Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 16

Глава 2

3. 2

Когда он попытался открыть глаза, веки, да и всё лицо, охватила жуткая боль. Кожа превратилась в обгорелую отбивную. Мирон чувствовал, как при малейшем движении кожа на щеках, на лбу лопается, и в трещинках появляются капли сукровицы.

Значит то, что он рухнул лицом в костёр, не приснилось. А вот… что было до этого?

Он выслеживал суслика. Затем пёк его на костре, затем ел.

В затылке взорвалась боль.

Мирон еле сдержался, чтобы не потрясти головой — уверенность, что от этого станет еще хуже, послужила отрезвляющим фактором.

Итак, можно попытаться проанализировать: он жив, но чувствует зверскую тошноту. Лицо горит. Башка раскалывается. Он находится в каком-то тёмном, и судя по запахам, замкнутом помещении.

Вывод — его выследили. Совсем, как он давешнего суслика… Затем оглушили, связали и взяли в плен. Кто?

На вскидку, два варианта: или владельцы дронов, или кочевники. Например, Торгутай Кирилтуху могло показаться, что одной винтовки в качестве мзды за свободный проезд по степи слишком мало…

Осталось открыть глаза и проверить.

Мирон предпринял еще одну героическую попытку разлепить веки. Кожа распухла и отекла, так что удалось создать лишь узкие щелочки, сквозь которые просочился неровный свет.

Ах да, были ещё запахи.

Крови — значит, приложили его знатно. Пота и еще чего похуже — значит, обморок был достаточно глубоким, чтобы тело перестало себя контролировать. Едкий запах антисептика — значит, о нём всё-таки позаботились. Обработали ожоги и рану на затылке…

Помимо антисептика, пахло сырыми шкурами, овечьей кошмой и горящим кизяком.

Значит, дроны здесь всё-таки ни при чём, — решил Мирон. Как-то не совмещались в его сознании высокотехнологичные ищейки и запах горящего кизяка…

Мирон поворочался на колючей, ядрёно пахнущей кошме и сел. В голове сразу загудело, в горло хлынул поток горькой желчи.

Значит, всё-таки сотрясение, — думал Мирон, прислушиваясь к утихающим спазмам в пустом желудке.

Отёк спадал, и глаза уже открывались довольно широко. Теперь он видел, что находится в так называемой юрте — самопрограммируемом сборно-разборном коттедже, из которого удалили, вырвали с мясом все внутренности — спальни, кухню с линией доставки, биотуалет и систему подачи воды… Остались лишь стены и голый пол, заваленный кошмами, сырой овчиной и пластиковыми упаковками из-под замороженных соевых обедов.

В дальнем углу обширного замусоренного пространства громоздилась еще одна куча шкур. Неожиданно она пошевелилась, и из глубины на Мирона уставились две светящиеся точки…

— Кто здесь? — вскрикнул он, но тут же сообразил, что точки — это отражения огонька примитивного светодиодного маячка, тлеющего ровно посередине помещения. Отражался светильник в глазах.

А глаза принадлежали тощему лысому существу. Худющему, с орлиным носом, иронично изогнутыми тонкими губами и огромным адамовым яблоком. Одето оно было в сильно заношенный спортивный костюм из нанопоры и громадные, сорок последнего размера, кроссовки.

— Ты почему молчишь? — спросил Мирон. — Ты меня понимаешь?

Существо моргнуло — раз, другой. Глаза его оставались совершенно пустыми. Лицо не выражало ни единой мысли, было похоже на пустой экран.

— Чёрт, — выругался Мирон. — Подсунули в соседи овоща…

— Я не овощ, — вдруг сказало существо. Как-то сразу стало понятно, что это мальчишка, подросток.





— А какого хера молчишь? — сердито спросил Мирон, ощущая себя полным придурком.

— Мне нужно было закончить запись, — пояснил мальчишка.

Разложившись, как шезлонг на своих ногах-ходулях, он поднялся и в два шага преодолел расстояние до Мирона.

— Здорово они тебя, — сказал он и вновь отключился. Лицо опустело, взгляд расфокусировался.

— Эй, кончай придуриваться, — нервно попросил Мирон. — А то хочется тебе по морде съездить.

— Нужен был крупный план, — не обидевшись, пояснил мальчишка. — Но теперь всё. Конец. Следующая передача завтра…

— Что ты несёшь? Какой план? Какая передача? — Мирон протянул руку и дотронулся до мальчишки. Фух… А то показалось, что он вновь провалился в какой-нибудь сраный аттрактор.

— Я видеолог, — скромно потупившись, выдал пацан. — Снимаю фильм о жизни нео-кочевников. Изучаю социальные течения в среде маргинальных обществ.

— Ничего я, на хрен, не понял, — пожаловался Мирон. — Какой, в жопу, фильм? Чем ты его снимаешь?

— У меня имплант, — мальчишка уселся рядом. Пахнуло давно не мытым телом и острым, солёным запахом сои. — Камера подключена напрямую к зрительному нерву, — он погладил кончиками пальцев бритый висок. — Запись идёт прямо на подкорку, а потом сразу уходит в Плюс. У меня такая фишка: никакого монтажа, никаких правок. Всё в реале — как оно есть на самом деле.

— Тут есть вода? — на языке остался горький привкус желчи, в горле немилосердно першило.

— Извини, я не подумал… — мальчишка вскочил и принялся рыться в упаковках на полу. В призрачном свете фитилька был он похож на сильно исхудавшего богомола. — Сейчас-сейчас…

Наконец он отыскал бутылку с осмотической мембранной крышкой и протянул Мирону.

— Пей.

Мирон взял бутылку, внимательно осмотрел крышку. По идее, мембрана задерживала как частички грязи, так и бактерий. У него самого была такая бутылка — можно набрать воду из грязевой лужи, и высосать из неё чистый дистиллят.

Приглядевшись, он понял: это и была его бутылка. Характерная царапина на боку и чуть погнутое донце… Он сделал несколько больших глотков, а остатки вылил в ладонь и плеснул на лицо.

— Где остальные мои вещи? — спросил он хрипло.

Вода помогла прийти в себя. Даже острая боль в затылке стихла до тупой неприятной ломоты. Но думать она не мешала.

— Не знаю, — пожал плечами мальчишка. — Мне дали только это.

— Стоп, — скомандовал Мирон. — Давай начнём сначала. Где мы находимся?

— Где конкретно географически, или…

— Без разницы, — он уже начал сатанеть. Святая подростковая простота так и подмывала пересчитать зубы.

— Мы в плену. У одного из кочевых племён. Они называют себя племенем Рыжего Волка. В данный момент стойбище расположено на берегу реки.