Страница 72 из 83
— Ох, как же так, милочка! — всплеснула руками старушка. — Ой, нужна помощь-то! Как помощь-то нужна! А то ведь нет здоровья-то у меня совсем. А одежды-то у меня полный сундук. Да кому носить-то теперь? Все тебе-то отдам и братцу твоему.
Динка подскочила с мостков, кивнула Тирсваду и быстро наполнила бабушкины ведра водой.
Старушка было потянулась к ним, но Динка не дала, привычно закидывая коромысло себе на плечи.
— Идем, бабушка. Показывай в чем тебе помочь. Мы любой работе рады, — проговорила она, кивая старушке. Дальше Динка шла по деревне с коромыслом, старушка семенила рядом, рассказывая свою печальную историю, а Тирсвад шел позади на некотором отдалении.
— Внучок-то мой, красавец был, богатырь, что твой братец, — щебетала старушка. — Да вот никак-то жену себе найти не мог. Не по нраву деревенские девки-то ему были. Все особенную какую-то искал. Жаль, что не годом раньше ты здесь объявилась. Такую красавицу грех не заметить. А уж женился бы, ребеночка бы зачал, и не оставил бы меня одну-одинешеньку горе мыкать.
— А куда подался, раз оставил? — осторожно спросила Динка.
— Ох горе мне, горюшко, — запричитала вдруг старушка, смахивая слезу со щеки кружевным платочком. — Весной еще на лесоповале убило моего Ванютку. Деревом вековым придавило, все косточки переломало.
Динка погрустнела, не зная, как дальше говорить с плачущей женщиной.
— И сейчас-то помощников у меня нет. Как одна буду? Не знаю… — вздохнула бабушка. — Мужики дров привезли на зиму, дай Яхве им здоровья. А наколоть и сложить-то некому. И в избе уж давно не прибрано. Бывало Ванютка залезет на стол: паутину из углов повыметет, потолок мне побелит, занавесочки переменит на чистые – вот и опять дома свежо да хорошо. А сама я что? — старушка сокрушенно махнула рукой.
— Нужно тебе, бабушка, дров наколоть и в доме прибраться. Верно? — уточнила Динка фронт работы. Дрова можно поручить Тирсваду, а сама будет в доме помогать. Там и сготовить можно чего-нибудь, чтобы мужчинам своим горячий обед принести. Запасов еды вряд-ли удастся взять. У бедной старушки у самой, наверное, не очень много на зиму запасено. А вот насчет одежды… Быть может от внука у нее осталась мужская одежда, которая им сейчас очень бы пригодилась. Оставалось надеяться, что внук ее был именно таким богатырем, как она рассказывает. Динка подозревала, что одежда большинства обычных мужчин на варрэнах не застегнется.
Так за разговорами и дошли до дома. Старушка жила в добротной крепкой избушке, с новенькой тесовой крышей. Видимо внучок у бабушки был рукастый и работящий. Перед домом горой валялись необработанные чурки, которые и здоровому мужику непросто было бы переколоть. Бабушке и вовсе работа была не по силам.
Динка сделала знак варрэну, чтобы оставался на месте. Занесла в дом ведра с водой и попросила у старушки топор.
— Когда-нибудь колол дрова? — спросила она Тирсвада, выходя из избы и неся в руках тяжелый колун. Варрэн с брезгливой гримасой покачал головой.
— Ничего сложного, — с несколько наигранной бодростью сообщила ему Динка.
— Берешь чурку, — и она, пыхтя, перевернула здоровенную чурку, устойчиво установив прямо перед собой.
— Заносишь топор от плеча, — Динка старательно комментировала свои действия, поглядывая, смотрит ли варрэн. Он внимательно смотрел, скептически изогнув бровь.
— И р-раз! — топор глубоко впился в податливую сердцевину чурки.
— И затем приподнимаешь… — Динка с трудом оторвала топор вместе с чуркой, в глубине которой он застрял. — Бух! И готово!
Чурка рассыпалась ровно на две аккуратные половинки.
— Теперь каждую ставишь вот так. И р-раз! Бух! — Динка, тяжело дыша, опустила топор, указывая им на четыре полешка.
— Эти полешки надо перенести в поленницу и уложить также, как уложены там остальные. Справишься?
Тирсвад неопределенно повел плечами и взял протянутый ему топор, примеряя его тяжесть на руке.
