Страница 69 из 96
До самого утра просидели они перед окончательным расставанием под этим раскидистым деревом, и все слушали неумолкающую перекличку двух лебедей где-то неподалеку на соседнем озере.
— Как интересно они кричат, — сказала Айнэ. — Хо-танг, хо-танг. А ведь по-нашему их так и зовут…
— А знаешь, почему они так кричат? Хо-танг, хо-танг!
— Нет… А ты, что ли, знаешь?
— Конечно знаю, Айнэ.
— Ну тогда рассказывай, Карыкур, рассказывай. — Она прижалась к нему еще теснее.
И Карыкур, обняв ее за плечи и то и дело отвлекаясь, чтобы прильнуть к ее губам, начал свой рассказ издалека.
…Давно это было. На земле только-только первые четвероногие звери и двукрылые птицы появились…
Собрал в один из весенних дней Вой Турам — Дух Лесных Зверей и Птиц — своих подопечных всех вместе и говорит:
— Хочу каждому из вас отдельный цвет дать. И вам веселей будет, и мне приятней вами любоваться. Ну, говорите, кому какой цвет нужен!
— Мне черный! — крикнул крепкокрылый горбоносый турпан.
— Мне серый! — загоготал гусь.
— Мне — все цвета радуги! — закряхтел широконосый соксун.
Крики так и неслись со всех сторон. Волшебный Вой Турам тут же исполнял желания птиц, они на глазах преображались и радостные улетали прочь.
Остались только лебедь с лебедкой, имевшие тогда невзрачный бурый цвет.
— Ну, а вы какой хотите? — спросил Вой Турам. — Всех я уже осчастливил, а вы-то чего молчите?
— Думаем! — дружно ответили лебеди — Думаем…
— Ну и как — надумали?
— Надумали, Вой Турам. Мы хотим стать белыми. Совсем-совсем белыми!
— Хм… Интересно. Это почему же?
— Потому что мы любим друг друга, не можем один без другого жить. И хотим, чтобы любовь наша была чистая-чистая! Как только что выпавший снег…
— Хм… Ну коль и вправду не можете жить друг без друга, то и перекликайтесь меж собой всегда так: «Хо-танг? Хо-танг?» То есть: «Где ты? Где ты?» — чтобы, значит, никогда не терять друг друга…
Махнул Вой Турам своей волшебной рукой, и лебеди тут же превратились в белоснежных красавцев. С тех пор они и кричат всегда «хо-танг, хо-танг», и любят друг друга до самой смерти, и жить друг без друга не могут…
— Да-а… Интересная сказка! — протянула Айнэ.
— Это не сказка, это наша легенда. Мне ее когда-то мать рассказывала…
Айнэ снова прильнула к нему.
— А мы, Карыкур, мы с тобой тоже будем любить друг друга, как эти лебеди, да?
— Конечно, Айнэ. Я, пока ты жива, больше никого не полюблю!
— И я тоже, Карыкур. — И она податливо подставила губы его жаркому поцелую.
Так и сидели они под раскидистой елью, слушая голоса влюбленных птиц, влюбленные сами. Сговаривались, что после его службы в армии они сразу же сыграют свадьбу. А пока Карыкур служит, она закончит техникум и будет его ждать.
Призывали его в середине мая и, расставаясь, Карыкур долго и горячо целовал девушку, все спрашивал, дождется ли она его, будет ли писать письма, клянется ли не полюбить кого-то другого: ведь это так долго — на целых два года расстаться…
И Айнэ, каждый раз не давая Карыкуру договорить, закрывала ему рот поцелуем и бормотала:
— Ты что, Карыкур? Конечно, буду ждать. Тебя, одного тебя, — и, словно скрепляя клятву, снова припадала к его губам…
Следующим утром Карыкур улетел рейсовым самолетом в областной центр, где после недолгих сборов при военкомате его определили на флот. И оказался он в частях береговой обороны из далеких Курильских островах…
В первое время он просто завалил Айнэ письмами. И она, хоть и не на все его послания, но отвечала регулярно. Из ее писем Карыкур знал, что после техникума направили ее на работу в родной Хорамвош зоотехником в одну из оленеводческих бригад, что она начала уже вести кочевую жизнь, порою живет в стадах месяцами. В одном из писем, помимо прочих новостей, Айнэ сообщила, что рядом с их селением обосновалась нефтеразведочная экспедиция, что понаехало сюда много молодежи: буровики, шоферы, строители, другие специалисты. Эта весть чуть не убила Карыкура.
«Молодые… неженатые, поди… — думал он. — Долго ли… Да любой парень обратит на нее внимание..»
