Страница 46 из 63
Со временем письма, доклады, решения Ковалевского становились категоричными, провокационными. Конечно, долго так продолжаться не могло. Илья предупреждал его: рано или поздно Андрей поплатится за самоуверенность. Посыпались кляузы, доносы. Ковалевский словно упёрся в потолок: чем яростнее боролся, тем больше накалялась обстановка, тем меньших результатов он добивался. Повисла даже угроза тюремного заключения. Два друга – Илья и Могир – были словно ангел и демон. Один просил угомониться, не лезть на рожон, второй поддерживал, искренне негодовал.
Однажды Рамзэ снова завёл разговор о масонах.
– Вы же знаете, члены Ордена особенные люди. Вероятно, они могли бы помочь вам. Как вы смотрите на то, чтобы самому стать масоном, Андрей?
Андрей сомневался недолго. Одна из основных целей вольных каменщиков, по словам Рамзэ, – нравственное совершенствование общества. Для Ковалевского не было задачи более важной.
Посвящение
– Не волнуйтесь, Андрэ: всего лишь формальность, чтобы мы могли оказывать покровительство во всех сферах.
Андрею завязали глаза. Рамзэ вёл его под руку. Ступеньки, запахло сыростью. Они спустились в подвал. Спутник усадил Ковалевского на стул.
– Я помогу вам раздеться, так положено.
Андрей знал. Во всём символы. Рамзэ разул его, на левую ногу надел плетёную сандалию. Потом сорвал пуговицы, раскрыв рубашку на груди.
– Теперь нужно побыть в тишине.
Могир никуда не ушёл, стоял рядом. Сначала Ковалевский прислушивался к звукам, а потом стал слушать внутренний голос: было неприятно находиться в зависимом положении. Что будет? Как всё окажется на самом деле? Кто они, братья? Просто влиятельные люди или нечто большее? Сможет ли он достойно вынести обет?
Размышления прервало прикосновение: Рамзэ взял его под руку.
Только сейчас Андрей почувствовал, как сильно продрог. Сколько прошло времени? Час? Больше? Ноги затекли, бил озноб.
– Пора… Сейчас я уйду, скажите мне вашу последнюю волю. Завещание… Всё земное вы должны оставить здесь. После постучитесь в дверь три раза.
– Всё имущество моё Веронике и детям, все труды, все достижения – Ордену.
– Пусть будет так…
Что было дальше, Ковалевский помнил смутно. Запах свеч, звон металла, бесконечные хождения по кругу, слова, слова… Голова кружилась. Через маску просвечивали всполохи, очертания, силуэты. Андрей чувствовал себя на дьявольском пиру. Он всё повторял за Досточтимым Мастером. Наконец преклонил колено. В грудь, точно там, где сердце, слегка кольнуло холодное острие шпаги, оцарапало кожу. Вдруг как гром прогремели слова:
– Я вижу несдержанную клятву, смерть. Орден может избавить тебя. Великий Архитектор Вселенной всемогущ. Мы можем вернуть твою возлюбленную.
Андрей стал задыхаться от гари, от замкнутого пространства, тошнота подкатила к горлу, он попытался снять маску. Мастер отклонил руку оружием.
– У тебя будет время подумать. Взамен ты отдашь не просто средства и труды, как другие, – ты отдашь душу. Если согласишься – тебе не будет покоя, пока наивысшая цель Ордена не будет достигнута. Сегодня – осталось лишь прибраться. Добро пожаловать, домой, брат.
С Андрея сняли маску. Мастер скрылся в темноте. Ковалевский опустился на пол, рядом стояло ведро с тряпкой. Он стал стирать белые буквы, нарисованные мелом, мутило всё сильнее. Андрей зачерпнул грязной воды, умылся. С трудом затёр оставшийся рисунок. Рамзэ ждал его у двери.
– Ну вот и кончено… Что с вами? – это ведь всего лишь инсценировка. Маленький спектакль.
– Кто? Кто принимал у меня клятву? Кто Мастер?
– Не знаю. Вероятно, очень влиятельный человек. Да что случилось?
– Скажите, за время знакомства с Орденом вы сталкивались с пугающим, необъяснимым, мистическим? – Андрей никак не мог успокоить дыхание. – Я не понимаю – либо всё это балаган, либо, либо… Да ответьте же мне…
Рамзэ отвёл глаза.
