Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 42



Глава 17 Месть

Немецкие трупы оттаскивали в кучу. Теперь в Карнове не осталось ни одного фашиста. Маша подошла поговорить с Платовым.

— Товарищ майор! Что с посёлком теперь будет? Вдруг, немцы опять придут? — встревоженно спросила она.

— Не придут, в этот раз не придут. Карнов долго находился под защитой хозяина леса. Посёлок окружён лесом, так что его легко было скрыть от неприятеля. К сожалению, предыдущий леший умер, защита пала и как раз в тот момент немцы его заметили.

Маша вспомнила, когда фашисты только пришли, из леса доносились странные звуки. Значит, она была права, приняв их за шум нечисти, которая хоронит хозяина.

— А что хотел этот аненербовец сделать?

— А это уже информация, гражданских лиц не касающаяся, — улыбнулся Михаил. Он-то знал, буквально вытянул из Рейна вместе с душой сведения, что посёлок использовали для изучения славянской нечисти, чтобы использовать в своих целях. Платов вдруг спросил, — Куда ты теперь?

— У меня два пути — либо остаться в партизанском отряде, либо перебраться в тыл и там помогать.

— На фронт отправиться не хочешь? Используешь лихо на благо Родины.

— Так я ж не обучена им пользоваться толком.

— Ничего, научат. — Михаил достал из кармана галифе бумажку, на которой была его подпись. Он давно хотел предложить Маше отправиться пройти специальное обучение. — Держи. Придёшь в любое отделение НКВД в тылу. Там тебе подскажут и направят.

Девушка поблагодарила майора и побежала к дому.

В это же время Люба отправилась проведать подругу. Какого было её удивление, когда она увидела, что Маша стоит перед собственным домом. Она руководила процессом заколачивания окон, чем занимался Гоша и Вернер. На скамейке стоял чемодан.

— Маш! — позвала Соловьёва подругу. — Ты что, уходишь? Куда?

— На фронт. А если получится, искать Наташу, — ответила она. — Товарищ Платов сказал, что теперь посёлку ничего не грозит, тем более вы не только под защитой партизан. Должен же кто-то им помогать, если немцы опять придут.

— Да, наверно ты права, — согласилась Люба. — А что с тобой такое случилось там?

— Долго объяснять… — вздохнула Ломова.

После обеда на воротах дома Ломовых висел тяжёлый замок. Мебель внутри накрыли тканью, фотографии и посуда были спрятаны. Дом остался стоять пустой и заколоченный, оставленный дожидаться возвращения хозяев.

Напоследок, подруги пришли к свежевырытой братском могиле. Там на дне лежали завёрнутые тела милиционеров и других казнённых граждан, которых фашисты не дали похоронить. Девочки пришли попрощаться с Яной, которая теперь лежала рядом с братом. Через ткань простыни было видно её осунувшееся лицо со впалыми щеками, которое уже разлагалось. На подбородке у неё ещё была запёкшаяся кровь (кровь убитого ею фашиста Гюнтера). Рядом лежало и тельце Даши.

Пока тела закапывали, все стояли молча. Когда появилась Маша, все расступились. Лиц людей она не видела в сумерках. Про себя она прощалась с родным местом, знакомыми людьми, любимым домом. Здесь в земле остались лежать её друзья и младшая сестра. Партизаны уходили из посёлка. Жители Кранова только и видели, как вместе с ними уходил один красноармеец под руку с девушкой с чемоданом в руках и один немец.

Поднявшись на горку, Маша в последний раз окинула взглядом посёлок, который остался внизу. Ей казалось, что дома на улицах жались друг к другу, как замёрзшие цыплята. Сиротливо торчали трубы стекольного завода. Только дом культуры старался держать лицо и провожал их грустными окнами-глазами.

Прямо возле сигнального колокола Маша увидела два силуэта, вернее даже три. Она увидела, как мама подсадила Дашу отцу на шею. Девочка помахала ей рукой на прощание и родители тоже. У Маши защемило в груди. Она помахала в ответ и побежала догонять товарищей.

