Страница 13 из 15
Глава 7 — Полынь
Мне захотелось дать Сумарокову подзатыльник и заорать в ухо: какая чума, дядя, какое откровение? Ты что городишь, Василий?! Какой, в болото, апокалипсис? Не может этого быть!
— Да, я первый всадник — Чума.
Софья развела руки в стороны, запрокинула голову и закричала:
— Этот мир погряз во грехе! Нет больше чистых душ, нет праведников, нет любви!
Её голос грохотал над площадью перед собором, давя на плечи ладонью великана. Я смотрел, морщился и не верил во всю эту мистику, хотя и выглядела она до ужаса правдоподобно. Вот бледная девица, опутанная жуткими потоками эфира, вот вороньё кружит над ней, небо затягивают зловещие чёрные тучи. Страшно, а червячок сомнений всё равно грызёт изнутри.
— Все виновны! Уничтожить мир! Бросить его в огонь! На суд Божий всех искусителей! Разрушить! До основания! В труху!
Сумароков сжался, закрыв лицо руками. Седой майор, с расширенными от ужаса глазами, крестился не переставая. Часть солдат бросилась наутёк, а оставшиеся упали на колени и что-то бормотали, зажмурив глаза. Только я не успел поддаться панике и всеобщему страху. Не верю!
— Все лягут, как колосья под серпом гнева!
Я поморщился и потянулся рукой к шее. Когда требуется перекричать кого-то, нет ничего лучше Знаков воздуха и силы в связке “южный мост”. Рисуют её прямо на горле, пальцем. Завтра я буду расплачиваться — хрипеть и разговаривать только шёпотом, но сегодня смогу переорать свихнувшуюся одержимую.
— Сударыня! — Мой голос звучал громче её завываний, и Софье пришлось замолчать. — Сударыня, у меня есть вопросы! Соблаговолите ответить, будьте так любезны!
Софья уставилась на меня выпученными глазами. Теперь главное — перебить её давление и взять ситуацию под контроль.
— Сударыня, если вы первый всадник, то где остальные?
Опешив, она несколько раз моргнула. Перевела взгляд с меня на Сумарокова, на майора, на солдат, затем снова на меня.
— Ну? Где другие всадники? Не самозванка ли вы, Софья?
От моего издевательского тона девушка вспыхнула. Даже румянец на бледных щеках появился.
— Здесь! Здесь остальные!
Она мазнула взглядом по моим спутникам, остановилась на майоре и ткнула в него пальцем.
— Ты второй! Имя тебе — Война. И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нём дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.
Майор отшатнулся и схватился за сердце.
— Я не…
— Ты убивал. Много убивал! Мужчин, женщин, детей!
— Я не хотел…
— Хотел! Ты Война, и ты знаешь это. Третий! — палец Софьи указал на Сумарокова. — Ты третий всадник. Голод!
— Позвольте, — Сумароков встрепенулся, выйдя из оцепенения, — при чём здесь я? И почему Голод?
— Ты знаешь почему. Это ведь ты уморил их до смерти. Я знаю, что это ты сделал!
Археолог спал с лица.
— Неправда, — забормотал он, — это была случайность. Трагическое стечение обстоятельств. Если бы…
— Голод, — ухмыльнулась Софья, — я всё знаю, ты сделал это специально.
Старик обмяк и начал валиться навзничь. Я успел подхватить его под руку и усадил на снег. Дьявольская девка! Всю команду вывела из игры одними разговорами. Надо немедленно разбираться с ней, или она действительно соберёт себе “всадников”.
Я выпрямился, вздрючивая Анубиса. Давай, дружок, мне нужна вся твоя мощь.
— Смерть, — улыбнулась Софья, глядя мне в глаза, — ты последний всадник. И вот, конь бледный, и на нём всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним.
— Сударыня, не советую шутить со смертью, она этого не любит.
— Ты — Смерть!
У меня в голове вспыхнуло прозрение. Я вспомнил, что она такое! Вспомнил! И знаю, как надо действовать, — сбить её уверенность. Чтобы она засомневалась, отпустила потоки эфира, и тогда…
— Ошибаетесь, милочка. Я всего лишь скромный некромант. А вы, кстати, поторопились. Рано для всадников, моя дорогая, не пришёл срок для них.
