Тида

– Они бросили меня. Мереке и Карлыгаш оставили меня одного. Паша, ты не понимаешь сейчас меня. Кто я? Отец ребенка, что погубил свое дитя? Смею ли я жить на белом свете, после произошедшего трагического случая? Скажи мне прямо, зачем ты сейчас пытаешь меня? Увидеть меня таким и посмеяться надо мной? Да, я ничтожество! Это мой выбор. Я хочу себе страданий, Паша. Я не смог в нужный момент, даже как врач, а не прежде как отец, суметь прийти на помощь ему. Ведь он нуждался во мне! Он ждал меня, и я помню брошенный в мою сторону, его последний взгляд. Как оказалось, это точно, был его последний взгляд. Забавно наблюдать за тем, как некогда успешный человек теперь умирает изнутри. Особенно интересно, если этот человек ты сам… Ходишь безо всяких эмоций и только наблюдаешь, как люди сторонятся и презрительно смотрят на тебя сзади… Я пристрастился к спиртному и она, сейчас, моя отрада, друг. Паша, ты чувствовал презрения людей, которые видели бы тебя таким, каким ты никогда в своей жизни до этого, не был? Да, именно так, а не иначе. И у них нет никакого ко мне сочувствия. Не этого ли я хочу? Это моя награда, за мой проступок, друг. Мне надо презрения, ведь я, как никто и заслужил, ее по праву. Теперь то, ты понял меня, Паша? Как я хочу, сейчас, исчезнуть. Чтобы все забыли меня… Как я хотел бы стать сам собою. Я так хотел бы снова любить и быть любимым, но, к сожалению, все это, уже в прошлом. Моя жизнь кончена, Паша. Жизнь не имеет смысла, когда она пуста… – ответив ему это и уронив с руки полупустую бутылку водки, закрыв лицо своими ладонями, он тихо зарыдал.

– Нет. Нет и еще раз нет. Запомни же, друг. Мереке и Карлыгаш, были бы на седьмом небе, если бы ты, перестал бы так вести себя. Кто бы, если бы не она, могла бы проливать свои слезы, думая о тебе, Мухит. А Карлыгаш, твоя самая красивая ласточка, ты забыл, что она есть у тебя? Ну а насчет того, ехать к нам или нет, нашел того, кто оступится перед тобой. Поужинаем у нас, а далее делай то, что тебе, мой друг, заблагорассудится. Кстати, есть еще один разговор. И разговор этот очень важный для меня – утвердительно сказав это ему, Павел, подтянув лежавший недалеко стул, сел на него. Он смотрел в его глаза и хотел заметить в них большее, нежели видел недавно. Хоть маленькое изменение, которое могло бы его, подтолкнуть к чему то хорошему. К чему-то непременно хорошему, что могло бы, сейчас, сделать его друга, таким же прежним. Таким, каким он, был, когда то. И, конечно, таким, каким он гордился, будучи ему хорошим другом.

Уже было и пристав с дивана, Мухит, шатаясь, поплелся на кухню. Попив там из крана воды, возвратившись и в желании что-то спросить, посмотрел на него и опустил свой взгляд на пол.

– Ее точно не будет сегодня дома? Я спрашиваю про Ирину. Мне стыдно же будет показаться перед ней, в таком виде? Ты не обманываешь меня, Паша? Не говори мне больше, в кого я превратился. Мой теперешний вид, ведь это моя защита, мой протест обществу. Но, все же, это прежде, протест себе. Ты же поговорить пришел ведь ко мне? Давай здесь, мы поговорим. В эти дни, мне, ни от кого ничего не надо. Какой такой разговор еще хотел со мной ты завести? Про работу, ты хотел спросить? Кстати, как там все на работе, как коллеги? А ведь я и дату сегодняшнюю не знаю. Паша, ты уволил меня с работы? Ответь мне прямо, друг. Я не обижусь даже. Скоро и они забудут меня. Был Мухит и нет теперь его… Я знаю все. Также ведь? Думаешь, я и про это, не думаю? – подойдя к нему и посмотрев в его глаза, он ему задал свой вопрос.

– Мне не в чем перед тобой оправдываться. Я не хочу тебе только льстить. Я друг тебе и ты это знаешь. Тот, на которого ты можешь положиться, когда твой мир рушится, Мухит. Ты все еще нужен нам. И прежде всего, ты нужен мне, Мухит – коротко ответил ему Павел.

И только на этих словах, Мухит и Павел обнялись крепко.

– Спасибо тебе за эти слова, Паша. Я и не ожидал от тебя другого. Мне стыдно было смотреть в твои глаза, все это время. Извини меня за все, Паша. Вот и я расчувствовался перед тобой – отпустив его руку, он удалился за тем, чтобы ополоснуть лицо водой.

– Мухит, мы еще про это поговорим. Давай же выходить. По дороге ко мне, я расскажу тебе один случай, случившийся в отделении – сказав ему это и пропустив его вперед, он закрыл дверь квартиры.

