Соломка и Зверь

— Спасибо.

Искренняя забота по-прежнему была непривычна и приятна. Обычно приходилось сталкиваться с равнодушием, иногда — с агрессией. Только мама и Троя… потом почему-то ещё Тартуга помогал, не ожидая ничего взамен, потом Антон. И Гнат. Оказывается, не так уж и мало на свете неравнодушных?

— Может, это я что не так понял. Вообще-то Гнат меня спас. Когда он пришёл, мы уже выезжали. Я лежал в багажнике кулём, связанный, с вонючим кляпом во рту и чуть не обделался, когда машина завелась. Сама знаешь, что бы со мной произошло по приезду на место. Выжали бы из меня лужи крови, убили и бросили на видном месте, как хлам. Я ему по гроб жизни обязан. Но и скрывать от тебя не могу.

— Говори, конечно.

— Когда он пришел, один из охранников ему кричал, пока прятался и отстреливался. Он кричал: «А ты, лох, парень. Лошара ты! Ты хотя знаешь, что девка твоя отродье Соринова? Его дочь? Тебя пользует продолжение Соринова, осёл». А он не ответил, но когда выскочил из-за ящиков, я сам испугался. Тот еще орал, что твоя грязная кровь всё равно себя покажет, но потом зверь, вернее, Гнат…

Антон хватал воздух, как рыба на суше.

— Не надо, не говори.

Слышать, что именно сделал с похитителями Зверь, совсем не хотелось. Главное — убил, нейтрализовал угрозу, потому что иначе было нельзя, а подробности пусть остаются в тени.

И гены… Когда-то Зверь сказал, что в жилах Соломки течёт дурная кровь, что в ней порченые гены, которые нельзя передавать по наследству. А теперь что же? Взял да передумал? А как насчет совместных детей? Потомства, которое понесёт эти гены дальше?

«Не бывает чудес, — насмешливо хмыкнул здравый смысл. — Не бывает, детка. Значит, обман. Значит, тебя надули».

Но если не верить ему…

Соломка потерла ладони друг о друга.

— Ладно, прости еще раз. — Антон помолчал. — Я не хотел вам мешать. Я дурак.

— Всё нормально, только хватит извиняться.

— Понял.

Антон отодвинулся и действительно замолчал. А вокруг Соломки сгущалась неуверенность, темнота подступала, подкрадывалась и готовилась принять в свои объятья. Просить за Ленсуазу? За издевательства? За боль и смерть?

Кто может такое простить?

Тут неожиданно вспыхнул экран телевизора, отчего оба вздрогнули, так как его не включали. На экране показалась гладко причесанная и идеально накрашенная девушка, улыбающаяся стопроцентно искусственной и от этого ещё более великолепной улыбкой. За девушкой была белая стена с эмблемой Племени — контуром зверя.

— Жители Ленсуазы! — а вот зазвучавший за кадром голос был знаком — это говорил Тартуга. — Все вы знаете о недавнем недоразумении, когда по воле душевно больного человека на наш дом были направлены ракеты и мы подверглись угрозе уничтожения. Думаю, каждый согласится, что мы немедленно должны принять меры для обеспечения собственной безопасности в будущем — и мы их принимаем. Сейчас мы сделаем официальное заявление мировому сообществу, прямая трансляция нам обеспечена на более чем двухсот каналах всех стран мира и вы, естественно, тоже его услышите. Всё сказанное вам и так хорошо известно, однако пусть вас не смущает трактовка и недоговоренность — все в целях нашей с вами безопасности.

Показалось или действительно прозвучало крайне завуалировано? Соломка и Антон переглянулись.

— Уважаемые жители мира, — это заговорила уже девушка, до этого она просто улыбалась и хлопала глазами. Заговорила мягко, но хорошо поставленным голосом — наверняка профессиональный оратор. Меланья и не знала, что среди Племени такие есть. Ведь не могли они для такого важного заявления пригласить человека со стороны? Ладно, мелочи, потом.

— В связи с возникшим недопониманием между нашим сообществом и остальным человечеством, а также после голословного обвинения в нашей скрытности, мы, Племя, посовещались и решили открыть миру правду. Да, мы скрывали секреты, которые теперь намерены обнародовать и надеемся на понимание.

