Ненавистная жена

— Кто ты? Я тебя не знаю. Зачем пришла? Я просил парня, сколько можно повторять? У меня не стоит на девок!

А я не знаю, что ему ответить, настолько эта встреча меня ошеломляет. Глаза у Кирилла запавшие и взгляд как будто отсутствующий, словно он смотрит сквозь меня.

— Я… неважно! Но ты… почему здесь, Кирилл? Как ты сюда попал? Кто тебя здесь держит взаперти?!

— Я сам.

— Что ты «сам»? — не понимаю я.

— Спрятался. Ты не должна меня видеть. Никто не должен видеть. Я не существую!

— В смысле?

Кирилл морщится и берется за голову, будто рой голосов, схожий с тем, что раздражал меня в чужой комнате, залетел в нее и, множась, загудел изнутри.

А может, это множится требовательный стук за моей спиной и голоса за дверью.

Брат вскакивает и бежит к ним — к этим голосам, криком приказывая им заткнуться. Ударив кулаками в дверь, поворачивается, подбегает к стоящему в комнате столу и начинает сбрасывать с него на пол предметы: игровые наушники, пульт от приставки, пластиковую бутылку с недопитой водой и ручной фонарик… нет, коробку фонариков. Их здесь, кажется, не меньше двух дюжин и, прыгнув следом, Кирилл начинает включать их один за одним, отшвыривая по сторонам.

— Чего стоишь? — кричит мне. — Ищи их, быстрее!

— Что искать?

— Капсулы или таблетки. Что-нибудь! Я должен выпить их и исчезнуть — сейчас же! — иначе они меня заберут и отдадут ему!

На полу куча разбросанных вещей, а с молодым мужчиной, который сидит передо мной, явно что-то не так, и если ему нужна помощь… то у меня нет никакой возможности ее оказать.

— Где они? — он вскакивает и бросается ко мне, хватая за плечи. С силой толкает на стену, не получив ответ: — Ты их украла?! Проклятая, дешевая девка! Ты! Отвечай, это он тебе сказал сделать?!

— Кто — он?

— Стальной старик! Ненавижу его! Я хотел его убить, а теперь он сводит меня с ума! Таблетки, — Кирилл вновь трясет меня, — дай их мне, или я тебя убью! Дай!

Я в таком шоке — не ужаса, а оторопи — от встречи с ожившим братом, что мне почти все равно, когда дверь позади распахивается и в комнату вбегают. Чужие руки отталкивают от меня Кирилла, но только затем, чтобы вынести отсюда. Я пробую сопротивляться и в какой-то момент моих сил хватает, чтобы ударить Макара, но от жестких тисков над грудью в глазах темнеет и заканчивается дыхание.

Мразь!

Я прихожу в себя уже в совсем другой обстановке, в этом же доме — чувства не подводят. Но на этот раз комната, в которой нахожусь, похожа на кабинет. И незнакомка с темными волосами, приблизившись к стулу, на котором я сижу, удерживаемая за плечо своим бывшим охранником, протягивает мне смоченные водой из графина бумажные салфетки.

— На, вытрись. А то смотреть страшно. И это дочь Корнеева? Какая-то соплячка неразумная. Была бы умной, не получила бы по губам, а радовалась своему счастью!

Мне плевать, что она говорит и как смотрит. Брать из ее руки я ничего не собираюсь, а тем более ее слушать. Уперев лопатки в спинку стула и напрягши спину, я медленно оглядываю собравшихся в комнате людей.

— Ну, ты возьмешь салфетку или нет? — нетерпеливо повторяет брюнетка, небрежно выгнув кисть с рядом звякнувших браслетов. — Или мне попросить Макара тебя обслужить? Он будет рад еще раз тебе помочь, дорогуша, не сомневайся. Он всегда такой внимательный, я его знаю.

Ее выдает тон и дешевая улыбка — такая же, как ее побрякушки. Не знаю, кем она приходится хозяину дома, но ценят ее здесь невысоко. Не дороже предмета мебели, иначе бы не заставили передо мной ломаться.

Я расцепляю губы, чтобы четко выплюнуть:

— Пошла вон… шавка.

— Что?

Брюнетка так удивлена, они всегда удивляются — вот такие ручные собачки, что от неожиданности теряется, а я повторять дважды не собираюсь. В комнату уже вошел тот, на кого падает взгляд, и я выключаю незнакомку из поля своего внимания.

