Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 48



— Может, тебе помочь, Вера? — спрашивал он.

— Нет, дядя Володя, я сама!

Дядя Володя… Так она звала своего приемного отца. Родного не помнила, он погиб в гражданскую войну, вскоре после того как она родилась. С приемным отцом с детства у нее установились своеобразные отношения. Он — и отец и «дядя Володя», с которым можно запросто отправиться на рыбалку, искупаться в Томи и рассказать о своих детских проказах, о том, чего не решалась рассказать матери. Как старшему, хорошему другу, которого любишь и которому очень-очень веришь. Ведь он в гражданскую был красным командиром, командовал ротой. И Вера очень гордилась своим отцом, дядей Володей, который знал много-много, мог не задумываясь ответить на все ее «почему». Еще бы! Ведь он работал механиком на коксохимзаводе.

Вера с родителями.

Вот и сейчас дядя Володя хочет помочь решить ей задачку с двумя неизвестными. Но с сегодняшнего дня Вера начала «новую жизнь» — решила во всем разбираться сама. А то получится, как у Светы Васильевой: она сегодня так и не смогла у доски объяснить задачу, которую решала дома.

— Это хорошо, Васильева, что ваши родные знают математику, — сказал ей Михаил Николаевич, — но надо и свою голову иметь на плечах. Садитесь, «плохо»…

Нет, у Веры своя голова на плечах, она обязательно сама решит задачу!

И вот наконец, кажется, получилось.

— Мама! Дядя Володя! Решила, сама решила! Все сошлось с ответом!

— Дай-ка, дочка, я проверю, — пряча улыбку, говорит отец. И пока он, вооружившись карандашом, проверяет ход решения, девочка с волнением следит за ним.

— Все правильно, — говорит отец. — Молодец, Вера!

Он обычно скуп на похвалу, знает ей цену. Но сегодня надо — дочка одержала свою первую победу. Маленькую, каких еще будет много. Но эта первая, от которой зависит многое…

А на следующий день раздалась торопливая дробь в окно, и сразу же на пороге появилась ликующая Вера.

— Мамочка! «Отлично»!

В школе любили девочку-непоседу. Старшие — за трудолюбие, внутреннюю собранность и прямоту, а малыши за то, что она не «задавалась», всегда держалась с ними как равная. А главное, за то, что не давала малышей в обиду. Правда, ей нередко попадало от мальчишек, но Вера никогда не жаловалась. Заметив у дочки синяки, Клавдия Лукьяновна только вздыхала. Знала, что, очевидно, опять сражалась с мальчишками, но не хотела об этом рассказывать. Только однажды прорвалось: вбежала с улицы раскрасневшаяся, возбужденная:

— Вот я ему сейчас надавала! Будет знать, как задираться!

— Кому это, дочка?

— Петьке Горе. Все пристает, за косы дергает…



Повзрослев, занялась самовоспитанием — вырабатывала характер, закаляла волю. Однажды в октябре все девочки ее класса пришли в школу в легкой одежде. Это Вера придумала конкурс на закаливание…

Она хорошо каталась на коньках, лыжах. Любила спускаться с ледяных гор на куске фанеры или же просто на сумке с книгами. А однажды поспорила с мальчишками, сказав, что съедет на лыжах с крыши сарая, стоявшего на краю глубокого оврага, занесенного снегом. Те, конечно, не поверили. Тогда она, подхватив под мышку лыжи, полезла по лестнице на крышу. Забралась на самую вершину, стала на лыжи и, оттолкнувшись, стремительно понеслась вниз и тут же с головой скрылась в сугробе. Когда Веру вытащили из оврага, она, отряхнув снег с шубки и закинув косы за плечи, сказала окружившим ее мальчишкам:

— Захотела и прыгнула! А вот вы попробуйте!

Охотников не нашлось…

Крепко досталось ей в тот вечер от Клавдии Лукьяновны. Но все же Вере показалось, что в глазах матери было что-то похожее на гордость за свою смелую дочку.

