Соломка и Зверь

Он поднял руку и сделал такое движение, будто стирал воду с лица. А потом, расставив пальцы, погрузил руку в снег, не переставая шептать, отчаянно и быстро, дёрнул рукой, но не так, будто вытирал её, а скорее будто отпускал что-то на волю.

Потом он вздохнул — грудь выпятилась вперёд — и выдохнул.

— Лей!

Антон поднял ведро, которое держал наготове и перевернул над головой Зверя. Вода с шумом потекла вниз, смывая кровь. Мокрые волосы прилипли к голове, струйки текли, капая в снег, а Гнат открыл глаза с мокрыми ресницами и улыбнулся Соломке. В его спокойных глазах не осталось ни следа происходящего секунду назад. Только доверие и тепло, только поддержка и любовь.

Кажется, теперь можно подойти?

Но тут Соломка застыла, потому что банально испугалась. До оторопи испугалась этого момента. Не Гната, не крови, а того, что не сможет потянуть такого мужчину. Не сможет выдержать их связи на равных, а иное в гармоничное паре недопустимо. Столько в нём силы, чистоты, уверенности. Хватит ли ей своей душевной ценности? Понимания, прощения, целостности?

Что она будет с этим всем делать?

Она показалась себе глупым, капризным ребенком, который не понимает, какая награда попала в его руки, ломает полученное на куски и бросает на пол, забывая, променяв на другую яркую игрушку. Сможет ли она понять, насколько глубока его душа? Это в любом случае тяжело — считаться с другим человеком, учитывать не только себя, но и его, а если ты при этом осознаешь, насколько по сравнению с ним несовершенна? Что тебя ждёт?

Придётся быть очень сильной, поняла Соломка. Прыгнуть выше головы. Иначе я изведу его придирками, пытаясь опустить до своего уровня и наша жизнь не будет счастливой. Иначе я не потяну.

Хватит ли ей силы?

Гнат молчал. То ли видел, какие демоны её сейчас терзают, то ли просто любовался, что вдвойне странней — обширная куртка и плед никуда не делись, а лицо, зато побелело и обветрилось от мороза.

Но, не попробовав, не узнаешь, верно? Может и потянет?

Он улыбнулся ещё шире. Ласково, уверенно. Нет, он молчал вовсе не потому, что не хотел мешать. Просто он верил в неё, в общее будущее, в то, что у них достаточно сил для преодоления любого препятствия.

Соломка встала и бросилась к нему, обхватывая руками, онемевшими от холода. Но это было неважно — холод отступит, обязательно, стоит его рукам обнять её вместе с этой фуфайкой, придать к себе так крепко, что дыхание срывается, поцеловать в глаза и губы.

— Я тебя люблю, — прошептала Соломка, осторожно окутывая его своим пледом, а Гнат ответил:

— Я люблю тебя больше.

* * *

Гадук бесился, хотя по поведению это было незаметно. По крайней мере тому, кто его плохо знал.

Тартуга знал хорошо.

— Это всё последствия того, что мы привыкли проводить операции в одиночку, — выказывал недовольство Гадук. — Надо разучиваться и учиться заново, иначе мы будем предсказуемы.

— Да, ты прав.

— Значит, пересматриваем тактику. Отныне рассчитываем силы на троих. Один основной, второй наблюдатель, третий подстраховка.

— А что делать сейчас?

— Нужно вытаскивать. Немедленно.

Именно тогда раздался звуковой сигнал, который подтверждал, что адресат в порядке. Облегчение было подобно удару.

Тартуга даже не знал, что так сильно нервничал. Когда устаёшь бороться за своё существование и переходишь на строительство и организацию обыденной жизни, как у всех, переключаться обратно на войну до отвращения сложно.

А Племени, видимо, придётся.

Глава 19

За ними приехали минут через тридцать — небольшой серый фургон с незнакомым зверем-водителем за рулём и встревоженным Гадуком. Оказывается, на входе в лес Гнат отправил сигнал, по которому их отследили.

Не без помощи забравшись в фургон, Соломка получила от Гадука алюминиевую кружку с горячим чаем и наконец, смогла согреться.

Остальные тоже разместились на сиденьях и фургон тронулся, трясясь на заснеженной дороге.