Уже дома у Павла, Мухит помывшись и поев как следует, лег в подготовленную ему Павлом постель. Одолеваемый разными эмоциями, он не мог заснуть. Он пробовал вспомнить все. Буквально даже каждую мелочь, но каждый раз, можно было сказать, спотыкаясь об одно, он прекращал свои попытки уйти в свое прошлое.

– Паша, ты спишь? – через комнату, сквозь темноту, он направил свой вопрос Павлу.

– И тебе не спится? Помнишь у тебя дома я вскользь, сказал про один разговор? – тоже в ответ, через пустоту, он задал Мухиту, свой вопрос.

– Да, конечно, помню. О чем именно, ты хотел поговорить со мной? Не томи же Паша… – уже встревоженным голосом ответил ему Мухит.

– Мне надо с тобой посоветоваться насчет одного дела. Дела, касающегося нас обоих. Если ты готов поговорить со мной, то я включаю свет, Мухит – сказав это ему и уже приподнимаясь со своей постели, тяжелыми шагами, он стал одеваться.

– Итак сна нет и ты еще интригу задал мне. И я уже встаю. Ставь тогда чай. Расскажи то, о чем ты хотел со мной обсудить – ответив ему, Мухит, начал накидывать на себя свою одежду.

– Не хочу ходить вокруг и около, Мухит. Я вышел с инициативой к руководству, с желанием открыть у нас кабинет по адаптивной медицине. Ты понял, о чем это я говорю? Ты же сам знаешь, что в последнее время много особых детей? К «особым» я отношу детей с такими заболеваниями, как ДЦП, синдром дефицита внимания и гиперактивности, задержка психоречевого развития, синдром Дауна ну и, конечно, аутизм. Да, конечно необходимо будет определение целей, первостепенных и второстепенных задач реабилитации на этапе обращения в наш центр. Конечная же моя цель, это создание такого центра. Нужна будет слаженная работа команды специалистов, направленная на их достижение. Это все обеспечило бы, думаю, эффективность реабилитации. Что ты скажешь на это, Мухит? – сказав это, Павел посмотрел ему в глаза.

– Почему ты это, мне говоришь? Не могу понять я одного. Ты же знал же про моего сына, что он болел ДЦП… И ты задаешь мне этот вопрос? Или это насмешка с твоей стороны? Зачем ты начал этот свой разговор? Начал было ты свой разговор «за здравие», а теперь уже, опять за свое? Зачем же ты снова поднимаешь эту тему, Паша? – уже, как бы сердясь, он ответил это Павлу.

– Ты абсолютно прав, Мухит. Пожалуйста, дослушай меня до конца, Мухит. Прошу тебя. Я не хочу задеть тебя за больное… Моя цель заключается не в этом, друг. Я специально говорю это тебе, потому что ты, у меня, кандидат на то место. Да, я знаю, что ты хотел помочь своему сыну и если бы эта не трагическая случайность, то ты, уверен, достиг бы желаемого результата. Но, увы… Случилось то, отчего мы все, в своей жизни, не застрахованы. Прошу тебя, дослушай меня, не перебивая. Все мы смертные, друг. Неужели, ты не хочешь довести начатое дело и помочь нуждающимся детям? Ты истинный врач, Мухит и я горжусь тем, что являюсь твоим коллегой. Да, конечно, Канатика не вернешь обратно… Но есть же и другие дети, которым нужна, именно твоя помощь? Зная, как ты изучал эту проблему, как ты кропотливо вникал в каждую статью, неужели ты похоронишь все эти знания? Мы же вместе все обсуждали и спорили ведь… Знать, что ты нужен тут и сейчас, но не сметь протянуть свою руку помощи, нуждающимся детям? Я тоже не останусь в стороне и был бы только рад помочь тебе, если бы ты только взялся бы, за это грандиозное дело, Мухит. Давай начнем, это большое дело и далее к нам уже подключатся другие специалисты. Они непременно же, ведь подхватят наши начинания… – сказав это, с некой ноткой грусти, он посмотрел на висевшее, на стене, сделанное на рабочем месте, их совместное фото.

– Паша, ты думаешь легко это, пережить все заново, что случилось со мной, с моим сыном? Скажи мне прямо. Думаешь легко, глядя на этих детей, не видеть в них своего сына, которого уже нет в живых? Скажу честно, я хочу уйти с больницы. А их глаза, полные болью и отчаянья, но главное надежды? Мне надо подумать, Павел. Если бы, не те проклятые и скользкие камни бы, Паша. Если бы, не тот момент, когда я потерял внимание… Паша, скажу тебе одно. Я не могу вырваться от мыслей, что это я сам, будто все сотворил с сыном. Будто, не будь я беспечным, не случилось бы того случая… Я никому этого не говорил. Только тебе. Я до сих пор плачу, как вспоминаю его. Хотя, что и говорить, ты видел, эти мои слезы… Я одновременно и зверь и само ничтожество, друг – чуть всхлипнув, он удалился в ванную комнату. Постаравшись успокоиться там, он вытер свои слезы и за много дней, впервые увидел свое отражение, в висевшем там зеркале. От того, ему еще стало больно в душе, что он пожалел, что согласился на уговоры друга, прийти к нему в гости.