— Ты лжёшь! Смерть всегда лжёт!
— Смерть говорит только правду. Слышала, что мёртвые никогда не лгут?
Она отступила на шаг.
— Я не верю тебе.
— Не пришёл еще срок для всадников. Ибо, — я усилил голос, — не упала ещё звезда Полынь, и не стали воды горьки!
— А…
— Полынь звезда же падёт на землю у реки Борисфен через двести двадцать шесть лет, четыре месяца и одиннадцать дней. Я был там, и видел, как она пала. Ты пришла слишком рано, Чума!
Лицо Софьи исказилось. Вокруг её фигуры ломались эфирные потоки, рвались и закручивались.
— Ты… Ты врёшь! Ты Смерть, ты должен помогать мне!
Она сжала руки в кулаки, бессильно молотя им воздух.
— Он обманул меня! И ты обманул меня! Он бросил меня! Ненавижу! Я не хочу, чтобы он был! Пусть умрёт! Пусть все умрут! Ненавижу!
По её щекам текли слёзы. Эфир, ещё недавно защищавший её плотным коконом, распадался, отваливался кусками. Синяя аура съёжилась, стала не больше, чем у обычного ходячего, но не исчезла совсем. Я не мог подойти к ней, не рискуя заразиться оспой.
— Всё равно, — она всхлипнула, — всё равно я всадник.
Внезапно её глаза полыхнули дикой злобой.
— Я должна уничтожить этот гадкий мир. И ты, Смерть, мне не помешаешь!
Эфирный кокон перестал разрушаться. Да ёшки-матрёшки, ну почти же получилось! Я перевёл взгляд на девушку и увидел неожиданное спасение.
— Ты ошибаешься, Софья. Смерть не я — она за твоим левым плечом, как ей и положено.
— Что?!
— Проверь, она ждёт тебя.
Софья резко обернулась и вскрикнула. Перед ней стоял Киж, бледный и безразличный, как и положено мертвецу.
— Здравствуй, — сказал он с грустью, — твоё время пришло.
Поручик шагнул вперёд и порывисто обнял девушку левой рукой. А правой резко вонзил узкий кинжал. В грудь, точно туда, где едва билось истерзанное девичье сердце.
Синяя аура съёживалась, утекая водой. Всасывалась в тело Софьи, пока не исчезла вовсе. Киж стоял рядом с девушкой на коленях и гладил её по волосам.
Я подошёл к ним и с удивлением обнаружил, что Софья всё ещё жива. Дыхание мелкое, отрывистое, кровь из раны на груди вытекает с неохотой, густая и практически чёрная. Ёшки-матрёшки, во что она превратилась?
— Простите, — голос девушки прозвучал почти неслышно, — я не хотела никого убивать. Там были бутылочки, с черепом на бумажках. Думала яд, выпила…
Она часто-часто задышала. Закатила глаза и дёрнулась в судорогах.
— Костя, — тихо произнёс Киж, — синяя дрянь не даёт ей умереть.
И без его замечания мы с Анубисом это почувствовали. Зараза хоть и уменьшилась до размера детского кулачка, но не желала умирать. Синяя оспа, полуживой-полумагический паразит, пыталась оживить носителя: латала рану в груди; требовала встать, дёргая за нервы; впрыскивала в кровь ядовитую отраву. Пожалуй, не будь нас рядом, через несколько часов девушка поднялась бы и принялась за старое.
Анубис оскалился и резко выбросил из моей груди протуберанец силы. На лету превращаясь в шакалью пасть, он ударил Софью в грудь и вырвал синюю пакость. Не успел я даже выдохнуть, как он сожрал добычу, глухо рыча и разрывая магию зубами. Да не отниму, не бойся! Пережёвывай хорошо, раз уж взялся жрать такую дрянь.
Я обессиленно опустился на ступеньку собора. Анубису хорошо — наелся всякой гадости и пошёл спать. Это мне теперь разбираться с остатками эпидемии, что-то делать с телом девушки, добивать ходячих и выслушивать бухтение Сумарокова. А в душе у меня стояли в обнимку пустота с тоской и завывали на два голоса. Ну, Рокк, скотина, счёт к тебе вырос в два раза, и я его обязательно предъявлю.