Страница 12 из 45
— Зато эффективно, — пожал плечами Илья.
Он старательно отводил глаза, цепляясь за привычную манеру поведения, но теперь она была напускной, а там, внутри, клокотала непонятная мешанина пугающих его чувств, с которыми он никак не мог совладать.
— Я решил, что мой долг быть справедливым, — надменно, словно делая Илье великое одолжение в ущерб своему драгоценному времени, произнес ангел. — Даже мразь вроде тебя имеет право попробовать оправдаться.
— Спасибо, за столь великодушную возможность, — иронично поблагодарил Илья, но все же задал давно мучавший его вопрос. — Я тебя вроде не знаю. Камон, и что же мне вменяется в вину?
Михаил долго молчал, нимб над его головой ярко пыхнув светом, ослепил Илью, и притух. Ангел тихо процитировал:
— «Ты можешь, как мальчишка, Сбивающий репьи, Крушить дубы и скалы, Но ни земли моей Ты не разрушишь, Ни хижины, которую не ты построил, Ни очага, Чей животворный пламень Тебе внушает зависть»[1].
Илья скривился, только метафоричных красивостей их странной беседе сейчас не хватало.
— Окей, тебе так не понравилась моя маленькая революция? Это лишь значит, что ты не такой филантроп и гуманист, как сам о себе думаешь. Это ведь сущность человека — нести друг другу страдания и разрушения. Не я это придумал, я лишь подтолкнул их, — попытался наобум оправдаться Илья.
Илья знал за собой эту вину. Однако не успел договорить, как понял — не то двигало архангелом. Мало ли сколько это древнее существо повидало на своем веку революционеров. В истории были персонажи и куда хуже, пролившие реки крови и сотворившие такие дела, что Илье до них было, как до Москвы раком. Причина ненависти архангела была какая-то другая более личная, более значимая…. Но что он, Илья, мог такого сделать архангелу?!
— Что ты можешь знать о сути душ человеческих?! Ты ошибка мироздания, моя личная ошибка — с раздражением выдохнул Михаил. — Тебя не должно было быть… Ты… Ты — урод. Я наблюдал тебя за несколько недель до твоей смерти. Ты принес за собой хаос. Бездну, что пожирает мир. Знал бы заранее — не дал бы тебе коптить свет Божий, а теперь все погибает по моей вине, если только не найду способ все исправить.
Илья поморщился — Михаил говорил путано и непонятно. Обычно так говорят, когда человеком движут сильные эмоции, и он сам не может осмыслить толком своих мотивов. Но перед ним был ангел, а не человек.
Сила была на стороне Михаила — значит нужно играть по его правилам и продираться к сути его претензий, а там, возможно и договориться. Илья всегда умел договариваться, и сейчас это умение было как никогда кстати.
— Поздно, обезглавив революцию, ты лишь создашь для толпы кумира. Надо было раньше суетиться. А ты, любуясь небесными зефирками, упустил момент и проворонил приход антихриста, — цепляясь за такую знакомую ему язвительность, усмехнулся Илья.
Он специально и дальше продавливал отпавшую версию с революцией, чтобы Михаил, возражая ему, незаметно для самого себя открыл истинную причину своего желания поскорее расправиться с Ильей.
Так оно и вышло, но Илье не пришлось порадоваться победе — она внезапно обернулась поражением и отозвалась жгучей болью и горечью.
— Ты не антихрист, ты нефилим. Ты чудовище, которое пожрало душу собственной матери! — сквозь сжатые, мелкие зубы с ненавистью выплюнул Михаил. — По твоей вине она не попадет ни в рай, ни в ад, не переродится для новой жизни! Она распалась, и ее поглотил вечный Хаос на моих глазах.
— А тебе-то что с того?! — удивленно огрызнулся Илья.
Сделалось паршиво. Память услужливо подсунула ему воспоминания о маме. Нет, вспомнил он не ту измученную и состаренную его подлыми выходками женщину, а другую, юную и задорную, с теплыми руками и приятным голосом.
Она наклонялась к его манежу и, взяв игрушечных единорога и дракона, разыгрывала перед Ильей сцены давних сражений. Илья тогда еще умел смеяться победе доброго единорога над злым змием — великой победе архангела Михаила над силами зла. Тогда он еще умел ждать героя домой вместе с мамой.
Что же случилось потом? Как будто пелена безразличия упала на душу. Смутно вспомнился какой-то сад и черный ящик с бездной внутри. Но то был скорее сон, чем явь.