На Александре Вормиеве белая рубашка и костюмные брюки. Но ногах итальянские туфли, а на запястье — дорогие часы. Он гладко причесан, выбрит и его слова, когда он отвечает за меня, звучат так же — причесано и уверенно:

— Рита, оставь Марину Павловну в покое. Не твоего она поля ягода — говорю, если сама не поняла.

— Но, Саша… ты же сам просил.

— Оставь, я сказал!

Однако, как бы уверено с виду не держался Вормиев, лицо у мужчины бледное, скулы натянуты, а пальцы в кистях рук все время играют в напряжении. С чего бы ему так нервничать?

— Стас, где нотариус? — спрашивает мужчина. — Наши планы изменились, действуем сейчас.

Светловолосый тип тоже в комнате и, как по команде, кивает на двери.

— Уже приехал и ждет.

— Отлично. Зови его сюда.

Когда в комнату входит одутловатый человек лет пятидесяти, Вормиев встречает его настороженным кивком, зато тот мгновенно ориентируется, увидев в помещении по крайней мере трех человек со следами драки. Кровь заметна не только на моем лице, у светловолосого здоровяка разбита бровь и скула (именно он отбирает у брюнетки салфетки, чтобы утереться), а на Макара я смотреть не хочу.

— Не переживайте Александр Борисович, я умею быть и слепым, и немым.

— Но не глухим? — Вормиев показывает человеку на место за столом, приглашая сесть, и тот тонко ухмыляется, занимая предложенный хозяином стул.

— Не глухим. Мне по юридическому, так сказать, предписанию не положено.

Меня за стол не приглашают, Макар просто передвигает к нему стул вместе со мной, когда вошедший человек достает из кожаного портфеля бумаги и подает знак Вормиеву:

— Здесь все, как договаривались.

Какое-то время все молчат, я тоже не спешу говорить. Хочет или нет, а хозяину дома придется объяснить, какого черта я тут делаю, раз уж он «пригласил» меня к себе в гости.

— Марина Павловна… — наконец, отбив все пальцы о поверхность стола, начинает тот. — Мы все здесь взрослые люди и, надеюсь, дважды повторять не придется. Сейчас вы сделаете то, что вам скажут, и уже завтра сможете уйти отсюда свободным человеком. Или останетесь, если так пожелаете.

Нас за столом сидит четверо: сам Вормиев, вошедший следом за ним юрист, я и еще один незнакомый мужчина, который уже был в комнате. Однако центровая фигура сегодняшнего собрания здесь одна, и кто она, догадаться несложно, судя по тому, как сосредоточенно на мне всеобщее внимание. В том числе и той троицы, которая осталась стоять — двух моих похитителей и темноволосой незнакомки.

Мое продолжающееся молчание нервирует мужчин, но я не собираюсь им облегчать задачу ни слезами, ни расспросами, чего они наверняка от меня ждут. Пока то, что я услышала, мне не нравится. Никогда не любила условий и ультиматумов. До сих пор добиться от меня желаемого смог лишь один человек — мой отец. Но не Вормиеву с ним тягаться.

Хотя сам мужчина, похоже, уверен как раз в обратном, если уж решился бросить вызов самому Боссу — да, ослабевшему, но однажды они уже допустили ошибку в «Утином кряже» и заплатили за это наличными.

Я внимательно смотрю на него, и он переводит взгляд.

— Сергей Алексеевич? — нетерпеливо обращается к третьему мужчине за столом — лысеющему шатену лет сорока в очках, с типичной внешностью клерка. — Думаю, пора объяснить Марине Павловне зачем она здесь, и что именно мы от нее хотим. Начинайте!

Обстановка напряженная. Шатен тоже пришел сюда не с пустыми руками и с готовностью кивает, раскрывая лежащую перед ним тонкую папку. Аккуратно сдвигает с нее бумаги на стол, и я замечаю среди них, как отпечатанные листы, так и водяные бланки с печатями.

— Нам нужны от вас подписи, — отвечает «Сергей Алексеевич» ровным канцелярских тоном, лишенным интонаций. — Для начала поставьте одну — вот здесь, — избегая смотреть на меня, мужчина показывает пальцем в документ и пододвигает его ко мне ближе. — Ради вашего же блага, Марина Павловна!

— Что это? — сухо спрашиваю я.

— Возьмите и ознакомьтесь.

— И не подумаю. Ответьте, или сразу не тратьте время.