Страница 28 из 237
Хваленый немецкий порядок, казалось, был забыт политическим руководством Германии. «С момента объявления русской мобилизации, – вспоминал А. фон Тирпиц, – канцлер (то есть Бетман-Гольвег. – А. О.) производил впечатление утопающего. В то время как юристы Министерства иностранных дел углублялись в академический вопрос о том, находимся ли уже мы в состоянии войны с Россией или нет, обнаружилось, что мы забыли спросить Австрию, желает ли она бороться вместе с нами против России. Италия также не была извещена об объявлении нами войны России»197. При этом Т. фон Бетман-Гольвег торопил своих юристов с подготовкой текста об объявлении войны России, ему была нужна поддержка социал-демократической фракции рейхстага198. После выборов 1912 г. она оказалась самой значительной: 110 депутатов против 90 центристов, 85 либералов и 69 консерваторов199.
Война с царской Россией во имя защиты будущей революции всегда была популярна среди немецких левых, и они поддержали свое правительство вопреки обещаниям, сделанным перед войной на конгрессах Социалистического Интернационала. Впрочем, весной 1918 г. германские социал-демократы проголосовали и за ратификацию Брестского мира, навязанного кайзером, казалось бы, уже далеко не царской России, которая во всяком случае не несла угрозы революции. В этом отношении расчет Т. фон Бетман-Гольвега оказался верным, но ближайшего союзника пришлось подгонять.
Следует отметить, что Австро-Венгрия начала мобилизацию против Сербии утром в 9 часов 23 минуты 25 июля, а уже 31 июля Франц-Иосиф получил телеграмму от Вильгельма II, призывающего проводить мобилизацию прежде всего против России. 1 августа 1914 г. граф Ладислав де Сегени получил телеграмму от Готлиба фон Ягова, выражающую личную надежду последнего на то, что основная тяжесть военных действий союзников будет направлена именно против России. Вскоре в Вену пришла еще одна телеграмма от австрийского военного атташе в Берлине. Вильгельм II воспользовался этим каналом, чтобы срочно передать его настоятельную просьбу Францу-Иосифу и Ф. Конраду фон Гетцендорфу о сосредоточении всех сил против России. Император Австро-Венгрии ответил: «Как только мой Генеральный штаб узнал, что Вы намерены начать войну с Россией как можно раньше, здесь было также принято решение сконцентрировать абсолютное большинство наших войск против России»200.
Почти одновременно в своей последней телеграмме к Николаю II, отправленной 19 июля (1 августа) 1914 г. в 10 часов 45 минут, Вильгельм II призывал: «Во всяком случае, я должен просить тебя немедленно отдать приказ твоим войскам ни в каком случае не переходить нашей границы»201. Манифест об объявлении Россией войны Германии последовал 20 июля (2 августа) 1914 г.202 В нем говорилось о развитии кризиса на Балканах и начале войны Германии против России. «Ныне, – призывал император, – предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную нам страну, но оградить честь и достоинство, целость России и положение ее среди великих держав. Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской земли дружно и самоотверженно встанут все верные наши подданные»203.
«Германия, – телеграфировал в тот же день русским послам во Франции и Англии С. Д. Сазонов, – явно стремится переложить на нас ответственность за разрыв. Наша общая мобилизация была вызвана громадной ответственностью, которая создалась бы для нас, если бы мы не приняли всех мер предосторожности в то время, как Австрия, ограничиваясь переговорами, носившими характер проволочки, бомбардировала Белград. Государь Император своим словом обязался перед Германским Императором не предпринимать никаких действий, пока продолжаются переговоры с Австрией. После такого заверения и после всех доказательств миролюбия России Германия не имела права сомневаться в нашем утверждении, что мы примем с радостью всякий мирный выход, совместный с достоинством и независимостью Сербии. Иной исход был бы совершенно несовместим с нашим собственным достоинством и, конечно, поколебал бы равновесие Европы, утвердив гегемонию Германии. Этот европейский мировой характер конфликта бесконечно важнее повода, его возбудившего»204.
