По следу некромантки

Вот Миена и старалась, получала удовольствие от простых вещей, окружавших её в эти дни, и чувствовала себя почти счастливой.

Чего нельзя было сказать об Аряне. Профессорская дочка не приходила в восторг от необходимости подниматься на рассвете, быстро уставала от любой физической работы и не раз жаловалась, что чувствует, как утекает драгоценное время, пока они сидят в «этой дыре». Миена попыталась объяснить ей про необходимость уравновешивать некромантскую деятельность положительными эмоциями, но Аряна парировала, что некромантской деятельностью она не занимается, стало быть, и о прочем можно не беспокоиться.

Повода для тревоги добавила и одна неожиданная встреча, случившаяся, когда Миена, как обычно, ехала за мукой в сторону мельницы. Старенькая хозяйская Лоханка послушно переставляла тяжёлые копыта по уже очистившейся от снежного покрова, но ещё не начавшей зеленеть земле. Шумела река, в лысых придорожных кустах бешено чирикали какие-то мелкие птицы, по ярко-голубому небу быстро плыли круглые пухленькие облачка. До тёмного силуэта стоявшей на холме мельницы оставалась ещё примерно половина пути, когда на берег неожиданно поднялся человек с тёмными отросшими волосами. Он встал поперёк дороги, и Миена машинально натянула поводья, вглядываясь в высокую фигуру и пытаясь понять, что в этой фигуре заставило её сердце ёкнуть — как от дурного предчувствия, или от узнавания…

Телега остановилась.

— Привет, — сказал человек.

— Ро… — Миена вовремя спохватилась и не произнесла имени Роиса до конца.

— Ройт, — помог ей бывший однокурсник. — Тут, конечно, никого нет, но я уже привык, чтобы меня называли именно так. Я сяду к тебе, можно?

Миена неуверенно кивнула и подвинулась. Потом потупилась, глядя на сложенные на коленях руки, в которых по-прежнему были зажаты поводья.

— Меня Мия зовут, — сказала она зачем-то.

— Хорошо, — принял к сведенью Роис. — Как ты? Я уже видел тебя здесь, но подойти не решился почему-то. За мукой?

Миена кивнула.

— Да. Я работаю у местной пекарки.

— Не самое надёжное убежище, но лучше, чем ничего.

Он как будто не чувствовал никакой неловкости. Миена искоса поглядывала на него, отмечая, что он по-прежнему красив, но при этом выглядит каким-то поблёкшим. Нет больше той бьющей ключом энергии, которая так привлекала её когда-то. Сложно представить, что этот человек всегда был готов рассмеяться даже самой нелепой шутке, помочь каждому, кому нужна была помощь, стать частью любой авантюры. Только бы не было скучно. Только бы всем было хорошо.

Когда-то она спросила его, зачем он заступился за Трука, который умудрился приволочь к жертвеннику старика, не проверив, лежит ли на том печать Маромира. В Пороге его после этого обливали презрением все, что учителя, что студенты. Кто-то в столовой собирался облить Трука ещё и яблочным соком — но тут вмешался Роис, загородив изгоя собой, и весь сок вылился ему на рубашку. Невысокому Труку сок должен был бы прийтись на макушку, а здоровенный Роис принял удар, в прямом смысле, на грудь. Он сделал вид, будто это вышло случайно и, конечно, с лёгкостью обратил произошедшее в шутку — однако Миена видела, что Роис нарочно шагнул на линию яблочного огня.

— Мне его жалко, — признался он в ответ на Миенин вопрос.

— Кого, Трука? — изумилась она. — Но ведь он подонок! Ему-то до сих пор того старика не жалко, он по-прежнему уверен, что был прав, и ничуть не раскаивается в том, что сделал!

Роис пожал плечами:

— Так ведь он не умеет раскаиваться. Зачем требовать от него невозможного?

— Как это — невозможного? — растерялась Миена.

