Мхитар Спарапет

За столом занимали места по старинной традиции — на одной стороне женщины, на другой — мужчины.

Мхитару не нравилось странное поведение Тэр-Аветиса, который не отходил в тот вечер от него. Пытался всячески угодить ему, исполняя роль некоего виночерпия при нем. Будто они и не были давнишними друзьями, между которыми всегда существовала простая, непринужденная близость.

После нескольких тостов завязалась оживленная беседа.

— Теперь можно часть войска отпустить домой, — заметил мелик Шафраз. — Турки больше не отважатся пойти на нас. Мы им выбили зубы. Рамики недовольны, братья, некому пахать землю, иные молодицы не больше одной ночи после свадьбы успели поспать в объятиях мужей.

— Это так, верно говоришь, — подтвердил Мхитар, сочувственно глядя на Шафраза. Ему хотелось знать, кто еще заражен настроением Шафраза.

— Из каждых трех воинов отпустим двух домой, — ободренный сочувствием Верховного властителя, продолжал Шафраз. — Пусть пойдут займутся своим хозяйством, а то меликские доходы оскудели.

— Оскудели!.. — повторил Мхитар, но на этот раз таким тоном, что все насторожились. Шафраз недоумевающе посмотрел на Мхитара. — Да, да, а как же?! — продолжал Верховный властитель голосом, полным издевки. — Если не распустим войско, откуда будем брать поборы и налоги, чем умножим свое богатство, чем будем наряжать своих жен, невесток, дочерей? Уборы каждой из них равны жалованью целого полка.

Он встал, опорожнив единым духом кубок, и, вытянув, как меч, свою руку в сторону владетеля Сисакана, сказал:

— Ты, мелик Шафраз, храбрый человек, это известно и богу. Но меня удивляет твое отчаянное желание распустить войско. А как мы убережем нашу страну, если распустим его, как?.. Покойный наш Давид-Бек мечтал освободить Ереван, Нахичеван, сердце Армянской земли — Араратскую долину, Карс, Лори… Теперь волею судьбы сделать это должны мы. Я намерен создать еще десятитысячное постоянное войско, а ты предлагаешь распустить и существующее? Где твой разум?

— Страна может держаться только на постоянном войске, — подтвердил князь Баяндур.

— Довольно кичиться победами при Мараге и Варанде, — повысил голос спарапет. — Османия сильна, грозна. Отрубить ей лапы мы можем, только имея большое, постоянное войско. Знайте же: если турки возьмут еще Сюник и Арцах, то на землю Армянскую ляжет навечно надгробный камень.

На минуту воцарилось тяжелое молчание.

Тогда Сатеник начала приводить примеры из истории Армении. Получалось, что независимы и победоносны были те из царей, которые имели большое и постоянное войско.

— Пожертвуем всем, но сохраним войско. Сильному и бог помогает, — сказала она. — Если мы напряжем усилия, не только двадцати, но и тридцатитысячную армию сумеем вооружить и содержать.

Слова тикин Сатеник произвели сильное впечатление. Это задело самолюбие Вард-хатун. В ней зашевелился червь зависти. Но этим не кончился триумф Сатеник. Она встала, оглядела царственным взглядом мужчин и сказала:

— В стране нашей двести тысяч дымов. Известно ли вам это? Если из каждых четырех дымов возьмем на содержание всего одного воина, то мы сможем иметь пятидесятитысячное войско, Пятьдесят тысяч!.. Пятьдесят знамен! Почему не пойти на это, мужи армянские?

— Для содержания такого войска нужны деньги, тикин Сатеник, — простонал мелик Еган. — А где их взять, нет их.

— Есть, — ответила тикин уверенно. Она взяла стоявший в середине стола поднос с сушеными фруктами, ссыпала фрукты на скатерть и начала срывать с себя серьги, пуговицы с рукавов, кованный золотом пояс — все это бросила на поднос. — Нет для нас лучшего украшения, чем свобода нашей страны! — сказала она взволнованно. — Я передаю Армянскому Собранию свои драгоценности. Не забывайте, что турки готовятся к новой войне с нами! Можем ли мы допустить, чтобы снова лилась кровь, разорялась страна наша? Кому нужны наши украшения, если у нас не будет сил противостоять врагу?