События в Европе подтверждали правоту этих слов. Вечером 25 июля распоряжением военного министра Франции Адольфа Мессими на свои посты были возвращены все офицеры Генерального штаба и командиры корпусов. 26 июля военный губернатор Парижа и командиры корпусов получили приказ о введении военного положения, а 29 июля начался призыв резервистов в пограничной с Германией полосе. 31 июля начались перевозки в пограничные районы части французской армии, предназначенной для прикрытия мобилизации и сосредоточения205. В этот день Германия известила правительство республики об ультиматуме, сделанном ей России. Париж должен был в течение 18 часов объявить о своем нейтралитете в русско-германской войне. В случае, если французская сторона захотела бы избежать конфликта, немецкий посол должен был потребовать гарантии – передачи крепостей Туль и Верден в качестве залога нейтралитета206. «Гарантии мира» были отвергнуты Парижем, и 2 августа Германия объявила Франции войну, сославшись на мифические бомбардировки французскими летчиками германской территории. «Таким образом, – оригинально заметил Т. фон Бетман-Гольвег, – мы оказались наступающей стороной, хотя и считали себя вправе ссылаться на агрессивные действия французских войск»207.
Интересно, что не у всех в Берлине этот акт вызвал поддержку, впрочем, не из соображений миролюбия. «Я неоднократно указывал, – отмечал А. фон Тирпиц, – что мне вообще непонятно, зачем нужно объявлять войну Франции, ибо подобные акты всегда имеют привкус агрессии; армия может идти к французской границе и без этого»208. Но основные силы германской армии двинулись «без этого» к бельгийской границе, более того, «без этого» они ее перешли. 2 августа бельгийское правительство также получило свою «гарантию мира» – предложение пропустить германские войска через свою территорию под предлогом необходимости защиты от французской армии. В случае согласия Брюсселю обещали эвакуировать страну после окончания войны, возместить все убытки и даже учесть пожелания относительно возможных компенсаций за счет Франции. В случае отказа будущее германобельгийских отношений должно было решить оружие. Свои требования к королевству Берлин оправдал готовностью Франции совершить агрессию в Бельгию для выхода на нижний Рейн, в тыл германской армии209.
Германия решила воспользоваться заявлением Франции о своей готовности уважать нейтралитет Бельгии и в случае необходимости и просьбы со стороны ее правительства прийти на помощь Брюсселю. Угроза со стороны Берлина резко подействовала на поведение Лондона: там не допускали возможности перехода контроля над бельгийским побережьем к другой державе, тем более к Германии210. На самом деле судьба Бельгии была уже решена, машина, запущенная германским Генеральным штабом, работала без остановки. О масштабе немецкого движения можно судить по цифрам: только через кельнские мосты в случае мобилизации каждые 24 часа проходило 550 поездов. За первые 16 дней мобилизации через Гогенцоллерновский мост в Кельне было пропущено 2150 поездов, в среднем по одному поезду каждые 10 минут211.
Значительная часть этой армады двигалась на Бельгию. Всеобщая воинская повинность была введена здесь только в 1913 г. Предполагалось, что эта реформа обеспечит в случае проведения мобилизации увеличение армии более чем вдвое – до 334 тыс. человек212. К 1918 г., когда закон о воинской повинности заработал бы в полную силу, бельгийская армия увеличилась бы до 350 тыс. человек, но выполнить этот план к началу войны не успели213. В 1914 г. вся армия королевства состояла из шести пехотных и одной кавалерийской дивизий: 117 тыс. человек, из них 93 тыс. штыков и 6 тыс. сабель при 324 орудиях и 102 пулеметах214. Боеспособность ее после реформы, при почти 90-летнем отсутствии боевого опыта, оставалась открытым вопросом. Впрочем, неясным было и то, получат ли бельгийцы шанс на проведение мобилизации (они начали ее в ночь с 31 июля на 1 августа 1914 г.)215. Французы до войны не придавали особого значения угрозе со стороны бельгийской границы. Русские военные не сомневались в том, что вторжение через Бельгию состоится и особой опасности для интервента не будет.