Страница 38 из 82
И уже через четверть часа мы одевались в прихожей. Я в пожеванный Упырем китель, а Марья — в темно-зеленую шаль из шерсти. Чуть выцветшую, потертую по краям и явно не из дорогих, зато теплую и такую большую, что она вполне заменяла куртку.
— Это из Павлова Посада, — пояснила Ирина Федоровна, укутывая племянницу. — Степан Васильевич на пятнадцать лет дарил. Обновить бы пора уже…
По лестницы я спускался первым. Марья, как и полагалось, отставала на несколько ступенек — и даже на улице держалась чуть в стороне… пока мы не отошли от окон квартиры. Но как только вокруг сгустилась темнота, тут же прижалась ко мне плечом и взяла под руку — изящно, будто бы невзначай.
— Вы ведь не возражаете, Володя? — негромко спросила она.
— Не возражаю. — Я замедлил шаг и чуть склонил голову, изображая учтивость. — Марья.
Я прожил на этом — или правильнее будет — на том? — свете немало лет. И уже давно усвоил простое правило: никогда не стоит… скажем так, гадить там, где ешь. И тем более не стоит крутить шашни с племянницей городового. Даже если у самой Марьи не имеется на меня каких-то серьезных планов, корыстного интереса, даже если она просто решила подразнить безусого гимназиста — я непременно должен вести себя корректно. А решить вопрос с гормональным буйством можно и потом.
Благо, способов хватает — даже в начале двадцатого века. Приятных, законных и порой даже относительно безопасных.
— Страшно… — Марья еще сильнее прижалась ко мне. — Это что, волки воют?
Доносящийся откуда-то со стороны гавани далекий лай сложно было спутать с голосом лесного хищника: просто кто-то из бродячих псов созывал сородичей… или наоборот — предупреждал, что на его территорию сегодня соваться не следует. Но как-то лениво, вальяжно и не так уж и громко.
Да и в целом ночь казалась на удивление спокойной: ни ветра, ни торопливых шагов в темноте, ни шума машин или телег на проспекте, ни даже силуэтов вдалеке — вообще ни души. Только где-то вдалеке бормотала какая-то птица, чуть шелестели свежей весенней листвой деревья и едва слышно потрескивали газовые фонари на столбах, разгоняя темноту.
— Но с вами мне бояться нечего, — снова заговорила Марья. — Дядька Степан рассказывал, как вы Жабу зарубили — раз, и готово!
Видимо, хитрая девчонка уже успела сообразить, что изображать страх оказалось совсем уж нелепо — и сменила тактику. Чуть ослабила хватку — зато пошла еще медленнее и пристроила голову мне на плечо. А я мужественно терпел, хоть организм и требовал свое — с каждым шагом все настойчивее. Помогало только упрямство. И, пожалуй, гордость: не хватало еще уступить семнадцатилетнему юнцу, от которого к тому же осталось одно тело, под завязку напичканное тестостероном и вполне однозначными мыслями.
— Ну, вот и пришли, Володя. — Марья остановилась на углу дома на Княгининской улице, отступила на шаг — и вдруг снова схватила меня за китель. — Ой, у вас весь рукав разорван!
Действительно, кое-где на темно-синей ткани остались аккуратные треугольные отверстия. А там, где зубы Упыря вцепились особенно сильно, она даже повисла клочьями — и такое сложно было не заметить раньше. Даже в темноте.
Но проявить заботу Марья почему-то решила только сейчас.
— Я зашью! — пообещала она. — Только поднимемся наверх. У меня даже нитка синяя есть.
— Я и сам могу…
— Никаких «сам»! Знаю я, как вы, мужчины, штопаете — все вкривь и вкось. — Марья крепко обхватила мою ладонь сразу двумя руками. — Ну же, Володя, идемте! Я быстро сделаю.
Держала она неожиданно крепко — так, что вырываться мне бы, пожалуй пришлось силой… да не очень-то и хотелось! В общем, через несколько минут я оказался в крохотной комнатке, которая почти не отличалась от моей — разве что выглядела чуть уютнее.
— Снимайте пока китель, Володя, — скомандовала Марья, ныряя за дверцу шкафа. — А я сейчас переоденусь… Только чур не подглядывать!
От такого зрелища я бы точно не отказался, но все-таки заставил себя отвернуться и принялся рассматривать комнату. Точнее, ту ее часть, которую хоть как-то освещал тусклый огонек керосиновой лампы: угол с узкой кроватью, крохотный коврик на обшарпанном деревянном полу, столик с вазой…
— Володя… — позвала Марья.
Она подкралась неслышно и теперь стояла буквально в шаге передо мной. Уже без сарафана, почти обнаженная — на ее теле красовалось то ли большое полотенце, то ли просто кусок светлой ткани, подвязанный на пышной груди и снизу прикрывавший только верх бедра.
И больше ничего.
— Вот так дела, — улыбнулся я. — А как же синяя нитка?
— А синяя нитка будет потом, — прошептала Марья, закидывая руки мне за шею. — Какой же вы, Володя, непонятливый…