Четвертое крыло (ЛП)

"Попался".

"И всадники получают гораздо лучшие привилегии, чем другие офицеры", — говорю я Дилану, когда очередь снова движется вверх. Сзади меня догоняет хмыкающий кандидат, вспотевший и красный. Посмотрите, кто теперь не хихикает. "Лучшая зарплата, больше снисхождения в отношении униформы", — продолжаю я. Всем наплевать, что носят наездники, лишь бы это было черное. Единственные правила, которые применимы к наездникам, это те, которые я запомнил из Кодекса.

"И право называть себя верховным крутым", — добавляет Рианнон.

"И это тоже", — соглашаюсь я. "Почти уверена, что вместе с летной кожей тебе выдают эго".

"К тому же, я слышал, что всадникам разрешается жениться раньше, чем другим квадрантам", — добавляет Дилан.

"Правда. Сразу после выпуска". Если мы выживем. "Я думаю, это как-то связано с желанием продолжить род". Большинство успешных наездников — наследники.

"Или потому что мы умираем раньше, чем другие квадранты", — размышляет Рианнон.

"Я не умру", — говорит Дилан с гораздо большей уверенностью, чем я чувствую, когда он вытаскивает ожерелье из-под своей туники, чтобы показать кольцо, висящее на цепочке. "Она сказала, что будет плохой приметой делать предложение до моего отъезда, поэтому мы подождем до выпускного". Он целует кольцо и заправляет цепочку обратно под воротник. "Следующие три года будут долгими, но они того стоят".

Я сдерживаю вздох, хотя это, возможно, самая романтичная вещь, которую я когда-либо слышала.

"Ты можешь перебраться через парапет", — усмехается парень позади нас. "А вот здесь, на дне оврага, дуновение ветерка".

Я закатываю глаза.

"Заткнись и сосредоточься на себе", — огрызается Рианнон, ее ноги щелкают по камню, пока мы поднимаемся.

Вершина появляется в поле зрения, дверной проем полон мутного света. Мира была права. Эти облака собираются устроить нам хаос, и мы должны оказаться по другую сторону парапета до того, как они это сделают.

Еще один шаг, еще один стук ног Рианнон.

"Покажи мне свои сапоги", — говорю я тихо, чтобы не услышал стоящий за мной придурок.

Она вздергивает бровь, и в ее карих глазах появляется замешательство, но она показывает мне подошвы. Они гладкие, точно такие же, как те, что были на мне раньше. Мой желудок опускается, как камень.

Очередь снова начинает двигаться, останавливаясь, когда мы находимся всего в нескольких футах от проема. "Какой у вас размер ноги?" спрашиваю я.

"Что?" Рианнон моргает на меня.

"Твои ноги. Какой у них размер?"

"Восемь", — отвечает она, две морщинки образуются между ее бровями.

"У меня седьмой", — быстро говорю я. "Это будет чертовски больно, но я хочу, чтобы ты взяла мой левый сапог. Поменяйся со мной". В правом у меня кинжал.

"Мне жаль?" Она смотрит на меня так, будто я сошла с ума, и, возможно, так оно и есть.

"Это сапоги всадника. Они лучше сцепляются с камнем. Пальцы на ногах будут поцарапаны, и вообще ты будешь несчастна, но, по крайней мере, у тебя будет шанс не упасть, если пойдет дождь".

Рианнон смотрит на открытую дверь и на темнеющее небо, а потом снова на меня. "Ты готова обменять сапог?"

"Только пока мы не перейдем на другую сторону". Я смотрю в открытую дверь. Три кандидата уже идут через парапет, широко раскинув руки. "Но мы должны быть быстрыми. Уже почти наша очередь".

Рианнон на секунду поджимает губы в споре, потом соглашается, и мы меняемся левыми сапогами. Я едва успеваю зашнуровать ботинки, как очередь снова движется, и парень, стоящий за мной, толкает меня в поясницу, отправляя, пошатываясь, на платформу и на открытый воздух.

"Пойдемте. Некоторым из нас есть чем заняться на другой стороне". Его голос действует мне на последние нервы.

