Мхитар Спарапет

— А был ты у него?

— Был.

— Сколько раз?

— Три раза, ночью.

«Правду говорит», — подумал Мхитар, вспомнив слова Гоар. Затем он заставил мелика рассказать о подробностях его беседы с Тэр-Аветисом. Муси поклялся, что Тэр-Аветис не был соучастником задуманного им и монахом Гарегином заговора.

— Нет, он не изменник, милосердный тэр, не верь никому, кто скажет другое, не верь. Ни он, ни сотник Мигран, ни Бархудар, ни один из них не был с нами. Я уговаривал их склонить тебя к миру с турками, к тому, чтобы ты согласился стать подданным султана, закончить эту кровопролитную и безнадежную войну.

— Это ты мог сказать мне самому, — прервал Мхитар.

— Ты жестокий и упрямый человек, тэр спарапет, ты подозреваешь даже близких, а меня мог принять за подкупленного султаном человека. Я боялся тебя. С Тэр-Аветисом говорил только об этом. Больше ни о чем. Свидетель господь.

Спарапет вздохнул облегченно. Он был рад, что его долголетний друг и соратник Тэр-Аветис не связан с заговорщиками.

— И теперь ты посоветовал бы мне идти на поклон к султану, покориться ему? — спросил он.

— Да, тэр мой, — не сразу ответил мелик. — Пойми, Мхитар, у нас нет другого выхода. Турки сильнее нас. Не сегодня-завтра они добьются своего. Напрасно мы упорствуем, надо покориться, чтобы жить.

— Покорение спасет только тебя и твою казну. А народ обречет на гибель. Ты купец и думаешь только о спасении своей шкуры и своего богатства. А народ, наш народ, может выжить, только отстаивая свою независимость, только объединив силы, чтобы противиться врагу. Другого пути нет.

Спарапет вышел из камеры. Он приказал тюремщику больше не пытать мелика. Облегчить его положение, а также давать ему раз в день горячую пищу.

После его ухода тюремщик и палач пожали плечами и удивленно переглянулись.

По крутым перевалам и снежным дорогам горкой страны в Алидзор съезжались богатые и мелкопоместные мелики, старшины городов и военачальники. Долгожданное Армянское Собрание было назначено на середину зимы. Приехали многочисленные купцы, главы ремесленных общин. Кроме того, каждое село послало в Алидзор по одному из десяти мужчин в качестве своих представителей в Армянском Собрании. Таким же правом представительства пользовались и войска.

На площади Алидзора все еще стояли столбы виселиц, на которых продолжали раскачиваться трупы заговорщиков. Перед старейшинами Армянского Собрания Мхитар сказал:

— Изменники понесли достойную кару. Только мелик Муси оставлен на ваш суд.

— Ты должен был повесить и его вместе с монахом Гарегином, — сказал гневно Ованес-Аван, не скрывая своего возмущения.

— Я не могу превысить свои права, — ответил спарапет. — Мелик Муси член Совета старейшин Армянского Собрания, племянник могучего и богатого шемахинского паронтэра и сам паронтэр Агулиса и наследственный мелик. Судьбу его решайте сами.

— Он должен быть повешен, — заметил кривошеий мелик Бали. — Вон столбы еще стоят, и не поздно.

— Не горячись, шурин мой. Куда мы придем, если без конца будем вешать людей? — стремясь сдержать возмущение, произнес Тэр-Аветис.

Мхитар встревожился: неужели он, уверенный в непричастности Тэр-Аветиса к заговору, ошибается? Неужели эта подлая тварь Муси обманул его? Иначе почему же Тэр-Аветис встает на защиту предателя? Мхитар посмотрел на своего друга, пытаясь уловить его взгляд.

— Сегодня же нужно повесить предателя, — продолжал разгневанный Бали. — Вы забыли его первую измену? Не он ли коварно убил моего отца?

— Тебя ослепила жажда мести, — снова упрекнул Тэр-Аветис. — Что Муси не ангел небесный, мы все знаем. Он прожужжал мне уши своими настойчивыми советами покориться турку и сложить оружие. Но это его заблуждение. Надеюсь, со временем поймет, исправится. Он совершил тяжкое преступление, это верно. Но мы не должны поколебать основы единства, на которых стоит наша страна.

— Значит, простить, миловать преступника? — не уступал Бали.

— Да, простить, сохранить ему жизнь и на этот раз, но строго наказать, взыскать крупный штраф.

