги подумают, что ты путаешься с аристократом, — сказал я вместо этого. — Прости меня.
— Да бог с ними! Эл, где ты был? Чья… чья это карета?
Я закрыл на мгновение глаза.
— Тина, у меня мало времени. Скажи, с мамой все в порядке?
— Да! Хотя она и выплакала все глаза, когда ты ушел. Как ты мог!.. — Она оборвала себя и уже тише ответила: — Она больше не шьет. Очень плохо видит. Но нам теперь и не нужно, потому что… Эл, я же твоя сестра. Скажи, откуда?..
Я стиснул зубы. Не хотел, чтобы она знала.
Но она сказала:
— Эта карета… твоей госпожи, да?
Я вздрогнул, и она неловко улыбнулась:
— Мать не говорила, ты же… ты же и ей не сказал, да? Но я же не дура. Откуда еще такие деньги?
Я отвернулся к окну. Я так мечтал увидеть ее… А сейчас больше всего на свете хотел исчезнуть.
Она заслуживает большего, чем брата-содержанца. В какое положение я ее поставил? Думаю только о себе!
— Прости.
— Прости? — повторила она. — Элвин, за что ты извиняешься? Ты что, стыдишься? Ты… — Я вздрогнул, когда она обняла меня снова. — Ты неисправимый… глупец! Посмотри на меня.
Я послушался. Я мог бы смотреть на нее вечно — такую здоровую, счастливую, настоящую. Наконец-то не на фотографии.
Но карета остановилась.
— Наш дом, — выдохнула Тина. — Эл, ты же… ты же выйдешь к маме?
— У меня мало времени, — повторил я.
— И ты снова исчезнешь на годы?
Она сама открыла дверцу, хотя стоило бы мне или лакею. А потом потянула меня наружу, к вышедшей на крыльцо матери.
Я не смог заставить себя остаться в карете.
Мама щурилась, в ее волосах прибавилось седых прядей. И она все еще носила белые полосы траура на щеках. Я невольно спросил, не по мне ли.
— Конечно, не по тебе, — тихо ответила она, обняв меня. — Естественно, я знала, где ты. Скажи, с тобой хорошо обращаются?
Я только кивнул. Она всегда была сдержанной, всегда казалась спокойной. Раньше я мог лишь предполагать, чего ей это стоит. Теперь я знал.
Она хотела пригласить в дом и Ори с кучером, но я солгал, что нас ждет госпожа. Я не мог оставаться надолго. Потом слишком сложно будет уходить.
Мама кивнула, как будто поняла.
Конечно, она умело распорядилась деньгами. Я всюду видел тому подтверждение: жили они с сестрой небогато, но хорошо. Добротный дом, пять комнат, садик и даже мастерская для Тины. Ярко горел камин, значит, деньги на уголь у них были.
Тина похвасталась, что ей уже делают заказы, и сунула мне свой альбом с эскизами: «Посмотри, как я теперь умею!»
Я же смотрел вокруг и чувствовал, что этот дом не мой. Я больше не часть их жизни. Не стоило мне приезжать.
Тина рисовала портреты. Ее альбом был полон набросков людей, разных: ее подруг, наверняка случайных прохожих, девочек, заглядывающих в окно кафе; дам, делающих заказ портнихе…
С последнего листа на меня посмотрела Шериада. В эскизе Тины она казалась старше, была одета как работница на фабрике — в дешевом пальто, вязаной шапке, ботинках вместо сапог. И взгляд — задумчивый, грустный.
— Тина, ты ее знаешь? — быстро спросил я.
Сестра склонилась над рисунком.
— Это? Хм… Ну да, вчера ее видела. Колоритная внешность, правда? Она спросила дорогу до библиотеки. А что?