Страница 19 из 92
Освобождение
Два года бесконечных попыток зачать первенца.
Айрин не была бесплодна. Ей удавалось забеременеть, но на ранних сроках случался выкидыш.
Три раза за два года.
Айрин была гораздо сильнее меня, и когда я уже на третий раз отговаривал её, она не сдавалась.
Что я мог сделать? Я чувствовал себя бесполезным. Я уже осознал, что это моя ошибка. Вот только не понимал, почему на её плечи легло бремя тяжелее моего. И мне понадобилось время, чтобы принять, что нет бремени тяжелее, чем наблюдать, как страдает твой любимый человек, а ты ничем не можешь ему помочь.
На четвёртой попытке страх выкидыша на раннем сроке миновал, Айрин смогла выносить ребёнка. Но я смотрел на её осунувшееся лицо и не верил, что Вселенная решила пощадить нас и даровать нам искупление.
Мне казалось, что я недостаточно страдал, чтобы искупить свою вину. Что эта крохотная надежда всего лишь попытка сделать ещё больнее. Посмеяться мне в лицо: мол, посмотри, как могло бы быть. Но не будет.
Конечно же, я гнал от себя все эти мысли и предчувствия. Айрин ежесекундно нуждалась в моей поддержке, я должен быть сильным за нас двоих. Но опять она справлялась с этим лучше меня. Исхудавшая так, что кожа её казалась прозрачной, серая как мрамор могильной плиты, едва стоявшая на тоненьких ножках с огромным животом, она выглядела гораздо сильнее меня — сильнее мужчины, который должен стать ей опорой, стеной, защитой.
— Даже не умея читать твои мысли, я чувствую, о чём ты думаешь, — Айрин прижалась к моей спине.
— Зачем поднялась? — Я повернулся к ней лицом.
— Я не больная, — насупилась она.
— Тебе положено лежать, — настаивал я.
— Вот увидишь, — я знал, что она верила в свои слова, — всё будет хорошо, — каждый раз верила, — у нас родится здоровый малыш. Мы всё исправим!
Я должен был всё исправить сам. Не делить это бремя с ней, не взваливать на её худенькие плечики столько боли.
Мы жили у тётушки Лулы. Даже во время беременности Айрин собирала травы для Лулы, а я всё чаще стал помогать с больными, которые приходили к тётушке за помощью.
Так мы и жили, как отшельники. Как будто были одни на всей земле.
Мой мир и моя жизнь сфокусировались вокруг Айрин и нашего ребёнка, который вот-вот должен был появиться на свет. Тётушка ходила за Айрин и постоянно что-то шептала, я не мог разобрать слов.
Однажды, когда мы остались с ней наедине, а Айрин спала в соседней комнате, я спросил:
— Что это вы постоянно шепчете?
Тётушка Лула подняла на меня глаза, и я впервые прочитал её мысли, как будто до этого она выстроила защиту, а сейчас намеренно опустила её.
— Не думайте так! — ответил на её мысли я, сцепив зубы.
— А ты думаешь, Вселенная так просто дарует тебе искупление?
— Вы ничего не знаете!
— Зато я чувствую, какую ношу ты пытаешься тащить один, только вместе с любовью ты разделил с ней и свою боль. Нельзя делить с тем, кого любишь и кто любит тебя, только счастье!
— Она сама так захотела! — затолкав ком боли подальше, выдохнул я.
— Она имеет на это право, ведь так?
Я молчал.
— Она тоже причастна к той ошибке, ты же знаешь.
— Нет, это только моя вина!
— Это не так, — вздохнула тётушка. — В этом виноваты вы оба.
— Давид? — Нас прервал встревоженный шёпот Айрин.
Я пошёл к ней.
— Кажется, началось! — Она смотрела на меня испуганно.
— Что? Теперь? — Я присел возле неё, схватив её руку. — Какая холодная… — Прислонил её к губам, пытаясь согреть горячим дыханием. — Позову тётушку…
— Постой! — Я заметил, как из уголков её глаз начали вытекать струйки слёз, оставляя на бледных щеках розовые дорожки. — Пообещай…
Я потянулся свободной рукой к её щекам, вытирая их.
— Мир мой, ты сама убеждала меня, что всё будет хорошо. Я обещаю тебе…
— Что никогда не оставишь нашего малыша! — перебила меня Айрин и, стиснув зубы, приглушила болезненный стон.
— Обещаю! — бросил я и, отпустив её ладонь, выбежал в другую комнату.
Но тётушка уже знала, что началось. Она, сжимая тазик с водой и закидывая тряпки на плечо, зашла в комнату, откуда слышался стон Айрин. Я ринулся за тётушкой, но она закрыла дверь перед моим носом.
— Всевышний, — шептал я, прижимая обе ладони к солнечному сплетению, — это я должен страдать, не она! Даруй нам прощение, забери её боль, верни Айрин мне…
Он её забрал боль. Вот только не вернул Айрин мне.
Я не знаю, сколько времени Лула провела в комнате. Всё эти долгие минуты я сидел у двери. Когда тётушка вышла ко мне с младенцем на руках, я поднялся. Она улыбалась, а по её щекам катились слёзы.
Вот только я уже знал, чего стоил этот ребёнок. Стоны и крики Айрин прекратились. Моё сердце будто взорвалось внутри. Я ещё не вошёл в комнату, но уже знал, что потерял её.
Она лежала на большой кровати такая маленькая. Беспомощная. Я не смог защитить её. Рыжие пряди прилипли к бледным щекам. Веки были закрыты, я не видел своего отражения в васильковых глазах. Она как будто уснула. Но кровавое пятно на простыне, которой она была прикрыта до груди, говорило о том, что она уже не проснётся. Будто бы из её тела вытекла вся кровь.
Я опустился перед ней на колени, схватив ладонь.
— Боже, какая холодная! — простонал я, прижимая её к своим губам.
Я не сдерживал слёз, оплакивая свою потерю.
На моё плечо опустилась тёплая ладошка Лулы, а потом она прошептала:
— Её тело надо отпустить, там больше нет души.
— Как я без неё…
— У тебя есть этот мальчик, он нуждается в тебе. Он очень слаб, и если ты не позаботишься о нём, то и его потеряешь.
Слова тётушки были как пощёчины, от которых я должен был прийти в себя, услышать, взять себя в руки и принять новую роль, в которую окунул меня Всевышний, как в таз со святой водой во время крещения. Но я запирался в своём горе.
— Попрощайся и позаботься о её теле, — Лула похлопала меня по плечу и оставила, забрав с собой ребёнка.
Прижимая к груди холодную ладонь Айрин, я зажмурился, представляя, что сейчас проснусь и наткнусь на взгляд любимых васильковых глаз.
Но когда я открыл свои — ничего не изменилось.
— Можно, я полежу с тобой, — всхлипнул я, забираясь в нашу постель, которая была так же холодна, как и остывающее тело Айрин.
Я почувствовал, что засыпаю, прижимая к себе любимую.
— Я всегда знал, что твоё имя означает «мир», — сквозь сон прошептал я. — Ты была моим миром…