Кальде Длинного Солнца

Потто хихикнул и посмотрел на Лори:

— И это тот, кого выбрали, чтобы заменить нас?

— Да, хотя сначала я тоже не поверил, но начинаю принимать, — сказал Кровь, удивив всех.

— Советник, все живые существа снашиваются, и со временем их надо заменять, — заметила майтера Мрамор Потто.

— Не меня!

— Мне кажется, вы должны только приветствовать это. Сколько лет вы усиленно трудитесь, заботитесь и планируете, все ради нашего неблагодарного города? Пятьдесят? Шестьдесят?

— Дольше! — Потто опустился на позолоченное канапе.

— Советник, — поинтересовался Шелк, — вы — не настоящий Потто в подводной лодке, но вы сами, с кем я говорю — помните Виток Короткого Солнца? Советник Лори утверждает, что там могли добывать мрамор. Я ничего не знаю о старинных вещах, но слышал, что в нашем витке этот камень никогда не находили в природе.

— Я не настолько стар.

— Я собираюсь перечислить наши требования, — рявкнул Лори. — И поскорей покончить с этим.

Майтера Мрамор встала с кресла и подошла к Шелку.

— Давайте, советник, пожалуйста.

— Как я и сказал, никаких переговоров. Следующие пять условий воплощают наши требования, и мы не готовы принять ничего меньшего. — Лори выудил из внутреннего кармана листок бумаги и с треском развернул его.

— Во-первых, Шелк должен публично заявить, без всяких оговорок, что он никогда не был кальде и никогда им не будет, что в Вайроне нет никакого кальде, и Аюнтамьенто — единственное законное правительство.

«Я буду счастлив заявить это, лишь бы был мир», — сказал ему Шелк и, только выговорив последнее слово, сообразил, что говорил мысленно.

— Во-вторых, не должно быть никаких выборов новых советников. Вакантные места останутся вакантными, и нынешние члены Аюнтамьенто сохранят свои посты.

В-третьих, Рани из Тривигаунта должна вывести свои войска с территории Вайрона, предоставить заложников — мы назовем их имена, — чтобы гарантировать невмешательство в наши дела.

В-четвертых, гражданская гвардия выдает нам, Аюнтамьенто, офицеров-предателей, которых ждет суд и наказание.

Пятое и последнее. Бунтовщики должны сдать оружие, которое будет собрано армией.

— Я предлагаю вам молиться долго и усердно над этим, сын мой, — пробормотал Наковальня, несмотря на разбитые губы, — и принести что-то в жертву. Мудрость богов не просветлила ваш совет.

— Нам все это не нужно, — ответил Потто.

— Когда Вспыльчивая Сцилла узнает…

— А что вы предлагаете Рани, бунтовщикам, как вы называете их, и гвардии взамен? — прервала его майтера Мрамор.

— Мир и всеобщую амнистию. Пленники, которых вы видите здесь, включая Шелка, будут освобождены целыми и невредимыми.

— Понимаю. — Майтера Мрамор положила руку на плечо Шелка. — Я очень разочарована. Именно я всячески убеждала генералиссимуса Узика и генерала Саба, что вы — разумные люди. Они послушали меня, главным образом из-за мужества моей сив, генерала Мята. И из-за ее побед, которыми мы все очень гордимся, если, говоря так, я не оскорбляю хороших богов, даровавших ей их. Но теперь я обнаружила, что, вступившись за вас, я безрассудно потратила весь кредит доверия, который она заработала нам.

— Если вы считаете нас неразумными… — начал было Лори.

— Да, считаю. Вы сказали, что патера Шелк на самом деле не кальде. Тогда какой толк от его заявления? Что он должен сказать людям, по вашему мнению? Разве авгур из мантейона на Солнечной улице может сказать, что ваше Аюнтамьенто должно продолжить править городом? Вы только выставляете себя на посмешище.

— Почему тогда вы не смеетесь? — рявкнул Потто.

— Кальде? — улыбнулся Лори. — Таковы наши требования. Пролокьютор не освободил вас от обетов, как вы сами сказали, значит, вы хотите, чтобы он это сделал. Хотите ли вы отказаться от поста кальде, который, на самом деле, никогда не занимали?