— Что нового? — спросил Гнат. Он был расслаблен и тих, хотя следы плохо смытой крови бросались в глаза. Однако их существование Гадук оставил без внимания.

— По вашему делу? Всё в порядке. Мать и сестра Антона находятся в Ленсуазе, в безопасности.

Антон с облегчением выдохнул:

— Спасибо.

Кодо покачивался, когда машина подпрыгивала на кочках, и смотрел в пол.

А Гнат, похоже, решил взять на себя роль души компании. Или это обычная для него роль, просто раньше Соломка не знала?

В любом случае, он единственный нарушал неловкое и тревожное молчание, не давая окружающим замкнуться в себе и в своих переживаниях.

— Гадук, познакомься, этого парня зовут Кодо. Он создал аппарат, который смог меня обездвижить и удержать. Так что сам понимаешь, Кодо имеет куда большую цену, чем кажется на первый взгляд.

Гадук присвистнул.

— Рад знакомству.

— У меня в городе две старшие сестры, — вместо приветствия сказал Кодо, не улыбнувшись. — Они одинокие, живут вдвоём и жутко меня достают. Но если… я должен позаботиться о них. У них больше никого нет, кроме непутёвого младшего братца.

— Тогда позвони им и скажи, что приедут люди, с которыми они должны пойти. В Ленсуазу, это город нашего племени. Там сейчас самое безопасное место. После мы решим, что с вами делать.

— А что вы можете с нами сделать? — сковано спросил Кодо.

— Да всё будет в порядке, — ответил Гнат, который сидел рядом с Соломкой, держа в руках такую же кружку с чаем. — Можете уехать хоть завтра. Но возможно, ты захочешь задержаться и изучить наши лаборатории?

Кодо покосился на него и задумался.

— Вы пустите меня в ваши лаборатории?

— Да мы будем счастливы, если ты посетишь наши лаборатории, — хмыкнул Гадук и казалось, это действительно так. Как будто что в этом такого — взять и привести конкурента в самое скрытое и самое охраняемое место племени? Однако Кодо, похоже, не тянул на врага. Или его не воспринимали как врага только за то, что он сумел обездвижить зверя? Казалось, этим фактом они, наоборот, искренне восхищены.

— А сестры у тебя красивые? — вдруг спросил Гадук.

Первым засмеялся Антон, потом Гнат, и только Кодо хмурился, не понимая вопроса.

— В племени не хватает женщин, поэтому им всегда рады, — отводя глаза, сообщила Соломка. — Даже у некрасивых есть шансы устроить свою личную жизнь. Думаю, это он тебе намекает на преимущества пребывания в Ленсуазе.

— Мои сестры красивые, но боюсь, я единственный мужчина, к которому они способны испытывать тёплые чувства. Остальных они, скорее всего, съедят с горчицей. — Машинально ответил Кодо и засмеялись уже все.

Допив чай, Соломка поставила кружку на пол, прижалась к Гнату и закрыла глаза. Сейчас ей было хорошо, очень тепло и спокойно, так, как по идее не бывает после испытаний, которые выпали на их долю. Рука почти не беспокоила, ныла время от времени, но не сильно.

— Что с нами дальше будет? — тихо спросила она, пока остальные обсуждали, как перевезти сестёр Кодо в Ленсуазу, учитывая их, по его выражению, «склочный характер».

— А что будет? Приедем домой, отдохнём… Поужинаем… Погуляем. И, может, тогда…

Последнее звучало довольно загадочно и многозначительно, но Меланья не поддалась. Улыбка не хотела украшать губы.

— Я спрашиваю про Племя… Эта угроза разнести Ленсуазу. Это всё так странно. От вас ведь не отстанут просто так? Значит, будет продолжение. Мне страшно.

Он повернул голову и немного помолчал. Потом произнёс:

— Нам придётся выгрызать свою свободу снова. Но в этот раз мы будем умней. Страх пройдёт. Однажды ты и не вспомнишь, что произошло сегодня.

— И как вы это сделаете? Ничему они не научатся! Люди хотят получиться от вас что-то, да? Они хотят, а вы не отдаёте. Значит, они не отстанут. Боже, что я такое говорю! Но это бесконечная война, бесконечная!

— Отстанут и оставят в покое. У нас много козырей в рукаве.