Ничего себе! Признавать сознательное сокрытие тайн? Что они делают, это же опасно! Разве в политике можно хоть что-то признавать, даже если тебя поймали за руку?

Антон недоуменно округлил глаза. Было с чего. Девушка продолжала.

— Дело в том, что во времена, известные вам как Освобождение произошло не только само освобождение планеты от попытки инопланетного захвата.

Соломка задержала дыхание. Каждая мелочь указывала, что сказанное будет очень серьезным.

— Произошло не совсем уничтожение захватчиков, которые планировали превратить землян в пищу. — Девушка сделала короткую, но крайне многозначительную паузу, дающую время для разгула фантазии. — Всё гораздо сложнее. Захватчикам удалось уйти, мы не смогли помешать всем. — Снова пауза, Соломка почти слышала, как настороженно бьются их с Антоном сердца.

— Следовательно, информацию о Земле и произошедшем Освобождении они донесли до своей расы. Описание наших возможностей и слабостей. Мы полагаем, что факт попытки инопланетного захвата может повториться в любой момент, — мягко, но уверенно произнесла девушка, а потом улыбнулась.

Что она сказала? В ушах зарождался и нарастал гул, будто Соломка стояла в огромной толпе, которая вдруг заволновалась, заколыхалась и в центре зародилась паника.

— И в следующий раз попытка может быть более успешной, — словно не замечая негативного смысла своего сообщения, улыбалась девушка. — Надеюсь, большинство из вас понимает, что человечество не способно остановить появление инопланетян, да что там, не сможет даже узнать об их приближении, поэтому помешать им может только наше немногочисленное сообщество. Только навыки, которыми мы обладаем и которые, возможно, сможем передать по наследству. Только оборудование, которым можем и умеем пользоваться, позволят Земле пережить очередную попытку, а в идеале раз и навсегда уничтожить инопланетян. Забудьте про мелочные ссоры, про зависть, делёжку чужого и вознесение себя на пьедестал славы. Человечество выживет как вид, только объединившись и позволив нам, Племени, поступать по нашему усмотрению без предварительного согласования наших действий. Вам нужно решить, что вы выбираете — верховенство над миром в том ограниченном виде, который вы понимаете и жаждете, или же вы оставите нам право самим распоряжаться нашим существованием и не посмеете больше лезть в наши дела. Отныне только разговоры, больше никаких попыток давления. Никогда. Иначе мы ограничим территории нашего проживания, закроем границы и оставим вас с инопланетянами один на один. Это наши условия.

Телевизор выключился, потух, будто и не было никакого выступления. Тёмный экран и тишина выглядели как-то нелепо. Где оглушительная тревожная музыка и вопли ужаса и скорби?

— Ты это слышал? — шёпотом спросила Соломка, силясь понять, не примерещилось бы ей выступление.

— Ещё бы.

— И что думаешь?

— Честно?

— Антон!

— Я пока в шоке. Получается… мы мало что знаем о племени, верно? Но это ладно. Получается, эти инопланетяне… могут прилететь, сегодня, завтра и просто сожрать меня на обед?

Соломка вдруг вскочила и бросилась в коридор.

— Подожди! Ты куда?

— Мне нужно попасть в одно место.

— Я с тобой пойду.

Антон неуклюже натягивал куртку, в которой приехал из бункера, но сейчас было не до нелепости его внешнего вида. Соломка и сама не заметила, что натянула фуфайку, правда, шарф взяла свой. И уже через несколько секунд торопилась в сторону центра. Снег сварливо хрустел под ногами, как недовольный дед, которому мешают отдыхать.

— Куда ты идешь? — с трудом поспевая за ней, спросил Антон.

— В бункер.

— Опять в бункер?

— И не говори. Надоели эти подземелья хуже пареной репы.

— Фу! Ты что, пробовала пареную репу?

— Отстань!

— Фу, какая ты злющая.

Меланья поджала губы и прибавила шагу. Вскоре показался дом, где располагался пункт доставки. Пройдя мимо закрытого окна выдачи заказов, Соломка спустилась ниже, в закуток, и толкнула толстую железную дверь. Дверь оказалась закрыта. Соломка вдруг окончательно вышла из себя и принялась стучать в нее, наваливаясь всем телом и дёргаясь.