Ранний ледостав

— Конечно, Иван Дмитриевич! — горячо подхватил Карыкур. — Они же можно сказать, настоящее преступление совершили…

— Э, э, — засмеялся директор, — ты сначала давай докажи еще.

— И докажу! Я, если хотите, нутром чую, что так оно все и было, как мы с Лозаром говорим.

— Ну, нутро — это нутро, а анализы — это анализы. Так что, давай, собирайся в дорогу. Я уже дал указание, чтобы тебя в первую очередь посадили. А возникнет в тебе необходимость — сразу же призовем на помощь. Договорились? — И директор совхоза крепко пожал ему на прощание руку.

В райцентр Хорамвош — небольшой поселок, сплошь застроенный одноэтажными домишками, Карыкур с Лозаром прилетели после обеда. Тут же стало известно, что на рейсовый самолет до Пулнгават Воша Карыкур опоздал, теперь ему надо было ждать следующего, а следующий по расписанию летел лишь завтра…

Недолго думая Карыкур решил остановиться как всегда у старого дружка Нятамы, которым когда-то учился с ним в техникуме, а теперь работал здесь, неподалеку, заведующим зверофермой.

Стоял ясный весенний день. Погода вдруг разгулялась, яркое веселое солнце Месяца Весенних Ручьев вовсю разгоняло свою нарту — температура, как сказали им в аэропорту, была выше десяти градусов. Снег таял так, что по расквасившимся нешироким улицам поселка впору было бы идти сейчас в болотниках, и Карыкур в своих нарядных бурках старательно выбирал дорогу, чтобы не промочить ноги и не угодить в самую грязь. Он то и дело сочувственно оглядывался на семенившего следом в красивых праздничных кисах Лозара и радовался, что сообразил переодеться из малицы в цигейковый полушубок. А не то и ему, как старому бригадиру, прилетевшему в обычной своей пастушеской одежде, было бы совсем неуютно. Лозар так вспотел, пока они одолевали лужи на дороге к дому Нятамы, что не выдержал, стащил с себя малицу и, сунув ее под мышку, шел теперь в выходном своем суконном костюме, надетом специально для посещения такого большого начальника, как районный прокурор.

Карыкур щурился на солнце и никак не мог поверить, что всего два-три дня назад они были в самом сердце бесновавшейся пурги, что морозы доходили до двадцати градусов, и они с Лозаром вынуждены были пережидать непогоду в «куропачьем чуме»…

Им повезло — Нятама, смешной, отпустивший шевелюру до плеч на манер некой эстрадной звезды, оказался дома. Он долго радостно хлопал Карыкура по плечам, а узнав, что тот собирается по важному делу в Пулнгават Вош, сразу же позвонил в отдел перевозок аэропорта — имел там некоторые, как он сказал, связи. Он болтал с кем-то по телефону, хихикал, попросту называл кого-то Лидушей — а в конце попросил эту самую Лидушу обязательно позвонить ему на квартиру, если подвернется какой-нибудь спецрейс на Пулнгават Вош.

Жил Нятама с матерью в двухкомнатной квартире, выделенной ему перед самыми майскими праздниками. В одной комнате — такой крохотной, что здесь только и уместились кровать да тумбочка, жила его мать. В гостиной, где были его собственные владения, Нятама развернулся по своему вкусу: у одной стены полутораспальный диван, над которым висел небольшой ковер, напротив дивана — два кресла и журнальный столик. В углу, неподалеку от окна, стоял на высоких ножках телевизор марки «Крым». На одной из стен, чуть выше полупустой книжной полки, была приколота кнопками большая фотография с каким-то северным видом, а рядом вырезанный, наверное, из журнала цветной портрет Аллы Пугачевой, на котором артистка была заснята с такой же всклокоченной, как у Нятамы, прической.

Карыкур заметил, что Лозар, не показывая вида, все дивится тому, как раскрасил хозяин в своей гостиной пол: одна половина, по диагонали, синего цвета, другая — ярко-красная.

Мужчины не успели еще толком обменяться друг другом новостями, как мать Нятамы Остяр, скуластая женщина с необычайно плоским лицом, пригласила их на кухню. И тут, едва они уселись чаевничать, раздался телефонный звонок, и та самая аэропортовская Лидуша, с которой Нятама разговаривал совсем недавно, сообщила, что прилетает Ан-26 с грузом для экспедиции и сразу же, не позже, чем через час, возвращается обратно, в Пулнгават Вош. Так что Нятама может отправить с ним своего друга, имеющего срочное дело…

Нятама послал своей знакомой воздушный поцелуй и, глядя на засобиравшегося сразу Карыкура, сказал, что друг обязательно полетит, пусть Лидуша бронирует ему место.

