Страница 27 из 176
Хозяйка таверны стояла на коленях, пряча лицо в ладонях, а плечи её тряслись от плача. Оби тоже опустился, обнял её.
— Уйми слёзы, дитя.
— Не трогай меня, я грязная, грязная!
— Грязь, — не кровь, её можно смыть. Хоть бы и слезами. Покаяние обережёт тебя впредь.
Он исповедовал её, потом уложил в кровать.
— Когда супруг вернётся из плавания, ты расскажешь ему обо всех своих прелюбодеяниях, — велел Оби голосом, не подразумевавшим ослушание. — И, если Господь-Кузнец будет милостив, получишь прощение. Он любящий и понимающий, у него большое сердце.
— Да, — ответила хозяйка таверны, крепко сжимая руку юноши, — он очень хороший.
— А теперь спи.
Укрыв её, Оби отправился в общий зал.
Он покинул таверну до рассвета, совсем не выспавшийся и опять голодный. В сумке было достаточно припасов, но волшебник решил позавтракать, когда доберётся до торгаста. Впредь следовало избегать людных мест, пожалуй. Страждущие души слишком сильно притягивали его внимание, требовали заботы и сил, но людей было много, а он один, и всем помочь никак… От этой мысли юноша горько в себе разочаровался. Он поспешил к церкви, надеясь, что двери будут открыты.
Солнце ещё не взошло, предместья тонули в промозглом тумане, поглощавшем звуки и свет. Он шагал, ведя пальцами по стенам домов, не спешил, чтобы не споткнуться, а потому ступал тихо и не привлёк внимания, когда оказался близ церкви. Там, под закрытыми дверьми собрались люди с застеклёнными лампами. Их голоса звучали приглушённо, Оби навострил уши.
—… ломать?
— Да, ломайте!
— Ломать двери храма?
— Сыне, Господь не наделил меня благодетелью терпеливости особо щедро и повторять одно и то же по кругу я не могу! Вот документ с печатью и подписью Преосвященнейшего Владыки епископа Дал
— Да, святой отец…
— Вот и читай. Не дело, когда церковь заперта, а священник исчез, кто будет окормлять паству? Может быть, ты, сержант?
— Н-нет, святой отец!
— Тогда ломайте двери!
Обадайя приблизился, оставаясь незамеченным пока что. Стало легче разглядеть пятерых в доспехах и фигуру в монашеском плаще. Один из солдат размахнулся топором, обрушил удар на створки, размахнулся ещё раз. Он рубил с огромной силой, так что очень скоро искалеченные двери распахнулись и служилый ввалился внутрь церкви.
— Господи! — прозвучал крик.
Епископский гонец поспешил внутрь и криков стало больше, остальные солдаты вошли следом, двое тут же вернулись растерянные. Оби замер, прислушиваясь, крики не смолкали, но вот среди голосов прорезался ужасный нечеловеческий вопль, перешедший в вой. Под сводами храма зазвучала брань, визги, и наружу выскочило нечто. Оно заревело, отшвырнуло одного из солдат, повалило другого, и бросилось наутёк. Обадайя бросился в погоню, не столько зная, сколько
Он гнался за существом по тёмным улицам предместий, ориентируясь на вопли и зажигавшийся в окнах свет, тихо молился о направлении с Небес. Пожалуй, именно благодаря молитве юноша таки догнал существо на судоверфи. Оно бегало во мраке среди туш кораблей, щетинившихся рёбрами шпангоутов, пока не забралось в один недостроенный фрегат.
Обадайя, видевший это благодаря чарам Енотовых Глаз, пошёл следом. Его сапоги взбивали пыль и древесную стружку, из левой ладони проросла белая веточка с золотыми листьями и жёлудем на конце, — волшебная палочка. Сердце билось гулко, шумела кровь, юноша двигался в дальний конец трюма к куче непонятно чего, свернувшегося на полу и… плакавшего. Встав рядом, он склонился и осторожно опустил руку.
Грязная, разодранная сутана висела лентами на измождённом человеке. Он вздрогнул, почувствовав касание, но ласковый голос Оби успокоил бы и льва. То был старый мужчина с разодранным в кровь лицом и совершенно безумными глазами. Искусанные губы непрестанно шевелились, текли слёзы и слюни, под ногтями гнили кусочки кожи, а волосы были почти полностью выдраны.
— Что с тобой, дитя?
Безумные глаза прекратили метаться и сосредоточились, бормотание стихло, взгляд оказался почти осмысленным.
— Ты пришёл… убить меня?
— Нет, дитя…
— Почему? Я так хочу… — священник заскулил.
— Что случилось, дитя?
Начавшее расплываться сознание вновь собралось.
— Разве ты не слышишь…
— Его я слышу всё чаще, дитя, но ты ведь говоришь не о Господе?
— Н-нет, — пискнул старик, дрожа как лист на ветру. — Господнего гласа я давно уже не слышу… но
— Расскажи мне, дитя.
— Кричит! — заплакал безумец, впиваясь ногтями в гноящееся лицо. — Он ревёт! И рычит! И воет! Он ненавидит нас! Всех нас ненавидит! Он говорит, что скоро придёт и будет рвать наши тела на куски, перешивать на новый лад! Он заберёт нас… заберёт…
— Куда заберёт?
— На дно, — прорыдал старик, — он выйдет из пучины морской и отдаст нас всех Господам! Они грядут, слышишь⁈ Господа грядут… Из глубин восстанут они!!!
В горле его забулькало, священник вцепился Обадайе в плечи, широко раскрыл рот и наружу хлынула вода. Она лилась и лилась, вынося из тела обрывки водорослей, ила, мелких крабов, а когда сквозь гортань пролезли иглы морского ежа, Оби увидел смерть и не успел произнести даже слова, — бессмертная душа растаяла.
— Господь милосердный… — начал он было, но осёкся, ведь молиться оказалось не о чем, душа просто исчезла. — Господи.
///
Когда он вернулся к церкви, перед ней стоял большой фургон с зарешечёнными окнами, а само здание окружала цепь солдат в сером, — Церковный Караул, войска, подчинённые Инвестигации.
Сквозь одно из окошек фургона выглядывали радостные и удивлённые глаза.
Обадайя приблизился к оцеплению.