Страница 106 из 111
–…Три дня назад, Леона продала его Бранкати. Поменяв на своего человека и пару уступок, его пытали всю ночь Карлотта…
— Но этого просто не может быть!
— Как мы можем помочь⁈
— Что за херня⁈ Что это за демон?
— Она не демон, а тень Дария. Она всегда была с ним, ты бы и сам мог заметить, если бы вместо кубка с вином хоть раз присмотрелся вниз.
Полночь помахала ему ладошкой:
— Что? — Клето переводил ошеломленный взгляд с силуэта из теней на нахмуренную Карлотту.
— Ты уверенна насчет Леоны? Это очень серьезное заявление.
— Вот предательская тварь! — Карлотта в сердцах ударила в стену кулаком. — Я ее убью.
— Поосторожнее с такими заявлениями. Это тебе не уличная шпана, это донна Леона, и кому как не тебе знать, на что она способна. — Клето все еще настороженно посматривал на живую тень, но только что услышанное было через чур серьезно. Если это окажется правдой, то никто не захочет работать с ней.
— И что она сделает? Убьет меня или продаст?
И девушка из теней растворилась без следа, оставив напарников обдумывать новости.
— Что это было Карлотта⁈ — Клето убрал меч в ножны, и был полностью серьезен. Он всегда опасался того, что не понимал, а это было самое непонятное из того, что он видел. Он видел много магов, их магию, видел умертвия, алчущих свежей крови, но ожившие разумные тени никогда, а все что непонятно — опасно по определению.
— Полночь, ее зовут Полночь. Несколько лет назад Дария похитил колдун для ритуала, он чудом выжил. Что-то такое, он тебе сам расскажет если захочет, если выживет. Пошли, нужно рассказать Бену.
— Стой. Не спеши. — Клето взял Карлотту за локоть, придерживая.
— Убери свои грязные лапы от меня. — Буквально прорычала Бешеный Брат, она терпеть не могла когда к ней прикасались без разрешения.
Клето убрал руку, поднимая ладонь и показывая, что собирался лишь остановить:
— Не спеши Карлотта, мы обязательно поговорим с Беном, но не при всех. И все непременно узнаем, но не спеши, или может плохо закончиться.
Боль была последним, что я запомнил, она же была первым, что встретило меня по возвращении в сознание. Очнулся я лежащим в небольшой каменной камере, лицом уткнувшись в холодный камень и вездесущее проклятое сено. Я был не единственным обитателем этих шикарных апартаментов, в углу сидел парень лет двадцати пяти на вид, с короткой стрижкой, и открытым лицом выражавшим простодушное удивление. Совершенно неподходящее выражение лица для того мрачного места, в котором мы оказались. Он сидел подтянув колени и положив на них руки, глядя на то, как я ворочаюсь, приходя в себя. Я пошевелился, и тут же пожалел об этом, левая сторона груди нестерпимо болела. А если ты как-то пошевелишься, двинешь рукой или лопаткой, от боли слезы брызгали фонтаном. Я, постанывая, приподнялся и дополз на одной руке до стены, стараясь вообще не беспокоить лишний раз место куда поставили печать.
Отогнув край разорванной накидки, я посмотрел на рану, вокруг обугленной плоти все опухло и покраснело. Эти мудаки даже и не подумали, как то обработать рану, просто прижгли раскаленным железом клеймо и вылили сверху ту мерзкую шипящую черную гадость. Парень увидев клеймо смертника выпучил глаза ничего не говоря, лишь подобрался еще больше. А мне было плевать на его опасения, я кроме разрывающей меня боли, ни о чем думать не мог. Судя по маленькому узкому окошку шириной с ладонь, больше похожему на бойницу расположенному возле потолка, содержали нас в самом замке. Чтобы далеко не ходить за мясом во время выступлений. Был еще день, но небо уже начинало краснеть, приближаясь к закату. Полночь еще не вернулась и я продолжал надеяться, что все получиться, и меня не бросят одного бороться за свою жизнь, сражаясь на арене ради увеселительной программы. Я даже думать не хотел о том, как я смогу выступать на арене с такой раной, мне доползти до стены было трудно, а про поднять меч левой рукой и речи не могло быть. Так что шипя сквозь зубы от боли, я пристроил по удобнее руку в том положении, в котором я меньше всего ее беспокоил, и тоже подобрав под себя колени, я сел у стены и стал ждать.
Время тянулось как назло слишком медленно, давая мне насладиться всем спектром боли. Уснуть в таком состоянии было решительно невозможно без снотворного, что вырубило бы меня сразу. Но никто не дал бы мне лекарство. Заранее списанному мясу не дают лекарство. Уже стемнело, сменились надзиратели, и во дворе слышно было цоканье подкованных лошадей запряженных в дорогие кареты, приветливые и радостные возгласы и смех прибывающих гостей на очередное развлечение. Спустя несколько часов, загрохотали ключами надзиратели, уводя по одному смертников, что содержались в камерах по соседству. Пришли и в нашу камеру, забрав парня и больше я его не видел, вот и все, я даже не знал, как его зовут и как звучал его голос. Но главное, что меня пока не тронули, я так и продолжал сидеть кучкой в углу, подобрав под себя ноги, кормить меня никто и не подумал. Единственное, что было мне доступно, это ведро с застоявшейся водой. Уже под утро, мне в камеру привели вместо парня крепко сбитого лысого мужика с широкой квадратной челюстью, и принесли ему поднос полный еды и кувшин вина. Видно это был победитель сегодняшней ночи. Он взглянув на небольшого паренька забившегося в угол, усмехнулся в мерзкой улыбке превосходства, чавкая жрал свою еду и выпив вина уснул посередине камеры. Он лежал на спине и храпел, как умирающий бык, прерываясь лишь для того, чтобы напердеть так громко, что пол под ним вибрировал.
— Гребаная свинья, — выругался я, зажимая нос. — Мне нужна собственная клетка.