Ненавистная жена

Но им нужно, чтобы я «ознакомилась», ради этого они тут собрались, иначе придется применить ко мне физическую силу. В конце концов, они на это пойдут, но не факт, что получат желаемое. И шатен продолжает:

— Это ваше заявление о расторжении брака с Борзовым Ярославом Андреевичем, поданное на рассмотрение в ЗАГс месяц назад. Мы рассмотрели его и решили удовлетворить ваше прошение в одностороннем порядке, за неимением детей и имущественных споров. Насколько мы знаем, ранее ваш муж отказался от причитающейся ему по заключенному брачному договору суммы приданного, так что и претендовать на ваше наследство в будущем не сможет.

Это звучит настолько неожиданно, что заставляет меня изумиться и оторвать плечи от спинки стула.

— Чт-то?!

— Не беспокойтесь, Марина Павловна, вам нужно только поставить подпись — вот здесь, и ваш брак с Борзовым будет полностью расторгнут!

Мне кажется, я сплю. Нет, точно сплю! Потому что ничего глупее этого я не слышала. Даже предложение о замужестве в свое время не прозвучало таким издевательством.

— Вы с ума сошли?! — я сердито хмурюсь. — Нет, вы скорее рехнулись! Вы сами слышите, что говорите?

Но мужчина лишь исполнительная пешка, он не спешит отвечать, и я оборачиваюсь к хозяину дома, затаившему на своем стуле дыхание — так он напряжен.

— Что происходит, господин Вормиев? — спрашиваю по-ледяному холодно — Надеюсь, это неудачная шутка?

Он ждал моего возмущения, и ровно отвечает:

— Нет, Марина Павловна. Все более чем серьезно. Для знающих в городе людей не новость, что к браку с Борзовым вас склонил отец. Вы были против, но вас заставили, и нашлось немало свидетелей, готовых это подтвердить.

— Что именно подтвердить?

— Факт психологического и физического давления на вас со стороны отца и мужа. Фактическую несостоятельность брачного соглашения.

— Какие, к черту, свидетели? Это не ваше дело!

— Работницы загса, шлюхи, стриптизерши, ваш личный охранник… Мне продолжать? — тоже холодно интересуется Вормиев. — Марина, вы состоите в болезненных отношениях, из которых мы предлагаем вам выйти. Разве вы не этого хотели?

— Нет! Я жду ребенка от мужа! Или вы ослепли, идиоты?!

Но он не ослеп, он уже зашел слишком далеко и сделает все, чтобы добиться своего. Даже проглотит мое оскорбление.

— Не факт, что от мужа, — грубо замечает, дернув тонкими желваками и впившись в меня серо-желтым взглядом. — А если даже и так, он мог применить к вам акт насилия.

— Катитесь вы к черту, уроды! — я пытаюсь встать, но Макар не дает, толкнув меня назад и пригвоздив ладонью за шею к высокой спинке стула. Это больно, пальцы душат, но я все равно пробую бороться с ним. — Не смей меня касаться, сволочь! — шиплю.

— Отпусти ее, Макар! Немедленно! — летит приказ, и мой бывший охранник нехотя от меня отступает. Выплевывает зло:

— Как же хочется ее проучить. Такая целка ходила, строила из себя монашку, а дала трахнуть себя ублюдку, как последнюю шлюху!

— Главное, что не тебе дала, мразь, а мужу.

— Стой, Макар! Еще не время!

Пальцы грубо хватают мое лицо, но опускают, наверняка оставив после себя синяки.

Мне не нравится происходящее за столом больше, чем само похищение. Я откашливаюсь и сажусь выше, не собираясь дарить внимание бывшему охраннику. Он для меня теперь, как последняя гниль — больше не человек.

Сжав губы и дав себе секунду, чтобы унять дыхание, я возвращаю взгляд к сидящим за столом.

— Так значит вы решили выкрасть меня, чтобы развести? Как жулики-альтруисты, из благих побуждений?

Вормиев сгребает в кулак пальцы худой ладони, лежащей на столе, и сосредоточенно отвечает:

— Не только. Но в том числе для этого. Борзов вам не пара, Марина, и вы это знаете. Все знают.

— Ложь! — не сдерживаюсь я. — Это не вам решать!

— Увидим.