Тэр-Аветис не смотрел на спарапета. Был недоволен им. Если спарапет уверен в предательстве Муси, почему же он не повесил его? Кого он боится? Не скрывает ли он от него свою истинную цель? Подумав об этом с неприязнью, он сказал:

— Пусть сам спарапет решит судьбу мелика Муси. Я буду согласен с ним. Должна же воля кого-то одного быть для нас непреклонной. Это должна быть воля спарапета.

Мхитар облегченно вздохнул. Нет, Тэр-Аветис дорожит нашим единством, только потому хочет, чтобы пощадили мелика.

Мелика Муси привели из тюрьмы, снова допросили, даже избили перед старейшинами и, наложив на него большой штраф и лишив прав военачальника, заставили поклясться на евангелии в своей верности.

Его оставили в Алидзоре.

Армянское Собрание проходило на большой площади Алидзора. Мелики и военачальники со своими свитами и знаменами заняли место перед кафедральной церковью, а представители гаваров и воинских стоянок столпились на площади. Отряды Мовсеса и Врданеса окружили территорию Собрания. Народ умолк.

Старейший из старейших мелик Багр поднял знамя Давид-Бека, все еще окаймленное траурной лентой, и крикнул удивительно звонким голосом:

— Слушай, о скорбящий народ армянский, дом твой был в трауре. Но настал день, когда ты, народ гайкский, почтив достойно память своего великого сына, должен сбросить траур.

Он опустил знамя. Трое воинов в черных одеждах сорвали со знамени черные ленты.

— Пусть здравствует Дом Армянский! — раздались громкие голоса среди войска и народа.

— Пусть здравствует! — загремела площадь.

— Пришло время выбрать преемника Давид-Бека. Кого вы хотите своей свободной волей избрать Верховным властителем, скажите?

Воцарилась тишина. Казалось, вдруг все онемело. У Мхитара дрогнуло сердце, но в этот же миг раздался голос многотысячной толпы:

— Мхитара!..

— Спарапета Мхитара!

Высоко подняв голову, с радостной улыбкой на лице, Тэр-Аветис оглядел толпу. А люди продолжали выкрикивать одно и то же: «Мхитар!..» Тут же он заметил, что мало кто из стоящих возле него сановных лиц произносил это имя. Нахмурившись, он вдруг крикнул во все горло:

— Мхитара!.. Да здравствует Верховный властитель Мхитар!.. — и сильным движением вытолкнул вперед спарапета. Затем схватил у мелика Багра знамя Давид-Бека и втиснул его в руку Мхитару. После чего опустился на колени, поцеловал бахрому знамени и снова выкрикнул: — Да здравствует Верховный властитель Мхитар…

— Да здравствует! — прогремела площадь.

Старейшины последовали примеру Тэр-Аветиса. Вся площадь опустилась на колени. Продолжал стоять лишь мелик Багр. Он торжественным движением протянул Мхитару саблю Давид-Бека, и над затихшей толпой пронесся его голос:

— Будь мощью и опорой страдающей нации армянской!

— Будь!..

Мхитар, поцеловав холодную сталь сабли и шелк знамени, громко произнес:

— Клянусь…

— Утешься, о скорбный народ… — дрожащим от волнения голосом крикнул мелик Багр и, подняв Мхитара с колен, поцеловал его.

Все старейшины и военачальники, соблюдая степень старшинства, обнимались с Мхитаром. Когда настала очередь мелика Муси, он, обняв Мхитара, прошептал:

— Забудь старое, тэр Верховный властитель. Человеку не мудрено ошибаться. Забудь!

— Забуду, — сказал искренне Мхитар.

Зазвучали военные трубы. Весело зазвенели церковные колокола. Мхитар велел раздать военачальникам и сотникам подарки, те, в свою очередь, приказали своим казначеям выдать воинам деньги.

В честь новоизбранного Верховного властителя Тэр-Аветис устроил пир в своем доме. В числе многих высокопоставленных гостей были также начальники ополчения. Женщины с завистью смотрели на Вард-хатун. Даже Гоар не без зависти любовалась ее блистательным нарядом. Жена тысяцкого была в голубом архалуке с двадцатью четырьмя бриллиантовыми пуговицами на груди, с золотыми сурмами на рукавах и с широким золототканым поясом. Не скрывая на миру своей гордости, она порхала по многочисленным комнатам, отдавала приказания прислуге, шутила с гостями, стараясь быть всем приятной и желая удивить всех своим остроумием. Однако в ее, порою неуместных, шутках спарапет чувствовал легкую желчь.