Торопливо переобувшись в прихваченные из дома болотники, надев флотскую форменную «голландку», в которую всегда наряжался, когда выбирался в поселок или город по какому-нибудь важному делу, Карыкур, уже на ходу, инструктировал Нятаму, чтобы тот обязательно проводил Лозара к прокурору и прямо завтра же помог ему выбраться назад, в Самангвош.

Нятама в ответ только согласно тряс своей шевелюрой.

— Можешь не волноваться, земеля! Все будет как «вира — майна». Так, что ли, у вас на флоте говорят? Лети, лети по своим государственным делам, ни о чем не беспокойся — все точь-в-точь сделаю, как «вира — майна»!

Едва добравшись до аэропорта — а до него от дома Нятамы было, пожалуй, не меньше версты, — он сразу увидел большой самолет, рядом с которым стояло в ожидании погрузки несколько бортовых машин. Сюда же, к самолету, подкатила окрашенная в зеленый цвет вахтовка с эмблемой геологической экспедиции, из ее кабины вывалился какой-то высокий человек в цигейковой шубе и тут же, властно размахивая рукой, словно рубя воздух, начал давать указания шоферам.

«А не Кулик ли это? — пронзила вдруг Карыкура внезапная мысль. — Не тот ли самый начальник базы производственного отдела экспедиции, за которого вышла замуж Айнэ?»

Догадка эта больно отозвалась в его сердце — сразу стало как-то не по себе, стыдно. Рядом с этим высоким самоуверенным в себе человеком он вдруг почувствовал себя жалким, приниженным; ведь перед ним был соперник, нанесший ему унизительное поражение… Карыкуру захотелось забиться куда-нибудь, уйти подальше отсюда, чтобы муж Айнэ случайно не узнал его, не посмеялся над ним в очередной раз, как над побежденным. А узнать его, как полагал Карыкур, Кулик вполне мог: что-то, поди, рассказывала о нем Айнэ, а может, Кулик фотографию видел, где они сняты вместе…

И в то же время какая-то сила, какой-то острый ревнивый интерес удерживал Карыкура, помимо его воли, на прежнем месте; он хотел понять, чего же на самом деле стоит соперник…

Он исподволь разглядывал его нос, похожий — верно сказал Лозар — на вздыбленный ветром парус, его узкую, клинышком, бородку, сощуренные глаза а все пытался понять, что же нашла в нем Айнэ такого, что решилась предпочесть ему. В какой-то момент он, наверное, так откровенно уставился на мужа Айнэ, что тот невольно задержал взгляд на незнакомом парне в болотниках и цигейковом пальто, с рюкзаком за плечами. Кажется, хотел было даже направиться к нему, спросить о чем-то, но в этот момент его окликнул один из шоферов:

— Яков Порфирьевич! До какого часа сегодня машину держать?

И пока Кулик — теперь у Карыкура не оставалось в этом никаких сомнений — разговаривал с шофером, он успел скрыться за деревянным зданием аэровокзала, отгороженным от взлетной полосы низким штакетником. Как можно дальше, как можно дальше — лишь бы только не видел его Кулик, лишь бы не догадался, кто он такой.

После разгрузки самолета — а выгружали в основном обсадные трубы и какие-то еще неизвестные зоотехнику железки — Кулик опять забрался в свою вахтовку и укатил; и только тогда Карыкур направился к самолету, на посадку.

На следующий же день, прямо с утра Карыкур уже был со всеми своими пробами в ветеринарной баклаборатории Пулнгават Воша. Оставил он здесь и сверток с тем порошком, что удалось им случайно обнаружить в кузове затонувшей недалеко от буровой машины. Вообще-то на такие анализы уходило до недели времени, но у Карыкура и здесь нашлись однокурсники по техникуму, и он договорился, с кем надо, что анализы ему сделают как можно быстрее.

Результат выдали через три дня: падеж оленей произошел по причине отравления кальцинированной содой. Врач баклаборатории, писавший заключение, пояснил ему, что эта сода, применявшаяся, видимо, в процессе испытания скважины, обладает выраженным соленым привкусом. А поскольку животные, особенно весной, испытывают острый недостаток в соли, то не исключено, что случайно наткнувшись на этот самый порошок, они приняли его за соль. И не успокоились, пока не подчистили все, что было в машине… Наверное, так все и происходило, потому что никаких других причин отравления или следов болезни лабораторный анализ не показал…