Страница 3 из 5
Я сердито поскребла ноготками ладони – сначала правую, потом левую. Я всегда так делала, когда чего-то не понимала. А сейчас я, действительно, не понимала многого. Потому что Макс и Денис были давнимимоими воздыхателями, но выбрать кого-то одного я никак не могла. Вот они капризы маркизы! Права, наверное, мама, что называла меня так. То есть, нравился мне, скорее всего, Макс, – как же иначе? Он ведь всем нравился – красивый, улыбчивый, одетый с иголочки. Мои подруги, Люська с Катькой, можно сказать, с ума по нему сходили, наперебой измышляли, что бы такое учудить, чтобы влюбить в себя этого королевича. Когда Макс впервые обратил на меня внимание, они даже дружить со мной перестали. Потом, правда, сообразили, что, если Макс со мной ходит, – разумнее все-таки дружить. Короче, вернулись. Обе при этом сменили имидж: одна покрасила волосы в зеленый цвет, другая вообще обрила голову наголо. Еще и пирсинг сделали, про тату думали. Вот до чего им нравился Макс!Я, конечно, до зеленых волос с пирсингом никогда бы не опустилась, но на Макса смотрела вполне округленно. И улыбаласьв ответ со значением, даже над остротами его хихикала. Но по щеке мнепогладить хотелосьпочему-то Дениса. И по волосам его немыто-нестиранным. А ещетянуло к свитеру его в катышках прижаться…
Меня даже передернуло.До чего вздорные мысли могут придти в голову! Хорошо, хотьокружающиене умеют в мозг заглядывать, – вот посмеялисьбы надо мной. Но ведь, правда, жалко! Почему Макс не умеет смотреть на меня так же, как Денис? Мог бы научиться за столько-то лет. Вон кругом сколько репетиторовда имиджмейкеров! Нанял бы и преобразился. А то все ужимки да ухмылочки. Еще и крикунаТошу-Антошус собой таскает,– вперед наподобие щита выставляет. Все равно как в фильме «Собака на сене», когда серенаду за Караченцева поет какой-то толстяк. У Антоши-то голос зычный, и тексты любыешпарит без запинки. То есть,так обычно и происходит: Тоша нараспев басит, а Макс стоитрядом и снисходительно улыбается. При этом окружающие моментально понимают, кто и кого озвучивает. Да еще Макс всем своим видом показывает, что уж он-то сказал бы все лучше иартистичнее, но что поделаешь –друг есть друг. Хоть и полный Тоша…
Я улыбнулась своим мыслям и безукоризненным почерком вывела на невидимом листе:
«Жаннет откинулась на спинке кресла и томно прикрыла свои чудные васильковые глаза…»
Вообще-то у «капризной маркизы» они не васильковые, а непонятно какие. Чуть-чуть желтые, немного зеленые, а по краям – даже черные. Пегие, в общем. Но не скажешь ведь – пегие глазки! И в дневникне запишешь. Читатели потом за животики схватятся. И правы будут, между прочим.
Но я все равно откинулась в кресле и томно прикрыла свои пегие глазки. Потому что всегда приятно, когда тебя кто-то любит. Пусть даже один-единственный человек, а уж тем более, когда их двое…
И между прочимтолк от этого тоже был, поскольку мои кавалеры многому меня научили.Например, Макс – ездить на машине и играть в рулетку, Денис – лазить по деревьям и плавать. С Максом я однажды проиграла в казино целых семьдесят долларов – можно сказать, все свои сбережения. Вот была драма! Зато с Денисом я чуть было не утонула в реке Исети! Так что времечко текло и бурлило. Ну, а я летела в Париж со скоростью четырехсот узлов и млела, как пятилетняя дурочка. Хотя на самом деле мне было уже четырнадцать, и в столицу Франции я летела вовсе не за тем, чтобы что-то там увидеть и умереть. Я летела к своему папе номер один и маме номер два. Чтобы вместе с ними отпраздновать Новый Год, а попутнои собственный день рождения.Я уже и фразочку крамольную для них заготовила – абсолютно в моем стиле. Со Сновым Сгодом и Рождеством! А короче – СССР, дорогие родители!
Глава 3
Знаете, что такое любовный треугольник? Это когда двое любят одну, а она выбирает. Крутит своей симпатичной мордашкой и, понятное дело, морочит головы окружающим. Это же такая радость, когда все вокруг заморочены на твой счет и твою персону. Уроков, лопухи такие, не учат,на переменах дерутся, – и все поголовно мечтают о мускулах-корпускулах и прочей ерунде, которая, по их мнению, может пленить сердце красавицы.
