Страница 81 из 96
В этот же день, получив заключение лаборатории на руки, Карыкур вернулся в Хорамвош. Друга Нятаму дома он не застал, был еще на работе, и встретила его старая Остяр. От нее-то Карыкур и узнал, что Лозар был у прокурора, что уехал он на следующий день, и все бы ничего, да только возник у старика какой-то большой скандал с одним из начальников экспедиции. Что-то кричал тут старик про кладбище его родителей, но крику было так много, что Остяр ничего толком не поняла, сказала, что Карыкуру лучше обо всем расспросить у Нятамы.
Отказавшись от предложенного старухой чая, Карыкур первым делом отправился на почту, чтобы позвонить, как в договаривались заранее, директору совхоза, доложить о результате лабораторных исследований.
Директор оказался на месте, в своем кабинете, и уже это было удачей. Хотя Иван Дмитриевич разговаривал с кем-то то внутреннему телефону, секретарша, узнав голос Карыкура, тут же соединила их, и Карыкур догадался, что Иван Дмитриевич ждал его звонка.
Внимательно выслушав его и поблагодарив за оперативность и находчивость, директор попросил зачитать заключение, какое-то время молчал, видимо, обдумывая решение, наконец распорядился:
— Вот что, Карыкур. Погоди пока возвращаться. Завтра я вылечу к тебе, в Хорамвош. Дело, как видишь, серьезное заваривается. Надо на месте во всем разбираться. Надеюсь, райком будет на нашей стороне… Ты понял меня, Карыкур?
— Понял, Иван Дмитриевич. Жду вас.
Выйдя с переговорного пункта, он взглянул на часы. «По времени Нятаме пора уже быть», — подумал он и заторопился.
Но добираться по улице, сплошь залитой талой водой, было совсем не просто. От многочисленных луж разбегались проворные верткие ручейки, стекались к реке, по берегу которой теснились старые одноквартирные домишки, построенные колхозом в первые послевоенные годы.
Поселок Хорамвош Карыкур изучил вдоль и поперек еще в то лето, когда приезжал сюда перед началом учебного года к Айнэ. Дом Айнэ стоял у самого берега, рядом с длинными амбарами рыбкоопа. Вспомнив вдруг этот неказистый домишко, Карыкур невольно приостановился, оглянулся назад. Да, вот он, по-прежнему виднеется в конце улицы, упирающейся в реку…
Внимательно приглядевшись, Карыкур заметил, что из трубы на крыше бывшего домика Айнэ поднимается легкий, еле видный дымок.
«Интересно, кто там сейчас живет? — подумал он, прислоняясь к забору поселкового кинотеатра. — Ведь у Айнэ, как и у меня, из родни — одна только мать… Она уж теперь старенькая… Скорее всего, живет сейчас с дочерью в новом доме экспедиции, у зятя…»
Мысли Карыкура как-то сами собой перенеслись к прежним обитателям этого дома, и, охваченный воспоминаниями, он отвалился от штакетника, а ноги, как-то сами, помимо его воли, понесли Карыкура к месту, с которым связано было так много сладких воспоминаний. У него не было никакой цели — захотелось вдруг просто так, вблизи, взглянуть на бывший ее дом… Когда до него оставалось всего ничего и Карыкур раздумывал уже, не повернуть ли ему назад, из раскрытых сенок на улицу вышла вдруг мать Айнэ, одетая, как обычно, в легкую ягушку и короткие сапожки. Едва взглянув в сторону улицы, она сразу узнала его.
— Неужто это ты, Карыкур? — окликнула она старческим, мало изменившимся голосом. — Ты, похоже, ко мне… Ну иди, иди — грех от самого порога обратно сворачивать. Зайди в дом. Чайку попей. Поговорим немного, а то какой же разговор на улице? Заходи, если, конечно, зла на меня не держишь…
И Карыкур, сам не зная почему, охотно подчинился старушке, вошел следом за ней в дом. А может, как раз потому и вошел, что жила она не у дочери, и, стало быть, плохо ей было в семье Айнэ, стало быть, сможет Карыкур узнать многое о том, как та живет, и, может быть, снова вспыхнет в его душе надежда…
Не отказался он и от чая — не хотел обидеть старушку. Его подмывало спросить об Айнэ, да как-то все стеснялся, пока старая Туньла сама не пришла ему на помощь.