Я не могу освободиться и уйти отсюда, сейчас это не в моей власти. Но я способна держать их взгляды и бороться с ними. Сейчас все присутствующие в этой комнате смотрят на меня глазами хозяина дома. Они ждут, и я отвечаю:

— Когда-нибудь… думаю, уже очень скоро… мой муж вернется. Вот тогда я вам не позавидую… Александр Борисович. С чего вы взяли, что даже получив мою подпись, Ярослав позволит вам проделать это с ним? Проделать это с нами?

— Он не вернется, — после паузы нехотя выплевывает Вормиев, и от его бесцветного утверждения у меня холодеет в груди.

— Вы его плохо знаете.

— Он не вернется, Марина! — теперь его очередь сорваться. — А если даже и рискнет прилететь, то прямо из аэропорта умотает в наручниках в тюрьму!

Взяв себя в руки, мужчина продолжает:

— У Борзова есть два варианта — строить успешную карьеру миксфайтера за границей, освободившись от обязательств перед вашим отцом. Или стать обычным заключенным, навсегда забыв о выгодных контрактах. Не думаю, что такую славу желает себе Ярый.

— Чушь! Ярославу нечего бояться закона.

— Сергей Алексеевич, — повернув голову, Вормиев обращается к шатену-клерку, нервно поправляющему очки, — передайте Марине Павловне следующий документ. Для начала копию. Что, не желаете брать? — спрашивает у меня через пару секунд, когда я не реагирую на бумагу, которая ложится передо мной.

— Нет.

— Зря, Марина, — угрожающе предупреждает. — Так или иначе, но сегодня там будет стоять ваша подпись. На этот раз это заявление в полицию, где вы, как прямая наследница и правопреемница своего отца, обличаете человека, виновного в смерти вашего брата. И это целиком заслуженно, заметьте — требовать справедливого наказания убийце, даже если он ваш муж.

Кровь мгновенно отливает от лица и стынет в венах, сковывая не только тело, но и душу. Я больше не чувствую стука собственного сердца. Сколько же времени эти мерзавцы продумывали свои бесчеловечные ходы.

— Никогда. Никто не поверит в этот абсурд.

— Я так не думаю.

— Но Кирилл жив! Я своими глазами его видела!

— Видели? — удивляется Вормиев так натурально, словно первый раз об этом слышит. Вот только тело его выдает — оставаясь неподвижным. — Где же? Кто это сможет подтвердить? С чего вы взяли, Марина, что это вообще был Кирилл?.. Нет, вашего брата убили три года назад и скоро виновный в его смерти предстанет перед законом. Конечно, если решит вернуться в страну.

Мне кажется, я готова убить Вормиева взглядом.

— И кто же выступит его главным обвинителем в суде? — тихо спрашиваю. — Если решит.

— Вы, Марина. Как человек, которому Ярослав Борзов лично во всем признался. После чего сможете спокойно жить.

— Спокойно?

В комнате повисает тишина, и заметив, как вспотели виски у нотариуса и самого Вормиева, я вдруг… смеюсь. Да, чтобы не свихнуться и дать напряжению выход.

— Сумасшедшие! И почему мне кажется, что это еще не все? Что вы еще для меня кое-что приготовили. Иначе какой вам прок от моей свободы?

Мой смех звучит в тишине собрания, как издевка. Я знаю, что поплачусь за него, но кажется, так легко я давно не смеялась. Сейчас это нужно прежде всего мне, чтобы сдержать ярость, а с ней и досаду на то, что нас с Вормиевым разделяет стол. Иначе я бы рискнула расчертить его худое лицо ногтями.

Он молча наблюдает за мной, пока я не замолкаю, выдавая телом и напряжением в заостренных плечах, что ставки слишком высоки. Сидящий сбоку от него нотариус уже все губы сжевал, одна щель вместо рта осталась, забыв о том, как бодро начинал разговор. Сейчас он бы с радостью и оглох к своей «слепоте».

— У вас красивая улыбка, Марина. Вам идет смех, и тем не менее, вы правы, — отвечает хозяин этого шабаша, откинув плечи на спинку стула. — Кое-что приготовили. Но, думаю, вы уже и сами догадались, что именно.

Догадалась. Просчитать, что им нужно от меня — не сложно. В частности, Вормиеву. Но полагать, что я стану развлекать их своими предположениями — слишком самонадеянно для этих ублюдков.

— Не надейтесь, что я это озвучу.

— Что ж, ладно. Проговорю сам.