Только треугольники – это старье и плесень. Слишком просто. В настоящей жизни геометрия настолько засадная, что и фигур таких еще не выдумано. Например, когда пятероершиковлюбят одну карасиху, а она – вообще строит глазки какому-нибудьшестомунедорослю. Или парень ухаживает сразу за двумякозочками (хороший ход, верно?), но мечтает при этом о третьей – лани гордой и неприступной, почему и портфель таскает четвертой – этакой блеклой и некапризнойдевице. Чтобы намеренно подразнить. В общем, полный дурдом.Типа тех домов "два" и "три", что по телеку показывают.
А если серьезно, то чаще в нашей жизни встречаются не любовные треугольники, а любовные квадраты. У меня, во всяком случае, был явный квадратикус. Потому что пап и мам у меня было вдвое больше, чем у большинства нормальных детей. Те, что были родными, меня любили, те, что родными не были, меня терпели. Я же, вся из себя успешнаяисимпатичная, моталась между ними, позволяя дарить себе вдвое больше подарков, и выслушивать соответственно вдвое больше всякой ерунды.
То есть по праздникам меня, само собой, делили, аккуратно вставляя в планы и календари, галочкой запуливая во все более или менее свободные дни. Подозреваю – чаще всего, чтобы утереть друг другу нос. Родной папа Сережа, женившийся на собственной секретарше Галечке и сбежавший с нею в Париж, преподносил мне особенно впечатляющие подарки, желая таким образом позлить маму. Это он вроде какдоказывал, что ей-то таких подарковникто и никогда не поднесет. Ну, а родная мама Танямстила иным способом: во-первых, не отпускала меня к папе, всякий раз удерживая до последней секундочки, а во-вторых, пыталась папой номер два вытеснить первого папу.
Надо отдать должное, новый папа (я звала его Толиком) очень старался. Он и на съемки клипов меня приглашал,идаже самой предлагалне раз попробовать свои силы. На предмет, значит, пения и созданиянебольшого альбома. Показывал в своей студии, как легко из любого средненького голоса слепить нечто объемное и многозвучное. Толик был директором студии, и аппаратура у него громоздилась по всем углам. Сама студия напоминала напичканную механизмами шкатулку фокусника, и все эти мадридские тайны Толик с готовностью мне раскрывал.
Скажем,забредал в студию какой-нибудь несмышленыш с «Фабрики комет», становился в остекленный закуток, послушно раскрывал рот. Операторы рассаживались за экраны и микшерные пульты, начинали ехидно двигать рычажки, сводить частоты, транспонировать и фильтровать. Их коллеги, не теряя времени, рыскали по базам данных, искали готовые сэмплы либо приглашалиживых музыкантов с живыми инструментами. Словом, мелодию клепали все равно как древнего рыцаря – доспех к доспеху, заклепочку к заклепке – и так далее. Если терпения у ребят хватало, мелодия получалась вполне терпимой.Но мне не хотелось, чтобы меня терпели, хотелось, чтобы слушали. Аслушать, по большому счету, было нечего. Визжать я умела неплохо. Поднатужившись, могла и басом рыкнуть, но чтобы – спеть?! Я ведь не Кабалье, не Бабаян какая-нибуь. Всяк сверчок должен знать свой шесток. И если знает, не такой уж он глупый сверчила. Вот и я знала о себе все. Ну, или, скажем честнее, почти все.
Короче, с Толиком у нас были отношения вполне свойские: кое-что рисковала подсказывать ему я, кое-какие советы давал он, однакородного папу заменить Толик все же не мог.
Ну, ая своего кровного папулю одновременно ненавидела и любила.Жестко и беззаветно. В отличие от Толика, с которым мы просто дружили.О родной маме Танея как-то не задумывалась, поскольку она была постоянно рядом. Когда родители вечно рядом, их трудно любить. Такая уж у них карма – быть приставучими, нудными и въедливыми. «Где ты была? Почему поздно вернулась? А чем это пахнет от тебя?»Знакомая бодяга, правда? Но мама все равно мама, и улети она в какой-нибудь Копенгаген на месяц или два, я точно бы заскучала и заскулила. А вот по секретарше Галечке – маме номер два я скучать и не думала. В первую нашу встречу мы, помню, вдоволь насовали друг в другавсевозможных шпилек и булавок. Я даже кота на нее натравила, чтобы, значит, прыгнул ей на прическу и помял коготками. Она тоже не осталась в долгу – опрокинула крабовый салатик,раз и навсегда угробив мою убойную юбочку. Да и в светской беседе не терялась – на любое моё слово легко отвечала двумя. Я даже зауважала ее. Нормальная оказалась деваха!Не очень старая даже – только-только после универа. А если приплюсовать спортивную фигурку, фэйси умение шарить в компьютерных программах, то становилось понятным, отчего папенька запал на нее. Увы, папа Сережа был трудоголиком и спортсменом. В данном случае, Галечка соответствовала всем его требованиям. Отличный помощник-референт, она после работы еще и партию в теннис могла составить, а то и дайвингом побаловаться в ближайшем море-океане. Так что… У них сложилось, а у меня расклеилось, и с этим как-то приходилось мириться.