Юрий Двужильный

И вот медленно, словно нехотя, прочертила небо красная ракета, и почти сразу же из-за спины ударили орудия, взвились в небо огненные стрелы снарядов «катюш». Так началась артиллерийская подготовка…

Капитан Двужильный через 25 минут после начала артподготовки повел батальон в наступление, сразу же за огневым валом. Быстро форсировали Проню, ворвались в первую линию траншей противника…

Я попытаюсь представить себе, как все это было тогда, пытливо вглядываюсь в окрестности, стараясь найти следы давнего боя. Их, конечно, осталось не так уж много. На поле их вовсе нет — здесь теперь высокая стерня от скошенной ржи да скирды соломы. А вот в молодом осиннике, что разросся на песчаных склонах, мне то и дело попадаются полузасыпанные окопы, остатки ходов сообщения, огневых позиций, обвалившиеся блиндажи а дзоты.

Сержант Филипп Окуловский.

Вот наконец и река Проня. Она совсем неширокая, каких-нибудь 15—20 метров. И все же, выражаясь военным языком, это был трудный водный рубеж, который, в сочетании с высоким правым берегом, представлял собой очень нелегкое препятствие для наступающих. И для многих из них он стал последним, о чем свидетельствуют многочисленные братские могилы по обе стороны этой небольшой белорусской речки.

Поднимаюсь по крутым склонам вверх, туда, где была оборона гитлеровцев. И снова вижу полузасыпанные окопы и блиндажи — на этот раз чужие.

Это сюда в дыму и грохоте нашей артиллерийской подготовки первыми ворвались бойцы капитана Двужильного. Короткие рукопашные схватки — и дальше, ко второй линии траншей, вслед за огневым валом! А потом была березовая роща, превращенная в опорный пункт 113-й группы противника. И наконец к 13.30 батальон «вышел на рубеж восточнее деревни Сусловка, где и закрепился, выполнив свою ближайшую задачу…»

Передышка была недолгой: немцы при поддержке восьми «фердинандов» — самоходных артиллерийских установок большой мощности — пошли в контратаку и потеснили соседнюю часть, которая стала отходить назад, к реке.

Положение было критическим, и тогда 3-й батальон, быстро развернувшись влево, неожиданно ударил во фланг гитлеровцев и, как позднее писали в военных донесениях, «восстановил положение на участке, а противника обратил в бегство».

Все это было 23 июня 1944 года.

«…На следующий день, 24 июня, — говорится в «Журнале боевых действий полка», — развивая наступление, 2-й и 3-й батальоны выбили противника из деревни Поповка к 14.00 и с ходу начали форсировать реку Бася. К 16.00 река была форсирована всеми подразделениями вплавь, вброд, с помощью подручных средств, и к 17.00 батальоны вышли на большак с задачей оседлать его и закрепиться».

…Километр за километром я проходил по местам былых сражений, пристально вглядываясь во все, что окружало меня, стараясь найти следы давнего боя. И чаще всего мне об этом напоминали братские могилы воинов, которые были почти в каждой деревне или просто где-либо на краю леса, у дороги, что ведет на Могилев…

…До деревни Хорошки осталось лишь несколько километров. Знаю, что здесь шли особенно жаркие бои. Эта деревня несколько раз переходила из рук в руки. 25 июня части 290-й стрелковой дивизии генерал-майора Гаспаряна вышли к реке Реста, что в двадцати километрах от Могилева. И здесь гитлеровцы сделали последнюю попытку задержать наши войска, чтобы дать возможность отойти за Днепр своим изрядно потрепанным дивизиям.

Начались упорные боя на реке Реста. Вот как об этом говорится в «Журнале боевых действий полка»:

«Встреченный противником в районе хутора, что западнее высоты 199,3, полк принял боевой порядок (2-й и 3-й батальоны развернулись влево) и к 11.30 25 июня занял деревню Хорошки и северную окраину деревни Рыки. С 11.30 до 17.00 полк отразил шесть контратак гитлеровцев, поддержанных танками и самоходными орудиями «фердинанд», которые были предприняты из района леса севернее деревень Хорошки и Сухари…»

Шесть раз гитлеровцы ходили в атаку на позиции, занятые батальоном капитана Двужильного, и шесть раз откатывались назад. При отражении последней атаки Юрий Двужильный был убит осколком снаряда. После боя бойцы батальона схоронили своего командира в братской могиле, недалеко от деревыни Хорошки, Чаусского района, Могилевской области…

…В Хорошки я пришел, когда солнце уже клонилось к закату. Деревня сравнительно невелика, лежит на пригорке, вдоль реки Реста. На той стороне — Сухари, когда-то большое торговое село на дороге из Мстиславля в Могилев.