"Ты сейчас не стоишь таких усилий", — бормочу я, восстанавливая равновесие, пока ветер хлещет по моей коже, а летнее утро густо напитано влагой. Хорошая идея с косой, Мира.

Вершина башни голая, каменные кренделя поднимаются и опускаются вдоль круглой конструкции на высоте моей груди и ничего не делают, чтобы заслонить вид. Овраг и река внизу вдруг кажутся очень, очень далекими. Сколько повозок ждет их там внизу? Пять? Шесть? Я знаю статистику. На парапет претендуют примерно пятнадцать процентов кандидатов в наездники. Каждое испытание в квадранте, включая это, предназначено для проверки способности кадета ездить верхом. Если кто-то не может пройти с ветерком всю длину тонкого каменного моста, то уж точно не сможет удержать равновесие и сражаться на спине дракона.

А что касается смертности? Полагаю, каждый второй всадник считает, что риск стоит славы, или имеет самонадеянность думать, что не упадет.

Я не отношусь ни к тем, ни к другим.

Тошнота заставляет меня держаться за живот, и я вдыхаю через нос и выдыхаю через рот, идя по краю за Рианнон и Диланом, мои пальцы скользят по каменной кладке, пока мы пробираемся к парапету.

Три всадника ждут у входа, который представляет собой не что иное, как зияющую дыру в стене башни. Один с оторванными рукавами записывает имена, когда кандидаты выходят на коварный переход. Другой, сбривший все волосы, за исключением полоски по центру, инструктирует Дилана, когда тот становится на позицию, похлопывая себя по груди, словно спрятанное там кольцо принесет ему удачу. Я надеюсь, что так оно и есть.

Третий поворачивается в мою сторону, и мое сердце просто… замирает.

Он высокий, с развевающимися на ветру черными волосами и темными бровями. Линия его челюсти сильная и покрыта теплой смуглой кожей и темной щетиной, а когда он складывает руки поперек туловища, мышцы на его груди и руках пульсируют, двигаясь так, что я сглатываю. А его глаза… Его глаза оттенка золотистого оникса. Контраст поразительный, даже челюсть сводит — все в нем поражает. Его черты лица настолько суровы, что кажутся высеченными, и все же они поразительно совершенны, словно художник работал над его скульптурой всю жизнь, и по меньшей мере год из них ушел на его рот.

Он самый изысканный мужчина, которого я когда-либо видела.

А живя в военном колледже, я видела много мужчин.

Даже диагональный шрам, пересекающий его левую бровь и отмечающий верхний угол щеки, делает его только горячее. Пламенно-горячим. Обжигающе горячим. Горячим до уровня "попади в беду и тебе это понравится". Внезапно я не могу вспомнить, почему Мира сказала мне не трахаться вне моей группы.

"Увидимся на другой стороне!" Дилан говорит через плечо с возбужденной ухмылкой, прежде чем ступить на парапет, широко раскинув руки.

"Готов к следующему, Риорсон?" — говорит всадник с рваными рукавами.

Ксаден Риорсон?

"Ты готова к этому, Сорренгайл?" спрашивает Рианнон, двигаясь вперед.

Черноволосый всадник переводит взгляд на меня, полностью поворачиваясь ко мне, и мое сердце колотится по самым неправильным причинам. Реликвия мятежников, изгибаясь в вихрях, начинается на его обнаженном левом запястье, затем исчезает под черной униформой, чтобы снова появиться у воротника, где она тянется и вихрем взлетает по шее, останавливаясь у линии челюсти.

"О черт", — шепчу я, и его глаза сужаются, как будто он слышит меня за воем ветра, который рвет мою закрепленную косу.

"Сорренгайл?" Он делает шаг ко мне, и я смотрю вверх… и вверх.

Боже милостивый, я даже не достаю ему до ключицы. Он огромен. Его рост должен превышать шесть футов на четыре дюйма.

Я чувствую себя именно так, как Мира назвала меня — хрупкой, но я киваю, и сияющий оникс его глаз превращается в холодную, неприкрытую ненависть. Я почти чувствую вкус ненависти, исходящий от него, как горький одеколон.