— Это и моя вина тоже, — с усилием признался Михаил и на его скулах заиграли желваки. — Я… Я любил ее иначе, чем других. Я не хочу перед тобой тут распаляться. Ты слишком ничтожен, чтобы понять. Но Мария. Она была другой. Мы были близки. Ближе, чем должно. Моя противоестественная любовь сгубила её.
Илья напрягся. Мысль заметалась в голове, но он никак не мог её ухватить. Пока она дрожью не прошла по всему телу. Вмиг подбросив его на ноги и заставив закрутиться по пещере волчком, чтобы хоть как-то успокоить эмоциональный всплеск.
Так вот кого ему напоминал все это время Михаил. Копию этого лица он наблюдал двадцать один год своей жизни в зеркале. Да и отчество у Ильи было Михайлович. Слова матери: «Твой отец — ангел» — приобрели новый смысл. Стало обидно за маму и себя. Захотелось закрыть голову руками, отмахнуться от этой догадки. В горле засаднило, и на глаза выступили слезы, он поспешно сглотнул ком. Хотелось сказать Михаилу о чем-то важном, но о чем, он так и не смог сообразить, поэтому лишь зло упрекнул:
— Если так любил, что же не спас?! Отчего не был рядом?
— Если бы я знал, что моя любовь способна породить такое! Если бы я знал, что за существо у нее зародилось, как паразит во чреве. Я бы убил тебя во младенчестве. Но я не знал!
— Или не хотел знать? — с горечью покачал головой Илья.
Михаил подорвался с места и, яростно сжав кулаки, подскочил к Илье. Илья ответил напускным равнодушием, мол, бей. И Михаил вдруг отступил, сник, забормотал оправдываясь:
— Я не мог… Я должен был служить высшей цели… Тогда не понимал, что высшая цель и Мария — это одно и то же! Я не мог ослушаться отца. Я думал, что если оставлю Марию, у неё появится шанс на новую жизнь, нормальную, человеческую, счастливую. Я не знал о нефилиме. Она мне не сказала, что беременна, когда мы прощались. Избегая дальнейшего искушения, я согласился, чтобы отче укрыл её от моего взора. Я был в неведении…
— И как же ты прозрел? — Илья слушал, и было так паршиво, что на каком-то моменте он просто абстрагировался и перестал пропускать рассказ через себя.
— Мир стал разрушаться. Рай умирал, а ангелы превратились в обезумевших чудовищ. Я искал источник и вышел на тебя. К этому времени Мария была уже мертва, а то, что осталось от неё, дожирала тварь, живущая внутри тебя. И хоть сейчас ты ловко замаскировал его, я знаю, что ты есть на самом деле!
Илья закрыл глаза. Хаос его души. Вспомнилась Аня, её робкая улыбка, её тепло и как он умер, убивая Лёху. А потом вновь маму и порезы на её руках. Измученную им маму. И он отчетливо ощутил себя тварью. Уже слишком поздно — этого не исправить, это невозможно искупить — он замучил и убил собственную мать.
От Михаила ему не будет пощады. Он уже приговорен, а это всего лишь условность. Церемониал, чтобы потом Михаил смог сказать себе, что все случилось по справедливости. Он настолько в этот момент все понял про Михаила и себя, что сделалось нестерпимо одиноко, так одинока может быть только тогда, когда подходишь к концу. Он, как загнанный в угол щенок, может лишь, доигрывая отведенную ему роль, побольней укусить напоследок свой хвост.
Он посмотрел на архангела сверху вниз и с ненавистью, адресованной и себе, и ему, выдохнул:
— Ты виновен не меньше меня. Если бы ты был рядом — все бы обернулось иначе!
— Да, я убил бы тебя намного раньше, выродок! — с ответной ненавистью заверил Михаил.
— Видимо весь в тебя пошел!
Михаил инстинктивно сделал шаг назад. Нимб над его головой нервно замигал, глаза налились тяжелым золотом. Он тряхнул головой и, умерив свою цветомузыку, процедил:
— Нет, ты ошибка природы. В тебе нет ничего ни от меня, ни от Марии. Ты сбой в мироздании.
Опять прокрутилась через голову вся жизнь. Итог её очевиден. Приговор вынесен — осталось только смириться. И нет разницы, что судья виновен не меньше, а то и больше самого Ильи. Это никак не искупит всего того, что сделал он. Не смоет кровь на его руках, не очистит совесть, не вернет тех, кто мертв по его воле. Стало так тошно, что выход, предлагаемый Михаилом, показался самым простым и правильным. Укол копья и нет его. И нет всей этой канители вокруг и внутри него.