Убийство на станции

— Я хочу сказать, что я не ответственна за происшедшее.

— Я вас и не обвиняю… Пока, — Плотников сделал ударение на последнем слове.

— Ну, знаете! — доктор возмущенно всплеснула руками. — Это переходит всяческие границы!

— А, ну, успокойтесь! — неожиданно рявкнул Николай Иванович. — Не вам судить о границах мне дозволенного. Потрудитесь взять себя в руки, и отвечать на мои вопросы. В противном случае, я могу применить к вам санкции содержания под арестом. Для этого у меня есть все полномочия.

Он поднял плечи и наклонил голову, приняв грозную позу.

— Это всех касается. Всего персонала станции. Понятно?!

Майор Сенников решил первым уладить назревавший конфликт.

— Елена Васильевна, действительно, успокойтесь уже. Подполковник прибыл сюда не по своему желанию, и, насколько нам известно, обладает огромным опытом в расследованиях.

Доктор ещё немного «поиграла мускулами», но, не ощущая поддержки коллег, смирилась и плюхнулась в кресло.

— Итак, первый вопрос, — продолжил Плотников. — Что каждый из вас может сказать о Марине Скачковой?

Первым отвечал капитан Оболенский. Видимо, на станции принято было сначала высказываться начальнику.

— Я о Скачковой ничего особенного сказать не могу. Она работала над проектом хм… на мой взгляд, утопическим. Правда, особых хлопот командиру и мне не доставляла. Как человек нормальная в общении, милая женщина. Судить о перспективности её разработок я не могу.

Он посмотрел на Сенникова, который с заметной усмешкой отнесся к его словам, скривив губы и отворачиваясь.

— Так мы никогда не найдём причин, — майор повел бровями вверх и покачал головой. — Скачкова и Фролова открыто конфликтовали в научных спорах. Это только слепому не было заметно. Особенно при распределении энергии для экспериментов.

— Вот как? — заинтересовался Плотников, сложив руки на груди.

— Вот что вы клевещете, господин майор! — вдруг ожила Синичкина. — Как можно сравнивать выскочку Скачкову и умницу Наталью Семёновну. Вам, воякам, вообще не понять научных идей доктора Фроловой.

— А какие у неё были идеи? — наигранно удивился Николай Иванович.

Синичкина смерила его уничижительным взглядом.

— Вы что-то сможете понять в астрофизике?

— Принцип можно объяснить и без специальных терминов… Было бы желание.

— Ну, не знаю, — она повела плечом. — Наталья Семёновна работала над теорией сжатия пространства, а у Скачковой была гипотеза «свободного разума».

— Скачкова работала одна над своей гипотезой?

— Да, — усмехнулась Синичкина. — Её взгляды мало кто разделял.

— Однако она попала на эту станцию в рабочую группу, — возразил Плотников. — Значит, были заинтересованные структуры в её разработках.

— Конечно, были, — намекая на что-то, заявила доктор, но говорить дальше не пожелала.

— Договаривайте, Елена Васильевна, — попросил Сенников. В это время Оболенский ударил ладонями о колени и сказал: — Не надо только распространять сплетни. Марина Сергеевна получила место на станции благодаря доказанной гипотезе. И это стало, так называемой «теорией Скачковой». Она поставила ряд удачных экспериментов и доказала своё право на исследование.

— Поточнее, пожалуйста, — Плотникову становилось всё более интересно.

— Извольте, — майор так посмотрел на Синичкину, что та сжалась. — По «теории Скачковой» разум существует отдельно от физической оболочки. Но попадая в тело человека, стареет вместе с телом. Марина Сергеевна хотела доказать, что если каким-то образом отделить разум от тела конкретного человека и погрузить тело в состояние анабиоза, то разум сохранит свой возраст. И если тело потом вернуть, то оно получит здоровый и молодой разум. И тоже не будет стареть. Ещё она считала, что разум в это время может развиваться, учиться и управлять кораблем. Вы понимаете, как это важно для дальних космических путешествий?!

Он с воодушевлением взглянул на следователя.

— Скорее всего — да, — ответил Плотников, соображая, что подтверждается его первая версия.

— Бред! — крикнула Синичкина. — Антинаучный бред!