— Вот так, Карыкур, и мыкаюсь я сама по себе. Потихоньку. Привыкла… Пока еще разгибаюсь… Сперва-то молодой зять в свой новый дом жить пригласил. Ну ты, конечно, знаешь уже — он в экспедиции работает. Как тебе это сказать… начальником он над людьми, что в машинах ездят…
— Слышал, матушка Туньла, слышал.
— Ну и вот… Перебралась вначале. А что? Дом просторный. Вода со всех этих вертушек, как их там…
— Из кранов, наверно, да? — подсказал Карыкур.
— Вот-вот. Вода из кранов бежит — поверни только. Ну, сначала все вроде ничего было. Зять молодой ко мне даже ласков да мягок был, как переспевшая морошка. Или я ничего не замечала, по первости-то… А уж потом, когда с полгода, наверное, прошло, чувствую: косо он как-то на меня другой раз посматривает, молодой-то зять. Ну я уж пожила на земле, мне и говорить ничего не надо — сердце само, значит, чует. Он сам-то молчит, а дочка давай мне выговаривать: то, мол, ягушку свою не туда положила, то с кисов шерсть на этих покрывалах, что на полу-то лежат, остается… Ну, дорожки эти… ковровые, да знаешь ты! А то за столом не так села, не так кушаю, не так вилку держу. — Туньла тяжело вздохнула. — Кой, кой! Сколько всяких замечаний! Не сосчитать. И все чаще да чаще. А то пристали оба — зачем я на полу, бывает, сижу. Ну и сижу, что ж делать, если я всю жизнь на полу сидела? Привыкла так… Целый год я терпела, пока у них однажды даже ссора из-за меня не разыгралась. Мне, конечно, не говорят, из-за чего поссорились, но сердце-то не проведешь, сынок, всем нутром я беду почувствовала. И зять молодой — чем дальше, тем чаще на меня криво поглядывает. Подумала я, подумала, да и убралась от них совсем. Вот так теперь и живу одна. Хорошо, свободно, никто меня не упрекает, никто недовольно не смотрит…
— Да-а, — протянул Карыкур, сраженный откровенностью старухи, и, больше не стесняясь ее, спросил: — А как она вообще… Айнэ… Как с мужем-то живет?
— Ой, Карыкур! При мне вроде неплохо жили, а теперь, люди сказывают, как собаки промеж себя грызутся. Ой, сучковато живут… Думаю, если так дале пойдет — не ужиться им вместе, нет, не ужиться…
— Как так, матушка Туньла? У них ведь, я слыхал, дочь растет…
— Да, да, четвертый годок внучке моей Алене пошел, хорошая внучка.
— Ну я и говорю: что же им не жить-то, матушка? Семья у них, дом, ребенок…
— Ой, сынок… Яша-то этот… ну, муж ее… Он так, по первости-то, неплохим вроде мужиком казался, хозяйственным… А только прознали мы тут, что уж была у него близкая девушка. Там, на юге где-то, ну в теплых краях. Вроде бы и жениться на ней обещал. И она за него собиралась, да и то: ребеночек ведь у нее от Яши… Он сюда, к нам приехал, а она родила…
— Да что Айнэ-то, не знала разве об этом?
— Как не знала. Знала. Только уж тогда узнала, когда у самой живот начал расти. Нынче ведь как девушки замуж выходят? Сначала ребенка заимеет, а потом уже в мозгах начинает копаться, о свадьбе думать. Тьфу! — выругалась старуха. — Срам один. Разве ж этому я дочку свою учила?!
— Дела-а, — протянул Карыкур. — Ну и как же теперь с той, с первой-то?
— Ой, Карыкур! — всплеснула старуха руками. — И не говори! Она-то ведь тоже сюда приехала — Леной ее зовут. — Старуха запричитала, отвернувшись в сторону: — О, чистое небо, отведи от моей Айнэ свою немилость. Пожалей единственную мою дочь, единственную соломинку… Приехала, значит, эта Лена, права свои заявляет. А Яша-то ее давно уж на моей дочери женат. О, доброе небо! И то спасибо, что вовремя она зарегистрировалась…
— Дела-а, — слова протянул Карыкур. — Как же теперь они дальше-то жить будут?
— И сама не знаю, сама не знаю, сынок. — Туньла горестно вздохнула. — Я-то, когда обо всем этом от ней прознала, совсем к ним заглядывать бросила. Не могу я этого молодого зятя видеть, эдакую рожу бесстыжую! И уж поговаривают люди, будто он, Яша-то, тайком к этой своей, к Лене-то, похаживать начал. Да и то сказать, видела я ее — красотой бог не обидел. Вот я своим старческим умом и смыслю: бросит он мою дочь, он бросит…