Никто не ожидал, что дело дойдет до этого. Даже Мхитар неодобрительно посмотрел на жену. Женщины, онемев от неожиданности, широко открытыми глазами смотрели на Сатеник, которая освобождала пальцы от тяжести колец. Вард-хатун багровела от зависти и гнева.

Первой примеру Сатеник последовала Зарманд. Отвязав пояс и сорвав с него серебряные украшения, она бросила их на поднос. Хотя жены меликов и военачальников были недовольны Зарманд, но откладывать дальше было зазорно. Гоар, вынув из ушей крупные серьги, тоже бросила их на стол.

— Пожертвуем и мы наши украшения, чтобы жила страна, — не то со злобой, не то искренне сказала она и стала срывать с рукавов тяжелые драгоценные пуговицы.

Вард-хатун, надутая и недовольная всем происходящим, с такой силой сорвала с платья бриллиантовые пуговицы и золотой нагрудник, что послышалось, как пополз шов.

Мужчины, казалось, все еще находились в смятении, они молчали, видя благородные поступки их жен. Сатеник, снова поднявшись, спокойно и величаво поставила перед спарапетом тяжелый поднос с драгоценностями.

— Прими наш дар, — сказала она весело. — Завтра мы, женщины, разъедемся по стране и соберем новые пожертвования. Чтобы умножалась сила страны нашей.

— Да будет благословен час твоего рождения! — с чувством произнес князь Баяндур и, схватив ее руку, поцеловал. — Будет, будет жить наш народ, имея таких матерей…

Все были в приподнятом настроении. И никто не хотел больше сидеть за пиршественным столом. Одна только Вард-хатун чувствовала себя оскорбленной. Хоть бы все это случилось не в ее доме, не сегодня.

Гости вскоре разошлись. Вард-хатун проводила тикин Сатеник до лестницы и вернулась назад. Войдя в опустевший зал, она глазами разъяренного коршуна осмотрела столы. Молодая служанка, убиравшая посуду, выронила из рук серебряное блюдце. Вард вздрогнула, подбежала к растерявшейся служанке и выместила на ней скопившуюся злобу.

— Руки отвалились, сукина дочь! — крикнула она вне себя и нанесла служанке звонкую пощечину. — Убирайтесь отсюда, вон… Негодные…

Служанка и слуги скрылись тотчас же, а в дверях показался Тэр-Аветис.

— Что ты взбесилась? — мрачно упрекнул он.

— Это ты бешеный, ты! — вскричала Вард-хатун, топнув ногой. — Беспомощный, глупый человек. Жена твоя обесчещена, опозорена, понимаешь? Эта чернильная мумия разыгрывает коронованную царицу… Жена Верховного властителя… Распоряжается в моем доме!..

— Успокойся, Вард, — подойдя к ней, мягко произнес Тэр-Аветис. — Да, Сатеник супруга Верховного властителя, и подала она хороший пример.

— Змея она! — крикнула Вард, посиневшая от злости. — «Верховный властитель»! Зачем же ты носишь шапку, если посадил на голову сына рамика? Твои деды и ты происходят из рода Проша, а я из рода Мелик Парсаданянов. Я, я должна была быть первой госпожой в стране Армянской! Ты!..

— Вард… Вард!.. — сердито крикнул Тэр-Аветис. — Опомнись, Вард, перестань!

— Не перестану! — вскипела жена. — Ты должен был стать Верховным властителем, ты! Мхитар вырвал из твоих рук власть!.. Погоди, дождешься… Когда-нибудь будешь раскачиваться на виселице подобно святому отцу Гарегину. Сын рамика доберется и до тебя…

Еле сдерживая слезы и задыхаясь от злобы, она поспешила в свою половину.

«И как угадывает мои мысли эта женщина?» — подумал Тэр-Аветис, застыв, словно прикованный, у стола. Уж очень горьки были слова жены.

«О… господи, отврати зло. Избавь меня от преступных мыслей!..»

На следующий день, когда женщины собрались отправиться в разные концы страны для сбора пожертвований, Вард-хатун велела передать Сатеник, что не может выйти из дома.

Но и тикин Сатеник не удалось отправиться в гавары.

Прибывший из Гандзасара гонец принес трагическую весть о кончине ее дяди католикоса Есаи Асан Джалаляна. Тикин Сатеник тут же упала в обморок. Когда ее привели в чувство, она закрылась в своей комнате и горько оплакивала дядю. На другой день в сопровождении Мхитара и группы меликов и духовных отцов она отбыла в Гандзасар.