Страница 5 из 16
Но, к счастью, всё обошлось, голова Даата с раскрытым в беззвучном вопле ртом заняла место надгробия на могиле Нисса, а сам Лаз вновь значительно увеличил свой запас энергии.
Теперь, если не брать в расчёт умения и основываться лишь на чистой мощи души, он, скорее всего, был одним из сильнейших во всей Сфарре. А после добавления в уравнение специализации Мастера Метаморфоз боевых форм, которые он продолжал улучшать, и впечатляющего опыта сражений выходило, что достойных противников для Лаза, вероятно, можно было пересчитать по пальцам одной руки.
И вот такой человек сейчас шёл в окружении оживлённо переговаривавшихся студентов по парковой дорожке под опадающими клёнами.
Один из сильнейших магов этого времени, убивший собственными руками десятки тысяч человек, в чьей памяти ещё свежа была страшная война, какой этот мир не видел уже двести пятьдесят лет, и одержимый, до кучи, бесчеловечным монстром, главным желанием которого было тотальное опустошение этого мира.
А он улыбался и шутил как ни в чём не бывало, колкостями отвечая на колкости Ласиана и с теплотой во взгляде наблюдая за носившейся между деревьями Геатой.
В каком-то смысле Лаз, отлично осознававший абсурдность и даже дикость ситуации, наслаждался ей. Ему никогда не была чужда любовь к пафосу и картинным эффектам, и подобный театральный фарс доставлял ему истинное удовольствие.
Но даже, несмотря на то, что его слова и эмоции в адрес ребят были совершенно искренни, и ему по-настоящему нравилось с ними общаться, он всё больше и больше ощущал свою неуместность.
Раньше, на Люпсе, они уже говорили с Фаустом о том, что принадлежат к миру, отличному от того, в котором жили Лани, Сариф, Жарди, его отец и все остальные. Но тогда это были именно разговоры, мысли, нечто рациональное, что рождается в голове и там же остаётся. Теперь некая инородность начала чувствоваться на каком-то подсознательном уровне.
Словно он было слоном среди муравьёв, способным слышать букашек вокруг, понимать их проблемы и проникаться ими, радоваться и переживать за них, но навсегда лишённым шанса стать полноценной частью их жизни. Следствием чего именно это было: силы, тяжёлого опыта или существования пока что затихшего в глубине разума монстра — Лаз не знал. Не знал, и как исправить такое положение дел, да и надо ли было исправлять его вообще.
Он не считал себя высшим существом, для Бога у него было слишком много психологических проблем, уродливых душевных шрамов и сомнений. Но не лучше ли было ему оставаться в мире таких же, как он, сильнейших?
Пока что он не мог ответить на этот вопрос. Но что-то подсказывало Лазу, что не далёк тот день, когда он получит полный и всеобъемлющий ответ. А сейчас он продолжит, пока есть возможность, наслаждаться моментом.
Айне с Фаустом его самобичевание за неверный приказ о возвращении в «Крылья» всё равно не поможет. А через несколько дней, когда большинство студентов и преподавателей разъедутся на каникулы, он займётся академией и её тёмными делишками вплотную.
— Ну что, все готовы? — Лаз, окутавшись серовато-красным дымом, с его навыками подделать туман трансформации не составляло труда, взглянул на своих студентов глазами почти забытой формы Железного Дьяволёнка, почти победившего на магическом турнире Апрада. — Покажите мне, что вы успели усвоить из моих лекций!
Магия изменения, а особенно магия трансформации, то есть использование энергии Хаоса на собственном теле, на самом деле была не слишком популярна в Сфарре. На Люпсе она считалась чуть ли не Святым Граалем всех магов, так как могла дать значительный прирост к мощи заклинаний за счёт вывода части души в реальный мир. Но за многие столетия исследований учёные Сфарры пришли ко многим другим решениям этой проблемы.
Однако, это вовсе не значило, что магия Лаза, если он не станет использовать боевые формы и способности Мастера, была слабее магии Сфарры. Его магия Метаморфоз уже давно отличалась от магии трансформаций ничуть не меньше, чем магия изменчивости. Так что она не была лучше или хуже, они просто были разными.
И уж точно никаких сомнений не было в том, что даже без способностей излома, как называли в Сфарре мастерскую магию, Лаз оставался невероятно силён. Куда сильнее обычных искусственных Мастеров.
Так что восьмёрке мини-Мастеров не стоило даже думать о том, чтобы победить своего преподавателя. Впрочем, это не значило, что им нельзя было попытаться. И у них уже было несколько тренировочных боёв с профессором. Но раньше Лаз лишь учил их, показывал какие-нибудь приёмы магии изменчивости или же ближнего боя.
Сегодня же, то ли из-за того, что хотел развеять обуявшую его меланхолию, то ли подготавливаясь мысленно к надвигавшейся буре, которая с большой вероятностью начнётся после его первого хода, Лаз решил не ограничивать ни себя, ни своих студентов.
— Ну, профессор, давайте смахнёмся!
Ласиан, налысо бритый заводила группы мини-Мастеров, вызвался первым. Его тело окутал туман трансформации, яркий и бурный, словно настоящее пламя, и в атаку на Дьяволёнка бросился трёхметровый десятирукий великан, скалящий полную клыков пасть в кровожадной усмешке.
Ласиан был самым старшим в группе, ему было двадцать четыре, а также он был высшим магом с максимально возможным потенциалом души. Так что не было ничего удивительного, что ему хватило энергии на подобное превращение.
Однако, положившись на рост и силу, молодой человек забыл о балансе. Большое количество плоти на уровне груди значительно смещало центр тяжести и лишало тело устойчивости. Именно поэтому сам Лаз, создавая форму, впоследствии ставшую Ужасом, согнул ей спину, как у горилл или шимпанзе, чтобы иметь возможность в любой момент опереться ещё и на верхние конечности. И ведь у той формы рук было всего четыре, а не десять.
Так что не было ничего удивительного в том, что Дьяволёнку, по сравнению с трансформацией Ласиана казавшемуся довольно мелким, даже атаковать не понадобилось. Он лишь сместился чуть вбок и, поймав момент, выбил ногу своего студента, на которую тот собирался наступить, вперёд.
Ласиан, не сумев быстро поймать равновесие, растянулся в почти идеальном шпагате, после чего завалился на бок и, взвыв, схватился за пах. Лица всех парней группы от такого скукожились, словно они на себе ощутили эту боль.
— Если хочешь иметь десять рук, позаботься о том, чтобы они не перевешивали ноги, — усмехнувшись, Лаз присел перед Ласианом.