Страница 6 из 16
— Погоди, — перебил Мирон. После воды захотелось в туалет, но пока он решил не придавать этому значения. Надо во всём разобраться… — Ты знаешь, что находишься в плену, и всё равно снимаешь свой сраный фильм и выкладываешь видео в Плюс?
— У меня сорок пять миллионов подписчиков. Они каждый день ждут проду, — мальчишка посмотрел на Мирона сияющими глазами. — Я знаменитость! Меня смотрит половина мира!..
— Ты больной на всю голову уёбок, — Мирон закрыл глаза. В затылке вновь начало болезненно пульсировать. — Плен — это не приключение. Это, на хрен, самоубийство, — вдруг он встрепенулся и сел прямее. — Давно ты здесь? Ты послал сигнал о помощи?
— Здесь я уже месяц, — обиженно сказал мальчишка. — Мы кочуем по берегу какой-то большой реки, но так как у меня нет карты…
— Погоди, — перебил Мирон. — Как это нет карты? У тебя же выход в Плюс!
— Односторонний, — пожал плечами мальчишка.
— Что?
— Сигнал односторонний. Я могу только передавать свои впечатления, и всё, — Мирон смотрел на него молча, как на диковинное, но не очень приятное насекомое. — Такие условия, — поспешно сказал пацан. — Реалити-шоу… Я подписался путешествовать по Азии как бы «без ничего». Из гаджетов — только имплант с камерой и передатчиком. У меня была бумажная карта, но её отобрали.
— Ёбаный насос, — Мирон подогнул ноги и спрятал лицо в коленях.
— Можно тебя попросить не материться? — сердито буркнул пацан. — У меня уже уши в трубочку…
Он посмотрел на подростка с новым интересом.
— Ты вот уже месяц сидишь в плену у кочевников. Месяц ты не мылся, не видел ни одного человеческого лица, питаешься одной сублимированной соей… И тебя напрягает мой мат?
— Ну да — мальчишка удивлённо распахнул глаза. — Неприятно же.
— Ладно, извини. Постараюсь фильтровать.
— Спасибо.
— Как тебя зовут?
— Виталик. То есть, Виталий Озеров.
— А я — Мирон, — он протянул руку, почувствовал вялое и слегка липкое рукопожатие.
— Почему у тебя лицо обгорело?
— Упал в костёр. Когда по башке огрели.
— Круто.
— Сам в шоке.
— Есть хочешь?
— А что?
— Соевый обед. Котлета, пюре и горошек. Сырые, но если привыкнуть… Газы, правда, потом мучают.
— Я почуял.
— Ну так что, будешь?
Мирон сглотнул. Хотел отказаться, но ведь нужно набраться сил.
— Давай.
Остро-солёный вкус сои напомнил о Токио. В горле встал комок. Мирон хотел уже плюнуть на всё, зашвырнуть пенопластовую каретку с склизкой коричневой дрянью в стену и отрубиться, но сдержался.
Будем рассматривать нынешнее положение, как интересную задачу с множеством переменных, — решил он. Соль отбила все другие вкусы, и жевалось совершенно механически.
Нужно отыскать выход. То есть, освободиться и сбежать. Прихватив с собой мальчишку, который до сих пор, спустя месяц, воспринимает плен у кочевников как увлекательный квест…
Его предупреждали: кочевники ловят людей. На границе степи, в крошечном городишке, где он останавливался в последний раз пополнить запасы. Мужики там жили суровые, вооруженные до зубов. От набегов из степи они защищались стальными роль-шторами и пулеметами, расположенными на крышах зданий.
К сожалению, в тот момент предупреждение его не столько насторожило, сколько обнадёжило: там, куда он едет — земли абсолютно дикие. А значит, преследования корпоратов можно не опасаться…
Вывод был правильный. Но совершенно бесполезный.
В том городишке ему говорили, что кочевники используют пленников как рабов — на самых чёрных, самых тяжелых работах. А потом продают на органы…
Судя по истощенному виду Виталика, продажа ему светит в самом обозримом будущем. Значит, надо торопиться.
О том, что настало утро, Мирон понял по узким косым лучам, пронизавшим стену сборного домика там, где секции стен были пригнаны не слишком плотно друг к другу.
И как только забрезжил рассвет, за стенами началась какая-то суета. Топот ног, крики, пронзительные вопли ребятишек, рокот разогреваемых двигателей…
Виталик, прикорнувший рядом — всё-таки соскучился пацан по общению, по живому человеческому теплу — встрепенулся, распахнул огромные глазищи и повёл оттопыренными ушами, как антеннами.
— Опять кочевать будем, — сказал он шепотом. — И неделю на этом месте не простояли…
Будто подтверждая его слова, дверь домика со скрипом отворилась, и в неё просунулась голова в малахае.
Вслед за малахаем возникло дуло автомата. Калашников, — как нетрудно было догадаться, — усмехнулся Мирон.
Дуло недвусмысленно приказало им выходить на белый свет.
— А всё-таки здесь красиво, — Виталик, стоя по колено в воде, плескал на тощую грудь и спину. Рёбра у него выпирали, как у старинного электронагревателя, а позвоночник походил на хребет осетра.
— Зайди поглубже, — посоветовал, отфыркиваясь, Мирон. — Заодно и постираешь.
— Я плавать не умею, — прищурился пацан. При свете дня оказалось, что лицо его усыпано веснушками, как лепешка — кунжутным семенем. — И глубины боюсь.
— Не бойся, я тебя поймаю, — Мирон лёгкими гребками выплыл на мелководье и нащупал дно.
В реку — широкую, неспешную и полноводную, их загнал давешний владелец Калаша. Мирон этому только порадовался: всё тело зудело от пота и засохшей крови.
Но и насторожился. Виталика явно купаниями не баловали, а значит, точно готовят к продаже. Показать, так сказать, товар лицом… Правда, кто мог позарится на тощее лопоухое чучело двух метров ростом, Мирон не представлял. Версия с чёрными хирургами представлялась всё более реальной. И пугающей.
Пока плавал, он успел наскоро осмотреть стойбище — ту часть, что располагалась возле реки. Плоский берег почти незаметно уходил в воду, и кибитки, или юрты, разбросанные в художественном беспорядке по зелёному полю, смотрелись очень живописно. Юрты были круглые, с коническими крышами. Впрочем, это всё, что связывало их с жилищами кочевников прошлого.
Белый нано-пластик, программные ассемблеры — из них вполне можно было построить высотное здание, с общей канализацией и водопроводной системой. Как только пришла в голову эта мысль, Мирон тут же понял, что так оно и было: когда-то эти жилища составляли дома-ульи, но потом их раскурочили, растащили и частично перепрограммировали.