…Многое можно вспомнить за эти длинные зимние ночи. Тихо и темно в маленькой комнатушке. Вот так часто и лежит без сна Клавдия Лукьяновна до самого рассвета. Или же встанет, зажжет свет и, прислонившись к стене, молча смотрит на фотокарточку дочери. Долго-долго… А потом на востоке начинает алеть первая полоска зари — пора собираться на работу. Дел у нее прибавилось: война кончилась, и дети стали рождаться чаще…

Здесь, в Сибири, прошли детство и юность Клавдии Лукьяновны, опаленные гражданской войной. В 1919 году, в самое трудное время, родилась ее Веруська. А потом в эту сказочную даль Зауралья ворвалась новая жизнь, бурная и стремительная. Строились новые города, рудники, заводы. А их Щегловск, маленький уездный городишко, буквально на глазах превращался в один из крупнейших промышленных центров Сибири. Сюда приезжали тысячи и тысячи добровольцев: задорная комсомолия, демобилизованные красноармейцы, шахтеры, сталевары, строители, иностранные колонисты. И все это переплавлялось в горячем кипении наших советских будней, где каждый день — это стремительный прыжок в будущее.

Дети росли вместе с городом, его новыми шахтами, заводами, их тоже властно захватывала романтика трудового подвига. Они были свидетелями первых пятилеток, на их глазах создавалась новая, удивительная жизнь, которая свежим ветром врывалась в каждую семью, никого не оставляя равнодушным. И как тут было не убежать после уроков на строительную площадку Кемеровской ГРЭС, где работало много удивительных машин и все так интересно, необычно? Или всем классом отправиться на строительство азотнотукового завода помогать взрослым? А сколько раз Вера с друзьями работала в новом городском парке на берегу Томи, где они своими руками сажали деревья, которые теперь стали такими большими и красивыми…

Вера очень любила деревья и даже утверждала, что они, как и люди, имеют свой характер, свою судьбу. Вот эту высокую ель с редкими ветвями она называла подростком, который очень торопится скорее вырасти, и поэтому все его одежды коротковаты, словно с чужого плеча. А вот эти две елочки — модницы. У них нарядные зеленые шубки и шишки у самых вершин, будто серьги. Чуть подальше береза, вся изогнувшаяся в поклоне. Вера называла ее ябедой и подхалимом. А вот эта елочка стоит печальная, опустив ветви. У нее, очевидно, большое горе…

Возле дома, где жили Волошины, был небольшой огород, и Вера с детства приучилась во всем помогать матери — сажала грядки, поливала, полола их, убирала урожай. У нее была даже отдельная грядка для различных опытов с растениями.

В доме постоянно жили несколько щенят, котят, черепаха и даже дрозд. Бездомных котят и щенят Вера подобрала на улице, раненого дрозда отняла у мальчишек, а черепаху девочке подарили матросы с парохода. Мать не мешала ее увлечениям. Требовала только, чтобы в доме был порядок. Понимала, что в детях нужно воспитывать любовь ко всему живому. Плохой тот человек, кто не бережет деревья, животных. Сердце у такого холодное.

Со временем Вера все больше и больше помогала матери в ее домашних хлопотах. Пока мать на работе, Вера успевала убрать в комнате и переделать-множество больших и малых дел. Но особенно она любила чистить картошку. Руки работают сами, а голова свободна — можно без конца думать о своих делах, мечтать или напевать свои любимые песни. Мать, вернувшись с работы и увидав ведро только что очищенной картошки, улыбалась:

— Опять, дочка, замечталась?

Но не корила ее за это — в ту пору картошка была, пожалуй, главной пищей семьи…

По вечерам, особенно зимой, у Волошиных обычно собирались гости — школьные друзья Веры, соседи. Приходили на огонек послушать сказки, которые очень интересно рассказывала бабушка, мать Клавдии Лукьяновны. И не беда, что иногда одна сказка затягивалась на несколько вечеров, — слушателям это нравилось. И взрослые и дети относились к ним серьезно, горячо переживали приключения сказочных героев.

…Тогда, в Кемерове, записывая рассказ Клавдии Лукьяновны о детстве и юности Веры, об этих интересных вечерах в доме Волошиных, мне припомнилось и мое детство, мои вечера сказок.

Было это зимой 1941 года, в глухой белорусской деревушке, затаившейся среди лесов и болот. Жили как на острове — ни наших, ни немцев. С войны пришло много мужчин: кто из окружения, кто из плена. Ждали чего-то, чутко прислушиваясь ко всему, что творилось вокруг. А по вечерам собирались у деда Сахона. Этот древний старик умел приготовить какой-то особенный самосад. Но главное, он знал множество интересных сказок.