Страница 107 из 111
Из мрака в другом конце клетки появился силуэт девушки сотканный из теней.
— Полночь! Наконец то, где ты была?
— Храп этого громилы все заглушает, если никто не проснулся от него, то их уже ничто не разбудит. Я волновался, зараза ты!
— Так где ты была?
— Погоди, тебе запрещается язвить! Тебя не было почти сутки! Умоляю, скажи, что все получилось.
Я ничего не ответил, прислонившись затылком к прохладному камню стен, судорожно обдумывая варианты действий. Их практически не было, всего два варианта, которые исключали смерть. Или принять предложение черного барона, и служить ему до конца дней связанный клятвой на крови. Или попытаться бежать, второй вариант был предпочтительней, но гораздо труднее осуществим, ибо я не знал, когда вернется Бранкати, а значит время поджимало. С учетом того, что мне просто надо было умудриться выжить на арене, а с новым украшением это было проблематично.
— О том как выжить.
— Ты конечно права, но тут появился неучтенный фактор. Криус наградил меня новым украшением, и теперь я не знаю, как смогу сражаться на арене. — Я отогнул край туники, показывая уродливое выжженное клеймо под ключицей. — Я пошевелиться не могу нормально, про то, чтобы нормально сражаться не может быть и речи. И сомневаюсь, что мне дадут время на то, чтобы все зажило.
Полночь присела рядом на корточки, пытаясь дотронуться пальцем до обугленной раны. Ее прикосновение было словно холодный ветерок на истерзанную плоть.
— Поищи у надзирателей, у них должно быть какое-нибудь лекарство для обработки ран. Может что-нибудь найдешь.
—
Вернулась она достаточно быстро, принеся с собой небольшой глиняный горшочек, на дне которого были остатки уже подсыхающей мази. Но все равно это было спасение от мучившей меня боли, обильно намазав клеймо жирной мазью, я наконец почувствовал облегчение. Приятный холодок глушил основную часть боли, и я смог задремать, провалившись под утро в беспокойный сон на краю сознания.
Проснулся я от того, что надзиратели совершали обход заключенных. Они вместе с рабами ходили по камерам, проверяя, все ли на месте и все ли живы. А рабы меняли отхожие ведра, и убирались в камерах, которые освободились от постояльцев за ночь. Полночи рядом не было, ее где-то носило, скорее всего разведывает окрестности. Надзиратели никого особо не будили, им было плевать на всех заключенных. Тут редко кто задерживался надолго. Тут не кормили в принципе, хочешь есть, заработай еду на арене. Я так и сидел забившись в уголок, пока не проснулся мой сосед. Он сел на пол, почесавшись и взглянув безразличным взглядом, и пошел помочиться в ведро, прямо перед надзирателями. Естественно он половину нассал мимо, а скорее всего это было сделано специально, под грозные крики и проклятья стражников. Но смертникам плевать на угрозы, что может тебя напугать больше чем осознание того факта, что следующая ночь станет для тебя последней. Но главное он не трогал меня и ладно. Полночь вернулась почти в обед, завалив ворохом новостей. Это егоза облазила почти все помещения и недостроенную башню, успела стянуть ключи от некоторых решеток, и спрятать их. Я лишь сидел молча, стараясь меньше тревожить искалеченную грудь. После мази было значительно полегче, начала спадать краснота, но все равно все сильно болело, но я хотя бы мог пошевелиться.
Так и прошел день, и видно Криус решил, что я достаточно отдохнул и после того как ночью забрали из камеры моего соседа, через час пришли за мной. Меня посадили уже в уже знакомую клетку, я слушал через перегородки крики и брань пьяной толпы, требовавшей крови. Когда пришел этот урод Криус, усмехнувшись при виде моего мрачного лица.
— Что такое щеночек, не хочешь больше заключать соглашение?
Я лишь молчал, даже несмотря на него. Смысла разговоров не было, я в лучшем случае лишь услышу новые издевательства и насмешки, в худшем, он снова устроит какую-нибудь пакость. Он потоптавшись возле клетки и поняв, что ответа не получит, снова усмехнулся и ушел в подсобные помещения. Меня вытолкали минут через двадцать, четвертым по счету на арену. До этого мы все лишь смотрели, как рабы назад затаскивают вперед ногами трупы, что выходили сами пару минут назад, полные жизни и надежд, со своими мечтами и страхами.
И выйдя на забрызганный кровью песок арены Пандемониума, сжимая такой же убитый и поцарапанный гладиус, как и в первый раз, я уставился на расхаживающего по своему краю и раззадоривающему алчущую крови и пьяную в стельку публику, моего соседа по камере. А он лишь хмыкнул, увидев угрюмого, сгорбившегося подростка, держащего меч. Того самого, который сидел тихой мышкой, забившись в угол его камеры. И пока распорядитель раззадоривал уже порядком набравшихся гостей, которые увидев бойцов начали кричать, стонать и орать бессвязный бред от неспособности уже соображать из-за алкоголя. Мужик видно уже заслуженно принимал все эти крики на свой счет, расхаживал взад-вперед, поднимая руки и подбадривая гостей, он явно умел вести дела с публикой. А у меня не было настроения разыгрывать лживые выступления. Я лишь молча смотрел на него исподлобья, ожидая начала боя. И когда все ставки были сделаны, и прозвучал гонг, ознаменовавший начало боя. Он не спеша пошел на меня, сказав:
— Не дергайся парень, все будет быстро и почти не больно.