Падение в небо

Оскар

Я должен был отпустить это тело, ведь в нём больше не было её души.

Тётушка Лула осталась с ребёнком, а я вымыл Айрин, переодел в белое длинное платье, заплёл одну косу набок, как она часто носила при жизни. А потом отпустил ей все грехи.

«Я всё равно придумаю, как напомнить тебе о себе», — вспомнил её слова.

— Я никогда не забуду тебя, — прошептал ей на ушко, прежде чем позволить крематору отправить тело в печь, а мысленно добавил: «Мы ещё встретимся».

Когда вернулся к ребёнку, я не знал, что мне делать с ним, как подступиться, как смотреть. Как можно полюбить того, кто всегда будет напоминать мне о потере моей родственной души?

— Хотя бы возьми его на руки! — недовольно закатила глаза тётушка, подогревая для малыша козье молоко.

— Мне страшно, Лула, — честно признался я.

— Ему страшнее. Он один, у него есть только ты. А у тебя — только он.

Я вздохнул.

— Ты хочешь, чтобы жертва Айрин была напрасной? — упрекнула меня Лула.

Я ничего не ответил ей, медленно подошёл к колыбельной. Ребёнок перестал капризничать, внимательно рассматривая меня.

— У тебя мамины глаза, — улыбнулся я, осторожно беря его на руки. — И мои кудряшки.

Малыш протянул ручонку и коснулся моих губ.

— Пора бы уже придумать тебе имя, что скажешь?

Конечно же, он ничего не отвечал мне, но так смотрел мне в глаза, будто понимал, что я ему говорю.

— Какое имя бы тебе подошло? — вслух размышлял я. — Может быть, Оскар?

Сын улыбнулся мне, дотянувшись до отросших кудрей.

— Я пообещал твоей маме позаботиться о тебе, Оскар, — я прижал сына к себе, вдохнув его запах. Он пах корицей и козьим молоком.

— Как думаешь, мы справимся?

Оскар улыбался в ответ, накручивая мои кудри на маленький пальчик.

— Я думаю, справимся, — поцеловал его в макушку, прикрывая глаза.

— Его пора кормить, — услышал голос тётушки, — я разогрела молоко.

Я открыл глаза и, прижимая Оскара к себе ещё крепче, прошептал:

— Я выполню своё обещание, любовь моя.