Он, не стесняясь, начал писать ей о своих переживаниях и страхах. Айнэ же в письмах старалась успокоить его — не следует, мол, тебе волноваться, служи спокойно, все будет хорошо…
А потом письма стали приходить все реже и реже, и не было в них теперь прежнего тепла, прежней ласковости. К концу второго года его службы она совсем перестала писать.
Отправив с десяток посланий и не получив ответа, он решил написать Нятаме, чтобы тот нашел время и встретился с Айнэ или же выяснил бы, что с нем случилось. Месяца через полтора друг, стараясь быть осторожным в словах, ответил ему, что в поселке поговаривают, будто за Айнэ ухаживает молодой начальник базы производственного отдела той самой нефтеразведочной экспедиции, о которой она упоминала в письме, что сама Айнэ, как считают в поселке, не прочь связать с ним свою судьбу…
Всего, чего угодно ожидал Карыкур, но только не такого удара. Он собрался написать, что не верит в дошедшие до него сплетни, что уверен в ней, уверен, что она помнит их клятву. Он писал и зачеркивал, несколько раз рвал написанное, пока наконец не решил, что напишет на следующий день, когда немного остынет и все обдумает.
Но на следующий день, после почти четырехмесячного перерыва, пришло письмо от Айнэ. Письмо было какое-то странное, он даже не понял сначала: почерк ее, имя ее, а фамилия — другая. Не Кондыгина, а какой-то Кулик…
«Что за чертовщина? — недоуменно спрашивал он себя. — Какой кулик, почему кулик?» Наконец до него дошло: это означало только одно — что она уже вышла замуж и сменила свою фамилию на фамилию мужа».
В ярости хотел он разорвать письмо, выкинуть его, не читая, но потом все же переборол себя, вскрыл конверт.
Айнэ извинялась за то, что не сдержала своего слова, объясняла, что долго ждала его, но что жизнь есть жизнь — она встретила на своем пути красивого и веселого парня Яшу Кулика, большого геологического начальника. Их любовь вспыхнула так неожиданно, что она и сама до сих пор не может опомниться… Вскользь говорилось о том, что этот самый Яша помог ей устроиться на работу в экспедицию — инспектором отдела кадров. Но особо она подчеркивала, что у нее теперь и зарплата намного выше, и премиальные идут — уже за два квартала получила, а что самое главное — не придется теперь кочевать круглый год по тундре, спать в холодном, неуютном чуме, к чему она так и не смогла привыкнуть. В конце письма извинялась еще раз и просила больше не писать ей…
В ту ночь Карыкур не мог уснуть до самого утра, все думал и думал об Айнэ, припоминая ее слова, которыми клялась она в вечной любви и верности. В приступах отчаяния не раз и не два проклинал он ее последними словами: «Я, выходит, служу на границе, чтобы охранять ее любовные шашни! Ох, стерва ты, стерва, тебя бы сюда…» Порою даже слезы наворачивались на глаза как-то сами собой, и он с большим трудом сдерживал себя, чтобы не разрыдаться вслух.
Не одно недоброе слово послал Карыкур по ее адресу в эту долгую ночь, а на следующий день изорвал в клочья все ее письма, а фотографию, что была у него, послал обратно, написав на обратной стороне, чтобы подарила своему Кулику.
Так закончилась первая любовь Карыкура. Только, пожалуй, нелегкая солдатская служба и помогла ему одолеть несчастье…
Вскоре, отслужив свой срок до конца, Карыкур вернулся домой, устроился зоотехником в своем родном совхозе. Вот уже третий год пошел, а он до сих пор ни разу за все это время не видел Айнэ, да и не стремился встретиться с ней, хотя, будучи депутатом местного Совета, нередко наведывался в районный центр. Его бы воля — никогда бы не приехал он в этот поселок из-за одного только, что живет в нем Айнэ…
«Да-а, — глубоко вздохнул Карыкур, лежа в «куропачьем чуме» рядом с бригадиром Лозаром и вспоминая свою неудавшуюся любовь. — Ох ты, собачий узел, три года почти прошло, а сердце все так же жжет и жжет. Словно кто хореем в него тычет… — Карыкур слегка пошевелил ногами, присыпанными снегом, опять ощутил в них приятное тепло и еще раз оценил мудрость бригадира, его огромный опыт, накопленный в постоянном общении с суровой северной природой. Он затянул потуже тесемку малицы, повернулся на правый бок и снова тяжко вздохнул, подумав: — Видишь, чем обернулась любовь. Интересно, а как она? Счастлива ли?»