Не буди лихо

— Спасибо огромное, — улыбаясь, сказала девушка.

Положив подарок в карман, она вернулась к работе.

Закончив протирать пол и разговаривать с раненными, Маша вышла в коридор, чтобы пойти дальше. Мимо неё проходили врачи и медсёстры, иногда и раненные на костылях. Навстречу девушке шла одноклассница.

— Маша, ты закончила? — спросила Яна.

— Нет ещё. Всего две палаты осталось.

— Не забудь — нам ещё перед ужином Пушкина читать в двести четвёртой, — уходя, бросила она. — В прошлый раз все просто ахнули.

Та ей кивнула, пообещав успеть вовремя. Маша зашла в комнату санузла, чтобы поменять воду, и уже хотела включить кран. Из открытой форточки в помещение залетал свежий сентябрьский ветер. Комсомолка ощущала небывалый моральный подъём. И совсем не верилось, что где-то там война.

Но тут на улице залаяли собаки, послышался рёв моторов. Маша выглянула в окно. Перед глазами пронеслась колонна машин с чёрным крестом, а группа вооружённых людей в серо-зелёных шинелях уже подходили к госпиталю. При виде их Маша ощутила, как страх холодной змеёй проскользил от груди до живота. Девушка рванула в коридор.

— Немцы! — завопила одна из медсестёр, когда те уже оказались внутри.

Раздались выстрелы. Входя в палаты, нацисты расстреливали раненных, а медперсонал толкали на выход. Медсёстры визжали и плакали. Кто-то из советских солдат пытался дать отпор. Но что покорёженные в боях и ослабшие люди могли сделать против откормленных и вооружённых немцев?

Маша так бы и стояла на месте в конце коридора с широко раскрытыми глазами. А на неё уже обратил внимание молодой немецкий ефрейтор в пилотке, который жадно сверлил её взглядом. Ещё чуть-чуть и немец бы уже зажал её. Но тут сзади ефрейтора обхватил Алексей, не давая ему пройти дальше.

— Беги, Маша! Быстрее!

Придя в себя, девушка бросилась обратно. В коридоре снова раздались выстрелы и немецкая ругань, стихли звуки борьбы. Дрожащими от паники руками, Маша стала открывать окно. В дверном проёме уже появилась фигура в серой форме. Немец подбежал к ней, руками пытаясь ухватиться за волосы. Маша уже спрыгнула вниз, оставляя белую косынку в руках мужчины. Падение смягчил густой, массивный куст цветов золотой шар. В состоянии потрясения, она побежала домой, чуть ли не через огороды, перемахивая через оградки.

Бежала, не разбирая дороги, натыкаясь на деревья, спотыкаясь на ровном месте. В голове у неё был один вопрос, который её мучил — что делать? Маша до сих пор не могла поверить, что война пришла и в их посёлок. Она не знала что делать, но понимала, что всё серьёзно. Ей очень хотелось верить в то, что папа и другие солдаты Красной армии всё же смогут остановить немецких захватчиков. И что линия фронта останется там, далеко на западе, что это никак их не коснётся.

Запыхавшаяся Маша добежала до родных ворот, стрелой пронеслась по двору и вся красная забежала в дом. Младшая сестра Даша сидела за столом за уроками. Рядом на стопке толстых энциклопедий сидел маленький старичок в косой рубахе, размером с самовар, и помогал ей. Это был домовой. Как только старшая сестра захлопнула за собой дверь они оба с удивлением посмотрели в её сторону.

— Что с тобой? — с недоумением спросила Даша.

— Немцы пришли, — задыхаясь, ответила Маша. — Прячьте быстрее всё!

И пока сестрёнка доставала с красного угла портреты вождей, Маша бросилась к книжным полкам, сметая всю литературу, связанную с учением Маркса. Это касалось и прозы. Она нервно перебирала пальцами по корешкам, думая, что точно нужно спрятать. «Как закалялась сталь» — в обязательном порядке. И ещё «Мальчиша-кибальчиша» — однозначно. «Трёх толстяков» туда же.

Собрав все книги в стопку, девушка сложила их на расстеленном на полу платке.

— Значки тоже сюда неси и билет мой комсомольский, — в спешке пояснила старшая сестра, складывая книги.

— Маша, а фотографии? — девочка указала на висящие на стенах рамки.

— Да не суетитесь так, девоньки, — сказал домовой.

Он хлопнул в ладоши. И в первую очередь со стены сорвался и завис в воздухе большой фотопортрет их матери Зинаиды. С изображения на них смотрела женщина в расцвете сил, одетая в парадную форму Красной армии образца девятнадцатого года с пулемётными лентами на теле. Опиралась она одной рукой о воткнутую в пол шашку. Вслед за фото матери полетели вождей и другие семейные фотографии родителей со времён Гражданской войны. Портреты и фотографии оказались на руках девочек.

— Простите, Владимир Ильич. Простите, товарищ Сталин, — произнесла Даша, протирая от пыли рамки уголком платка. — Вам пока придётся спрятаться.

Девочка аккуратно положила портреты к книгам и пристроила рядышком с комсомольским значком сестры свой значок октябрёнка. Маша тем временем сняла со стен плакаты и сложила их вчетверо. Компромат был завёрнут в платок и спрятан в мешок из-под картошки.

Но чтобы спрятать его, пришлось ждать темноты. Повезло, что захватчики разбирались с вопросами администрации. Когда спустились сумерки, Маша с сестрёнкой потащили мешок в огород. Открыв дверь в огород, старшая Ломова осмотрелась. Соседей не было видно. Можно было идти.

Девочки потащили мешок по борозде между грядками. Картошка уже была убрана. Поэтому решили закапывать прямо на грядке, ближе к яблоне. По дороге они встретили дворового — такого же маленького старичка с куриными лапами вместо ног.

— Чаво случилося, девчата?

— Немцы пришли, — мрачно ответила Маша.

Дворовой не понял её беспокойства. Тому не было никакого дела до войны. Его пугало только то, что вся домашняя животина передохла или была съедена. Теперь ему не за кем было ухаживать. Маша могла его понять. Дворовой — нечистый, не его ума дело, что творится в мире людей, в Яви. Дальше их двора он никогда не видел.

Маша, после ночного сокрытия компромата не раздеваясь, плюхнулась на свою кровать. Даша пристроилась рядышком под боком старшей сестры. Но уснуть им не дал начавшийся вой. На собак не было похоже, на сирену тем более. Звуки исходили со стороны леса. Потусторонний вой, не похожий на привычное хоровое пение. Будто ансамбль кикимор и русалок надрывно выли, отравляющих хозяина леса в последний путь в Навь.

— Маша, что это? — спросила сестрёнка.

— Не знаю… — в голове пронеслись разные варианты, но выдала она только один. — Лешего в нашем лесу, может, хоронят? Помнишь, мама рассказывала?

— Правильно говоришь, Маруся, — подметил домовой, устраиваясь в изголовье кровати.

— А когда он помер? — спросила Даша.

— Да на днях. Долго он наш Карнов защищал, вот поэтому, чужеземцы к нам и пришли. Да вы спите, девоньки. Утро вечера мудренее.

Маша лежала в обнимку с сестрой и думала, как быть. От мыслей о пришедших фашистах она медленно перешла к думам об умершем хозяине леса. Усиливавшийся вой за окном не давал покоя. Как не во время умер леший. Всю войну он скрывал дорогу в посёлок густыми лесами. Теперь никто не мог защитить их, кроме них самих.