Ранний ледостав

Лозар первый ответил директору, хотя по-русски изъяснялся с трудом:

— Я думаем так, Иван Митриевич. Я думаем, пока верно едем. Дорогам пока не теряем, головным оленям пока не блуждаем.

Лицо Ивана Дмитриевича тронула легкая улыбка, но тут же оно снова стало решительным и серьезным.

— Это хорошо, коли головной олень не блуждает. Значит так, Карыкур. Бери свои пробы и сегодня же вылетай на «аннушке» в райцентр, а оттуда — в Пулнгават Вош. Пусть в ветеринарной баклаборатории сделают анализы. Я тебе официальное письмо дам. А в зависимости от анализов — и меры принимать будем.

— Хорошо. Иван Дмитриевич. Постараюсь сделать все как надо.

— Я тоже так думаем, Иван Митриевич, — поддакнул Лозар. — Так-так. А то чего получается? Тридцать два голова оленя пропадаем. Зря пропадаем — животам никому тепла не давали, телу тоже тепла не давали. Правильно говорил, Иван Митриевич. Я тоже так думаем.

— Ну вот и договорились, раз все думаем одинаково, — улыбнулся Иван Дмитриевич, гляди на бригадира. — Тогда за дело. Иди, Карыкур, оформляй командировку.

Не успел Карыкур встать со стула, как старый бригадир опять включился в разговор:

— Мне тоже, Иван Митриевич, шибко ехать надо. С оленьим лекарем за компания мало-мало ездить надо…

— Куда это, Лозар аки? Тоже в Пулнгават Вош, что ли?

— Зачем, Иван Митриевич. Немножко близко надо, совсем рядом. Районным поселкам мне побывать требуется, прокурорам хочу повидать. Хочу ему на стол крепкую бумагу положить.

— Погоди, погоди, Лозар, что-то я ничего не пойму… А ну, Карыкур, может, ты объяснишь мне, в чем дело? Что случилось?

Пока Карыкур рассказывал директору о том, что произошло на месте захоронения у озера Воянг Тув, Лозар, которому казалось, что молодой зоотехник недостаточно впечатляюще излагает суть дела, то перебивал его, вставляя свои ломаные словечки, то вскакивал с места и подходил к Ивану Дмитриевичу вплотную, полагая, видимо, что таким образом тот поймет лучше.

Выслушав их обоих, директор совхоза задумался.

— Да-а. Дело, конечно, очень серьезное, Только уж больно пора-то сейчас у нас, Лозар аки, ответственная. Очень уж горячая пора, отел вот-вот начнется. А бригадир в это время, сам знаешь — ох как нужен! — И Иван Дмитриевич, видимо, чтобы старый бригадир не подумал усомниться в искренности его слов, приложил руку к груди. — Я отлично тебя понимаю, Лозар аки, всем сердцем твое состояние чувствую. Только сам подумай, какое жаркое время сейчас настает. От него многое для всех нас, для всего совхоза зависит. — Голос директора стал просящим. — Может, повременишь пока? А заявление твое Карыкур по пути отвезет. Передаст прокурору, объяснит все как есть. Я понимаю, что дело так оставлять нельзя, но ведь отел!

— Не может временит, Иван Митриевич. Сердце тут не соглашается, — Лозар постучал по левой стороне груди. — Я сам хочу прокурорам видеть. Разговорам иметь. — Тут он понизил голос, взглянул на директора чуть ли не умоляюще: — Я ведь, Иван Митриевич, недолго ездить будем. День туда, день обратнам. Я понимаем: трудно будем в оленим стадам, много думал. Всю дорогу думал, мозгами шевелил. И тоже маленько придумал. — Он доверительно улыбнулся директору. — Братам своего прошу. Пока меня стадам не будет — брат за меня дежурит…

— Это который брат? Бывший наш знаменитый оленевод? Митри? На пенсии который? — В раздумье Иван Дмитриевич слегка постукивал авторучкой по полированной столешнице. Лозар согласно закивал.

— Вот-вот, самый он и есть. Тоже не хуже меня оленям понимает. Ходить пока может, оленям работать, если шибко надо — тоже может.

— Ну, тогда, Лозар аки, сдаюсь. Если, конечно, твой Митри согласится.

— Согласится, Иван Митриевич, согласится, — обрадовавшись, вскочил Лозар. — Он и так меня ругает все время. Пошто, говорит, не берешь меня стадам. Руки мои, говорит, без аркана устали. На недельку, говорит, возьми хотя бы. А то без дела, говорит, помирай скоро будем.