***



Кранов остался позади. Выстрелы и крики были отчётливо слышно. Ульрих стиснул зубы. Все их товарищи убиты, а они выжили только из-за внезапной жалости майора НКВД. Когда вопли прекратились и наступила тишина, Эрик воскликнул с возмущением:

— Я же говорил! Говорил, что эти русские животные! Нужно было с самого прибытия сжечь этот проклятый город дотла, вместе со всеми этими уродами.

Из его покрасневших глаз потекли слёзы.

— Так или иначе, нам дали уйти, будь рад хоть тому, что мы остались живы, — с укором сказал ему Ульрих.

— Заканчивай сопли жевать, — прыснул Эрик. — Вечно лезешь со своей жалостью. Ты как был, так и остался бесхребетным мальчишкой. Ты мог убить эту шваль, но вместо этого ползал у неё в ногах! Какое же ты жалкое ничтожество! Неудивительно, что твой отец…

Но закончить он не смог. Ульрих врезал ему с размаху, не выдержав оскорблений. Его слова привели юношу в настоящее бешенство.

— Я устал слушать твои вечные истерики, Айхенвальд! Я начищу тебе морду! Да благодаря мне ты остался жив, а не порублен на мясо! Будь мне благодарен, паршивый пёс! — сорвался он, срываясь на друга с кулаками.

Но как бы он не пытался повалить его на землю, Эрик был крупнее и сильнее. Он легко смог его обезвредить, заломав Ульриху руку за спину.

— Успокойся, ты, сопляк вонючий! — крикнул он. — Мы найдём наших, всё расскажем и этот городишко сравняют землёй так, что о нём никто и не вспомнит. Так что тот советский жид-политрук настоящий идиот, раз отпустил нас.

Ульрих ещё сопротивлялся, но с каждым разом становилось только больнее, так что он сдался. Товарищи промолчали и всё же вместе пошли дальше. Напоследок Айхенвальд бросил презрительный взгляд в сторону злосчастного посёлка.

Он увидел, как в конце тропы, где начинался лес, в воздухе образовался силуэт комсомолки с поломанной шеей. Рядом с девчонкой появился милиционер в окровавленной гимнастерке. Они оба смеялись и кружились, держа в руках косы и размахивая ими. Девчонка остановилась и провела большим пальцем поперёк шеи, глядя прямо на Эрика.

Он отвернулся, не желая больше смотреть на эту жуть, которая поубивала его сослуживцев.

Парни прошли несколько километров пешком. Им повезло, что их не нашла полевая жандармерия и не казнила, приняв за дезертиров. Но Эрик наделся вернуться в строй.

На ночь остановились в пустой деревне в старом доме. Долгое время они не разговаривали. Лёжа на запылённой кровати, Эрик пытался уснуть. Но как только его веки тяжелели, он резко просыпался. Порой он даже не понимал, бодрствует он или уже провалился в сон. Эрик боялся, что его начнут мучить кошмары.

Молодой человек проснулся в холодном поту. В его памяти ещё держались эпизоды только что приснившегося плохого сна. Последнее, что он отчётливо помнил, так это вездесущую черноту, стремящуюся поглотить его полностью.

Убрав пышную чёлку назад, Эрик уже было расслабился. Он лежал и смотрел в темноту. Ему показалось, что что-то холодное перебирается по его телу. Маленькие холодные пальчики маршировали по воротнику и коснулись шеи.

Эрик вздрогнул и обернулся.

— Кто здесь? — он пока не понял, что это была она.

— Действительно, кто же здесь? — тихо засмеялся голос.

Эрик протёр переносицу, стараясь вспомнить. Перед глазами тут же встали большие светящиеся жёлтые злые глаза и красной звёздочкой. Девочка, вся белая как снег, сидела на стуле и, болтая ногами, с мерзкой ухмылкой смотрела прямо на него. После чего она тут же растворилась.

— А я тебе вспомнил! Ты та мерзавка, которую я отымел, пока душил, — нервно усмехнулся он. — Думаешь, сможешь меня напугать?