— Да, я бы не хотел ничего другого. — Шелк, опиравшийся на трость Меченоса с серебряной окантовкой, выпрямился. — Я не выбирал стезю политика, советник. Политика выбрала меня.

— Хорош Шелк, — объяснил Орев.

Лори опять взглянул на майтеру Мрамор:

— Вы все слышали. Наверно, вы хотите рассказать Узику все, что услышали.

— К сожалению, — продолжал Шелк, — остальные ваши условия невыполнимы. Возьмем второе. Народ требует, чтобы правительство подчинялось нашей Хартии, основе закона; а закон требует провести выборы и заполнить пустые места в Аюнтамьенто.

— Мы должны убить вас, — сказал ему Потто. — Лично я очень хочу.

— В таком случае кальде больше не будет находиться в ваших руках. Народ — бунтовщики, как вы их называете — выберет нового, без сомнения лучше и квалифицированнее меня, потому что вряд ли кто-нибудь может действовать хуже.

Он подождал, пока кто-нибудь заговорит, но все молчали; наконец он добавил:

— Я не адвокат, советники, — хотел бы я им быть. И если бы я был, я мог бы легко представить себе, как защищаю вас от почти каждого обвинения, которое может быть выдвинуто против вас до сих пор. Вы приостановили действие Хартии, но я верю, что была какая-то неопределенность относительно желаний предыдущего кальде, и, в любом случае, это было очень давно. Вы пытались подавить бунт, но, поступая так, вы только исполняли свой долг. Вы допрашивали Мамелту и меня, когда нас арестовали за проникновение в запретную зону, так что и это легко оправдать.

— Он ударил меня, — воскликнул Наковальня. — Меня, авгура!

Шелк кивнул:

— Это особый случай, касающийся только советника Потто, а я рассматриваю все Аюнтамьенто как единое целое — или, по крайней мере, то, что осталось от единого целого. То, что ты сказал, патера, — чистая правда; и это указывает на дорогу, по которой идет Аюнтамьенто. Я бы хотел убедить советника Лори, нынешнего председателя, повернуть назад, пока не поздно.

Лори злобно посмотрел на него:

— Значит, вы не принимаете наших требований? Я могу кликнуть солдат и закончить с вами.

Шелк покачал головой:

— Я не уступлю. И, очевидно, я не могу говорить за Рани; но я могу и буду говорить за Вайрон, а для Вайрона все ваши требования, за исключением моей отставки, полностью неприемлемы.

— Тем не менее, — вклинилась майтера Мрамор, — генералиссимус Узик и генерал Мята могут принять их, по крайней мере частично, чтобы спасти патеру Шелка. Могу ли я поговорить с ним наедине?

— Что за бред!

— Это не бред, должна я сказать. Разве вы не видите, что на самом деле генерал Мята, генералиссимус Узик и все остальные действуют, опираясь на авторитет патеры Шелка? Когда я сообщу им, что видела его и что вы признали его кальде, они, безусловно, захотят знать, согласился ли он принять ваши условия. И тогда они захотят узнать, что он приказал им делать, но они не обратят на мои слова ни малейшего внимания, если я не смогу сказать, что говорила с ним наедине. Дайте мне поговорить с ним, и я вернусь обратно к генералиссимусу Узику и генералу Саба. Тогда, если нам повезет, взамен этого перемирия мы установим настоящий мир.

— Мы не признаем его кальде, — холодно сказал ей Лори. — Я предлагаю вам пересмотреть свое мнение.

— Но вы признали! Вы сами назвали его несколько раз кальде в моем присутствии, и, насколько я могу видеть, вы очень рады, что схватили кальде. Вы даже назвали его ключом от кризиса. Вы угрожаете застрелить его, потому что он не согласен с вашими драгоценными пятью требованиями. Если он кальде, это только жестоко. Если нет, то глупо.

Она подняла руки и сглаженное временем лицо к Лори и жалобно простонала:

— Он ужасно слаб. Я наблюдала за ним, пока говорили все остальные, и, если бы не трость, он бы не смог стоять на ногах. Неужели вы не можете разрешить ему сесть? И приказать всем остальным уйти? Мне хватит четверти часа.

Кровь, слегка покачнувшись, встал:

— Сюда, патера. Садись на мое место. Это хорошее кресло, лучше того, в котором ты сидел, когда был здесь в прошлый раз.