— Ну хорошо, Лозар аки, уговорил. Скажи брату: мы ему заплатим. Сейчас лишний пастух, лишний глаз в стаде — вот как нужен! — И Иван Дмитриевич резанул рукой по горлу. — Считай, что договорились. Езжай с Карыкуром. А Митри, брату, скажи, чтобы обязательно ко мне зашел.

— Обязательно скажем, обязательно. Сейчас же и побежим.

И глядя, как Лозар, молодцевато поправив широкий кожаный ремень на малице с висящим на нем чехлом для ножа и несколькими побрякивающими ансярами — медвежьими клыками, торопливо вышел из кабинета, Карыкур и директор с улыбкой переглянулись.

…Получив деньги, Карыкур опять зашел в директорский кабинет — подписать командировочное удостоверение и, задержавшись здесь, рассказал о том, во что превратили геологи на своих машинах пастбища вокруг озера Воянг Тув. Пастбища, через которые должен был пролечь будущей зимой маршрут каслания совхозных стад…

Иван Дмитриевич в раздумье потер переносицу, машинально поправил совсем несобиравшиеся спадать очки.

— Да, брат… Я уже и сам не раз об этом думал, пора, пора вопрос об охране оленьих пастбищ перед райкомом партии ставить, перед объединением совхозов. А то ведь и впрямь скоро на с чем останемся, если геологи по-прежнему будут разъезжать, где им вздумается. Да, если сегодня меры не принять — завтра уже, может, и поздно окажется…

— Я так думаю, Иван Дмитриевич, — Карыкур решительно подошел к висевшей на стене директорского кабинета карте, на которой были оконтурены пастбища совхоза и маршруты касланий оленеводческих бригад. — Вот смотрите: у нас ведь заранее расписали все маршруты движения, верно? И каждое стадо строго придерживается его, к соседу не лезет. По ошибке разве когда… Иначе мы давно бы уже без ягельников остались. А геологи ездят на своих машинах, где захотят. Сами знаете, другой раз и за отбившимися оленями гоняются, бьют их втихаря…

Иван Дмитриевич кивнул, давая понять, что знает об этом. Он встал из-за стола, тоже подошел к карте.

— Ты что-нибудь конкретное хочешь предложить? Если да — выкладывай, не стесняйся.

— Я вот что надумал, Иван Дмитриевич. Что, если предложить им ездить по определенному маршруту? Чтоб не где попало, а ну… — он на мгновение запнулся, подыскивая нужное слово, — ну, как лыжник по лыжне… Тогда и пастбища наши целы будут, и за браконьерами легче станет следить…

— А что! Хорошая мысль, молодец! — Иван Дмитриевич одобрительно похлопал зоотехника по плечу. — Ну, говори, говори, не стесняйся.

— А еще я думаю так: пусть они заранее согласовывают свои маршруты с нами, оленеводами…

— В обход пастбищ, так?

— Конечно, в обход, Иван Дмитриевич. Пусть ездят на своих «Ураганах» там, где меньше ягеля. У них же вон какая техника — где хочешь пробьются, и лишний десяток километров — им тоже не помеха!

— И я так думаю, Карыкур, не помеха…

— А на лето хорошо бы им вообще только самые необходимые рейсы разрешать. — Карыкур, донельзя окрыленный тем, что мысли его находят полное понимание и поддержку директора, мог бы сейчас говорить обо всем этом хоть до завтрашнего утра. — Вот вы помните, Иван Дмитриевич, прошлое лето. Вспомните тот пожар, что неподалеку от наших пастбищ бушевал. Сколько дней огонь там пластал! Ягель-то сухой, горел как порох — если б не потушили вертолеты, если б не пожарный десант — ох сколько бы тогда пастбищ выгорело! Но вот, в результате-то — нашли разве тогда причину пожара?

— Говорят, от одной искры возник. Кажется, от выхлопных газов вездехода…

— Вот видите, Иван Дмитриевич! Обязательно надо просить наше районное начальство, чтобы запретили им летом на машинах ездить. Или, в крайнем случае, пусть на таких ездят, от которых искр не бывает…

— И это верно, Карыкур, и это верно… Нелегко, конечно, будет все это пробить, но я тебе скажу начистоту… Если подтвердят твои анализы, что олени по вине геологов пали — считай, что мы своего уже добились. И в райкоме нас поддержат, и в обкоме, думаю, и накажут, кого надо, по всей строгости. А то они уже как в другой стране, никакой управы на них нет… Ну как же — нефть, «государственные интересы»… А вот наказать разок-другой, чтобы больше неповадно было…