— Это совсем не сложно. Не сложнее, чем рубить головы, — попыталась приободрить его Динка. Но варрэн вдруг, вместо того, чтобы взяться за чурку, подбросил топор в воздух, крутанулся вокруг себя, подхватил падающий топор за рукоятку и нанес стремительный удар невидимому сопернику.
Динка замерла от удивления. Со стороны плетеного забора послышался восхищенный вздох. Деревенские мальчишки, прибежавшие посмотреть на незнакомцев, разинув рты смотрели на Тирсвада.
Но Тирсвад и не думал останавливаться. Он закружил по двору с топором в диком боевом танце: атака, отступление, выпад, прыжок, поворот, снова выпад.
Динка завороженно смотрела его гибкие точные движения, на играющие под кожей мышцы, на блеснувшие на обнаженной груди капельки пота.
Вдруг он остановился и глянул своими черными глазами на Динку. От его взгляда, словно проникшего в самую душу, заколотилось сердце и прервалось дыхание. Динка, прижав руки к груди, смотрела на него, как кролик на удава, не в силах отвести глаз. Тирсвад отвернулся сам, играючи подкинул тяжелый колун и метким ударом рассек огромную чурку сразу на четыре аккуратных брусочка. Откинув их ногой, тут же рубанул вторую, затем третью.
Динка, переведя дух, тихонько попятилась и нырнула в дом, где ее уже дожидалась старушка. Как узнать, что творится в этой белобрысой голове? — С чего начнем, бабушка? — Динка, отбрасывая мысли о Тирсваде, на ходу скинула куртку и закатала рукава своей рубахи, готовясь честно заработать еду и одежду.
— Да что ж ты, милочка. Сядь-ко, творожку поешь. Голодная, небось с дороги. И братца-то своего позови, — старушка суетилась, выставляя на стол нехитрые домашние яства. Динка сглотнула слюну, но решительно прикрыла миску с творогом чистым полотенцем и убрала в холодную печь.
— Ты, бабушка, сначала работу показывай. А уж угощать успеешь, — сказала она строго. Несмотря на то, что было раннее утро, она переживала о том, чтобы управиться со всем до вечера. В бабушкиной избе действительно давно не хозяйничали проворные руки. По углам висела паутина, занавески посерели от пыли, а потолок изрядно закоптился, да и печку неплохо бы побелить.
Вместе со старушкой они придвинули к окну стол. И Динка, скинув сапоги, забралась на него, чтобы снять занавески. Бабушка тоже без дела не сидела, шуршала по полу метлой, смоченной в воде, чтобы пыль не летела по дому.
Развязывая одну за другой многочисленные ленточки, вшитые в занавеску и удерживающие ее на гладко обструганном карнизе над окном, Динка размышляла о том, как бы незаметнее начать разговор. Ей такого задания никто не давал, но она и сама понимала, что надо бы выяснить местонахождение ближайшего к ним «проклятого» места.
— Бабушка, у вас такая маленькая деревушка… А приход-то здесь есть? — начала она издалека, надеясь подвести тему разговора к «демонам» и «проклятым» местам.
— Да откуда ж, доченька. В нашу-то глушь проповедник раз в месяц только жалует, из соседней Синячихи. А иногда и вовсе по полгода не бывает. Как заметет зимой дороги, да по весне речка набухнет и разольется, так и не добраться-то сюда ни конному, ни пешему, — бабушка ворковала, как голубка, ни на минуту не прерывая своего занятия. Динка полюбовавшись на чистые занавески, которые она привязала к карнизу, спрыгнула со стола и тоже взялась за метлу. Паутина по верхним углам цеплялась за прутики метлы и развевалась вокруг нее, как серый саван.
— А что тебе с того проповедника? — поинтересовалась старушка. За домашней работой уютная беседа текла сама собой.
— Да спросить хотела, — пыхтя, отозвалась Динка, накручивая на метлу особо упрямую паутину в красном углу над образом Спасителя. — Все огонь мне ночами снится. Да не в печи, или в кузнечном горне, а изба вся пылает. К чему бы такие сны?
— Ох и недобрые сны, деточка, — запричитала старушка. — Говорят, будто огонь во снах сам Ариман посылает. Дабы склонить доброго человека на свою сторону, увести его с праведного пути, да прямиком в Тартар к демонам.
— Я слыхала, что в Тартар дороги закрыты и запечатаны священной утренней звездой, — осторожно, чтобы не спугнуть важный разговор, ответила Динка, оттирая заслонку печи от копоти.