— Если у человека нет правой руки, он не сможет пользоваться правой рукой. Если у человека нет совести, он не может пользоваться совестью. Он ущербный. Он не способен понять, почему на него все ополчились. Ненавидит нас, изливается ядом, подстраивает пакости… У него просто отсутствует способность такое понимать. Для меня издеваться над ним — это примерно то же самое, что издеваться над безруким. — Заметив, что лицо Миены становится всё более озадаченным, Роис расхохотался. — Вещаю, да? Не обращай внимания, я могу долго трепаться на любую, в общем-то тему… Но что я тебе точно скажу: если человеку, который избивает свою жену, хорошенько врезать, он не подумает, что раз ему больно, то и жене, значит, больно, и бить её не надо. Он разозлится на тебя и сделает из тебя своего личного врага. И по-прежнему будет избивать жену. Он не проведёт параллелей, не сделает выводов. Он станет мстить лично тебе. Стало быть, твой удар в его челюсть не привнесёт в мир ничего хорошего. Это может быть обидно — ведь иногда ударить какую-нибудь сволочь бывает очень приятно. Но это факт.

Чем дольше он говорил, тем сумрачнее становился его взгляд. На лице заиграли желваки, ужесточились линии лица. И Миена догадалась, что описанная им ситуация — вовсе не гипотетическая. И в тот момент стала немного ближе к понимаю того, почему этот парень пошёл в некроманты. Весёлый, открытый, общительный Роис, как ни странно, никогда об этом не рассказывал.

Впрочем, он тут же улыбнулся привычной улыбкой и снова извинился за то, что разболтался. Дескать, ему вообще легко болтать, когда рядом такая благодарная аудитория — и подмигнул, что заставило Миену тут же залиться краской.

Эту появлявшуюся в нём время от времени развязанность, особенно когда дело касалось девушек, Миена терпеть не могла. Она тогда буркнула что-то и исчезла с видом оскорблённого достоинства.

Но сам этот разговор сильно повлиял на неё. Сейчас, вспомнив его, Миена даже подумала, что в спасении Вииса отчасти виноват именно тот случай в столовой.

Облить соком того, кого все обливают соком — не поступок сильного человека. Поступок сильного человека — это как раз то, что совершил Роис. Причём Миена была уверена, что он бы запросто объяснил свой порыв и тому, кто этот сок выплёскивал, и вообще всем вокруг — но это бы только ещё больше унизило, а то и обозлило Трука, и Роис промолчал.

Это и восхищало Миену, и заставляло её острее чувствовать собственную ничтожность. Пропасть между ней и Роисом после этого случая стала ещё больше — а она и так, с её точки зрения, была немаленькой.

Роис был старше, он поступил в Порог в шестнадцать лет — что для тамошних порядков было вполне нормально, так как студентами-некромантами могли стать подростки с двенадцати до семнадцати. Наставниками даже приветствовалось, когда группа получалась разношёрстной — это только помогало учебному процессу. Однако разница в возрасте в это время кажется огромной, поэтому Роис представлялся двенадцатилетней Миене взрослым человеком с большим жизненным опытом. Она и так бы робела перед ним — а тут ещё и это его кипучее жизнелюбие, и исходящее от него ощущение силы и, конечно, внешность. Роис очень напоминал ей одного плотогона, которого она часто видела на Вее — такого же темноволосого, с таким же загорелым красивым лицом и сильными руками; как ловко он перепрыгивал по несущимся по быстрой воде брусьям, с лёгкостью балансируя на них — и та же лёгкость была в каждом его движении. И та же энергия, что и у Роиса. И в солнечный день, когда на него падал свет — именно таким Миена и увидела его впервые — он казался одним из Создателей, сошедших в Явомир, чтобы получить немножко удовольствия от жизни в этом замечательном месте…

Таким же она увидела и Роиса, когда в первый день занятий в Пороге свежеиспечённые студенты знакомились друг с другом.

По человеку, который сидел рядом с Миеной теперь, нельзя было сказать, что он вообще когда-либо смеётся, а от его большой фигуры веяло смутной угрозой. И потом… не решился подойти? Роис? Так не бывает.

— А чем ты сейчас занимаешься? — спросила она.

— Убиваю ловцов.

Миена резко повернулась к нему.

— Что ты так смотришь? — Роис смотрел на неё исподлобья, и в этом взгляде был вызов. — Как они с нами — так и и мы с ними. Ты ведь знаешь о «Марге»?

— Марга… «Помощь», — вспомнила Миена. — По-марски.