На окраине Хорошек деревенское кладбище. Показать братскую могилу воинов вызвались двое мальчишек — Леня и Василь, с которыми я быстро подружился.

Вообще мальчики — самый информированный народ, особенно на селе. Вскоре я уже знал, сколько дворов в Хорошках, как лучше добраться до районного центра и где сейчас можно достать пленку к моему фотоаппарату, которая мне будет нужна завтра рано утром для съемки.

Но они, к сожалению, ничего не знали о тех, кто похоронен в Хорошках в братской могиле.

Вот наконец и кладбище. Старые и новые кресты, старые и новые могилы.

— А где же братская? — спросил я у ребят, озираясь кругом.

— Да вот же, вы стоите у нее.

…Попытайтесь представить себе заросший бурьяном небольшой холмик, который уже почти сровнялся с землей. О памятнике, даже безыменном, или ограде вокруг и говорить не приходится…

Мальчишки явно не понимают, что меня так огорчило — ведь здесь всегда так у было, сколько они себя помнят…

Заночевал я в деревне, в доме у Василя Чамрова. Его мать, Фекла Ивановна, хлопотала у печки, готовила нам ужин, а мы с Василем, как и подобает мужчинам, сидели у стола и вели неторопливый разговор, обсуждали житейские вопросы.

На огонек, как всегда здесь бывает в таких случаях, стали собираться соседки, ближние, а затем и дальние. В деревне уже знали, зачем я приехал, и теперь женщины, скромно усевшись на лавке, тянувшейся вдоль стены, припоминали все, что было здесь в дни боев, старались помочь мне.

Правда, они ничего не знают о солдатах, похороненных на кладбище. Когда вернулись из леса, могила уже была. И никто не мог сказать, кто в ней похоронен.

С интересом слушали мой рассказ о капитане Двужильном и его товарищах, расспрашивали подробности, подолгу вглядывались в фотографии погибших, вздыхая о чем-то своем. Спрашивали, есть ли у них родственники, где живут и почему не приезжают на могилу.

Так я столкнулся с парадоксом, который пока еще не берусь объяснить — в Подольске, в Архиве Министерства обороны СССР, хранятся документы 878-го стрелкового полка, в том числе списки безвозвратных потерь, корешки извещений, схемы захоронения воинов, а в это же время в Хорошках, где сражались и погибли 32 солдата, сержанта и офицера, ничего о них не знают.

…Утром я побывал в Сухарях, встретился с председателем сельского Совета Фролом Сергеевичем Атроховым. Сам он — капитан запаса, на войне был артиллеристом и прошел ее, как говорится, от звонка и до звонка. Хорошо помнит, как почти после каждого боя приходилось хоронить товарищей в таких же братских могилах…

Понимает, что нельзя так относиться к памяти павших, как это случилось в Хорошках, и обещает срочно принять меры.

В Сухарях, недалеко от сельского Совета, тоже есть братская могила. Вокруг нее ограда, на могиле установлен памятник. Знаю, что Сухари, так же как и Хорошки, освобождали батальоны 878-го стрелкового полка, и в Подольске в архиве я видел список солдат, сержантов и офицеров, похороненных в этой деревне. Но на братской, могиле стоит безыменный памятник, а в сельском Совете мне никто не мог сказать, кто же здесь похоронен…

Из Сухарей на попутной машине я поехал в Чаусы — районный центр. Мне хотелось встретиться с военным комиссаром подполковником Александром Романовичем Полтораком. С ним мы переписываемся давно, с тех пор как из документов военного архива я узнал, что Юрий Двужильный погиб в Чаусском районе.