— А теория сжатия пространства не бред?! — крикнул в ответ майор.

— Ооо! — проревела доктор. — И это говорит заместитель командира по военным исследованиям! У вас была тройка по астрофизике! Как вы вообще тут оказались?!

— Ну, вы тут оказались только благодаря Фроловой, — отпарировал Сенников. — У вас нет ни одной научной работы…

— Слышала бы это Наталья Семёновна! Вы бы вылетели со станции кубарем!

— Да что вы говорите, — съязвил майор. — Если бы не отец Фроловой…

— Так, господа ученые! — перекричал их Николай Иванович. — Прекратите свои «научные» прения. Меня больше интересует тот метод, с помощью которого три женщины оказались…

Он хотел сказать, мертвы, но понял, что соврал бы.

— Это Скачкова виновата, — не унималась Синичкина. — Она там что-то включила в своей лаборатории.

— А Белянина работала в её лаборатории? — провокационно поинтересовался следователь.

— Нет, — тут же ответил Сенников. — Света работала над другим проектом. Это в моей епархии.

— Насколько хорошо вы её знаете?

— Серая мышка, — тут же влезла Синичкина.

— Так, Елена Васильевна, — попытался осадить её Плотников. — Давайте, вы будете говорить тогда, когда я вас спрошу. Вы, хм… Несколько мешаете.

— Я, вообще, могу уйти!

Николай Иванович тяжко вздохнул. Синичкина начинала ему надоедать. Он и так то, еле себя сдерживал, но неуёмность доктора начинала бесить. Ладно бы, по делу говорила…

— Ещё раз повторю, — следователь сдержал ярость. — Вы уйдете только тогда, когда я скажу, и говорить будете тоже, когда я вас спрошу. Надеюсь, это понятно?

Она только отвернулась.

— Продолжайте, майор…

Сенников перевёл дух.

— Света очень исполнительный сотрудник. Возможно, — он поднял палец, — она и выполняла некоторые задания для Марины Сергеевны, но это можно узнать по записям базового интеллекта станции. На его серверах фиксируются все работы. Учёных на станции не так много, чтобы лаборанты игнорировали их просьбы, а Белянина была одним из лаборантов медицинского отсека.

— А кто ещё работал в медицинской лаборатории. Я так понимаю, у каждого был свой допуск в помещение?

— Да. Со Светой работала ещё один лаборант — Инна Рубцова. Но в тот день, кажется, она отдыхала.

Николай Иванович прикусил костяшку указательного пальца. Пока его первая версия распадалась. Фролова и Скачкова, действительно, конфликтовали, но обе лежали сейчас в капсулах. То есть, обе стороны «конфликта». Тогда кому такое положение вещей было выгодно?

— Елена Васильевна, вопрос вам. Сколько учёных вели свою разработку в «мирном» секторе?

— Сразу видно дилетанта, — не сдержалась от сарказма Синичкина. — Все работы, так или иначе, были связаны с ВКС. Просто у военных более «узкие» эксперименты — технологичные, а мы на своих экспериментах проверяем теории.

— Хорошо. Кто ещё, кроме Скачковой и Фроловой проверял на станции свои теории?

— Да больше никто, — уже спокойно ответила доктор. — Скачкова в одиночку экспериментировала со своей, а мы, с Натальей Семёновной — со своей.

— Да, но в вашей епархии теоретиков числится двадцать два сотрудника! Чем занимались ещё, — Плотников провёл несложное математическое вычисление, — семнадцать человек?!

— У Натальи Семёновны очень сложная аппаратура для эксперимента. Её собирали здесь. Поэтому нужны были инженеры различных специальностей — электронщики, механики и прочие.

— Николай Иванович, — это уже «взял слово» капитан Оболенский. — Вся экспедиция, в том числе и военная часть, была собрана именно для проверки двух перспективных теорий преодоления расстояния в пространстве. Если бы хоть один эксперимент удался бы — это было бы прорывом.

— Не совсем, — опять вмешалась Синицина, но на этот раз было кстати. — Удачный эксперимент только бы подтвердил теорию ученого. До реального броска человека сквозь пространство ещё очень далеко. По крайней мере, обе теории считаются перспективными в наших научных кругах.