– Что бы ни сказал вам Мастер – лгать он не мог. По слухам, у братьев есть поддержка потусто… высших сил. Странно только, что соискатель узнаёт об этом на уровне первого градуса.
В голосе Могира слышалась ревность, даже злость.
Решение
После посвящения ничего не изменилось, и в то же время Андрей чувствовал себя другим человеком, как будто острие шпаги пронзило его сердце, оставило внутри занозу. Ковалевский продолжал писать множество страниц, запросов, статей, стараясь облегчить положение крестьян. И если раньше всё вязло как в болоте, то теперь дело сдвинулось с мёртвой точки. Он уже почти забыл о странном вопросе во время посвящения, списывал на волнение, на воспалённый разум.
Через месяц доставили письмо: «Да или нет?». На печати треугольник с всевидящим оком.
Андрей не спал три дня. Метался. Он ведь не раз думал об этом. Если была бы хоть одна единственная призрачная возможность спасти Марусю тогда, он бы сделал всё возможное и невозможное. Она так долго снилась ему после: лицо… измученное, почерневшее, мокрые от пота волосы на подушке – не Марусины кудри, а клочья.
Теперь его пытаются убедить, что такая возможность есть, а он сомневается. У него же Ника, дети, столько лет прошло. Как это будет? Всё рухнет? Отдать душу – что это значит? А если он не решится? Сможет ли он простить себе, что второй раз предал – не забрал у смерти? Он же клялся у её постели. В конце концов, им необязательно быть вместе. Он просто будет счастлив тем, что она жива.
На все письма с расспросами Андрея ответа не было. Только после согласия пришла записка с датой и местом. Условились провести ритуал в доме Ковалевских, в подвале.
Вероника ничего не знала. В назначенный день не хотела уезжать, видела: Андрей не в себе. Умоляла остаться. Муж был непреклонен. Только вечером, в доме гостеприимных родственников, Ника вспомнила о годовщине смерти Маруси.
К ночи стали съезжаться братья. Из повозок появлялись тёмные фигуры и исчезали в доме. Все были в белых масках, которые закрывали половину лица. Один из присутствующих дал знак становиться в круг.
Ковалевского раздели до пояса, сняли крестик. В центр внесли что-то похожее на человеческое тело, обмотанное грязно-белой тканью. Андрею стало дурно: от головной боли в глазах темнело, страх выворачивал внутренности наизнанку. Кто-то невнятно забормотал. Вскоре к нему присоединились все. Заклинание звучало всё громче. Гул нарастал. Как будто огромный пчелиный улей ожил. Звучание голосов становилось невыносимым. Андрея подвели к белой фигуре, поставили на колени. Мастер подошёл к нему, велел вытянуть руки вперёд ладонями вверх и призывать душу. Андрей не знал как, не мог заставить себя – и всё же закричал какую-то бессмыслицу, посылая Богу скорее проклятия, чем мольбы. После Мастер достал изогнутый клинок и полоснул Андрея по ладоням. Кровь заструилась вниз, на пол, капала на грудь то ли трупа, то ли куклы, расходилась разводами. Из хрустального пузырька Мастер вылил сверху алую жидкость. Голоса стали ещё громче, слились в звериные вопли. Андрей потерял сознание.
Очнулся в одиночестве на холодном полу. Силуэт всё ещё белел неподалёку. Ковалевский из последних сил бросился туда. Израненными, липкими от загустевшей крови руками он разрывал ткань, пытаясь освободить того, кто находился в мерзком коконе.
– Машенька, я сейчас, сейчас…
Внутри ничего не было, просто ветошь, обмотанная саваном.
Женечка
Ковалевский с Рамзэ брели по опушке к дому Коровиных. Семейство переехало сюда летом. Могир настаивал, что Ковалевскому необходимо удостовериться: Маша жива.
– Послушайте, может, закончим уже этот глупый розыгрыш. Я не понимаю, для чего Ордену испытывать мои чувства, тем более таким абсурдным способом. Я поддался искушению, вы устроили маскарад… давайте забудем, – Андрей нервно ускорил шаг.