Страница 23 из 132
Я покачал головой. Сердце кольнуло нехорошее предчувствие. Конечно, принцесса видела мою семью хотя бы на той фотографии, как это от нее скроешь? Но мне в голову не могло прийти, что она лично… Может, просто кто-то похожий?
— У нее был странный голос, — добавила Тина. — Я запомнила, потому что он действительно звучал так… Словно она не говорит, а поет. И акцент такой… Из провинции, наверное.
Я обратил внимание, что принцесса на портрете была без перчаток. Узкие, красивой формы руки с длинными музыкальными пальцами — их Тина нарисовала особенно тщательно. Их, лицо и выбившуюся из-под шапки черную прядь.
— Руки, да, — кивнула сестра, заметив мой взгляд. — Я хорошо их рассмотрела, потому что она поскользнулась, а я ее поддержала. Она, знаешь, схватилась за меня неудачно — за лицо. Меня от ее прикосновения буквально обожгло. Ох, Эл, я такая впечатлительная! А что? Ты ее знаешь?
— Нет.
Мама обняла меня напоследок. Прежде чем сунуть мне пирог, завернутый в промасленную бумагу.
— Не отказывайся. И пообещай нам писать. — А потом шепнула, снова обняв: — Это твой дом. Не забывай.
— Нет, — пробормотал я.
— Да. Всегда.
Тина тоже сунула мне маленький сверток.
— Потом открой. Я мечтала отдать это тебе, когда ты вернешься.
— Я не вернулся.
— Разве?
Это все-таки было больно — уходить. Они стояли на пороге, глядя мне вслед; я расцеловал обеих на прощание. Слезы горчили на губах.
«Не оборачивайся», — думал я. Я и не обернулся. Но меня словно толкнуло что-то, и вспомнился портрет принцессы, написанный Тиной. Что сделает с ними Шериада, если я ее огорчу? Словно по наитию — со мной такое бывало — я остановился и мысленно пожелал: «Пусть все у вас будет хорошо. Сказочно хорошо, очень удачно». Внутри будто струна натянулась, а перед глазами поплыли пятна. Мне почудилось, будто их дом накрывает сфера золотого света, а затем мигает и гаснет, но не исчезает, а будто становится невидимой.
А мне вдруг сделалось очень тяжело: голова закружилась, к горлу подкатила тошнота. Я дошел до кареты, кое-как забрался внутрь и там потерял сознание.
Сроду со мной обмороков не случалось.
В себя я пришел уже в поместье, на той роскошной кровати, якобы в моей комнате. Надо мной склонялся дворецкий с чашкой бульона, и бледный до синевы Ори маячил у него за спиной.
— Видите, господин. Вам следовало поесть, особенно если собирались колдовать. Зачем вы так? — сказал дворецкий.
Сил спорить не было.
На следующий день я от слабости не смог подняться с постели. Было страшно, что госпожа придет и увидит меня таким. Впрочем, и бояться я быстро устал.
Так прошла вся неделя. Меня очень плотно кормили, практически насильно. Если я пил бульон, то он обязательно был наваристый и густой, а мясо — его мне теперь подавали на завтрак, обед и ужин — непременно сочилось кровью.
— Может, врача? — несмело предложил как-то Ори.
Ответил дворецкий, ухаживавший за мной, как заботливая сиделка:
— Не поможет, и ты это отлично знаешь. Магическое истощение излечит только другой волшебник.
Удивляться сил не осталось. Может, оно и к лучшему: когда не спал, я читал книги принцессы. Они были даже интересными, если воспринимать их как сказку. А чем еще они могли быть?
В свертке Тины оказался мой портрет. На нем я изображен таким, каким был два года назад. Тогда я улыбался искренне и в моих глазах отражалась уверенность.
Сейчас же я попросил Ори принести мне зеркало, посмотрел — и положил портрет на прикроватную тумбочку. Теперь в моих глазах была только усталость.
Если принцесса за мной и наблюдала, ей, наверное, было дико скучно.
Она явилась ровно через неделю, час в час — в пять вечера. Конечно же, нашла меня в постели. Я думал, она расстроится: ведь ее дорогое приобретение уже сломалось.
Ха, расстроится! Ее аж перекосило.
— Как? — Она не кричала, но ее голос вмиг наполнил комнату, и задрожали даже стекла. — Я оставила тебя на неделю. Всего на неделю! Как ты умудрился высушить себя подчистую? — Она обернулась на Ори, замершего у стены: — Я же просила!
Ори немедленно рухнул на колени. Я опешил.
— Госпожа, его-то вины здесь нет, — вырвалось у меня.
Как и моей, но кого это волнует.
— Неужели? — Голос Шериады сочился теперь, как горький яд.
Бедный Ори продолжал стоять на коленях и со страхом ждать своего наказания, а я вспомнил слова принцессы: «Ты не хочешь меня злить». Что она сделает? Слуги ее явно боятся.
— Миледи, господин отказывался от еды, что нам было делать? — К Ори прошел дворецкий и встал рядом, словно защищая.
— Отказы… — Принцесса оглянулась на меня. И, судя по интонации, выругалась все на том же незнакомом мне языке.
«Сейчас я узнаю, как тут наказывают», — лениво думал я. Мне очень хотелось спать. Я смотрел на принцессу, а в голове звучало: «Ну давай, удиви меня».
Принцесса вздохнула. И сразу как будто сделалась меньше, перестала быть такой зловещей.
— Ори, встань ради всех богов. Я не сержусь.
Он поднялся, осторожно посматривая на нее. Его трясло.
— Правда не сержусь, — повторила принцесса. — Алекс, накрой в столовой, пожалуйста.
Дворецкий поклонился:
— А господину принести?..
— На двоих накройте.
— Да, миледи.
— И оставьте нас.
Когда дверь за ними закрылась, принцесса обернулась и… Нет, не накинулась на меня с упреками.
Она спросила:
— Что, так все плохо?
— Все замечательно, госпожа. — Я закрыл глаза. — Вы еще не хотите прекратить эту игру?
— Какую игру?
— В которой у меня роль аристократа и волшебника, госпожа. — Я попытался улыбнуться. Думаю, получилось плохо, потому что она вздохнула и покачала головой:
— Нет никакой игры. Ты — волшебник, а волшебники — сливки нашего общества. Представь только, ты можешь призвать демона, который окрутит моего любимого дядю-короля. Естественно, ты сильнее его, не так ли?
— Простите, госпожа, я не понимаю.
— Ну конечно. — Она подвинула кресло к кровати и села. — Скоро поймешь. Книги ты, конечно, не читал.
— Я сделал все, что вы приказывали, госпожа. Я готов. Спрашивайте.
Она недоверчиво посмотрела на меня и усмехнулась:
— После ужина. Пожалуйста, расслабься.
Я откинулся на подушку — и мне уже было плевать, что она собирается делать.
Принцесса сняла изящные перчатки — на этот раз лиловые. Ее руки были ровно такие, как на портрете моей сестры.
А потом она положила мне ладонь на лоб: