Страница 12 из 16
А ничего и искать не пришлось! Когда по окончании вечера все вышли на улицу, мужчина оказался в компании коллег Леонида.
– Познакомьтесь, – сказал Леонид, обрекая на погибель собственную жену.
Как же переменчиво состояние души! Ещё недавно съёживалась она от страха, а теперь – только держи за крылья, чтоб не улетела!
Пока они ехали в «Елисеевский», потом к ним домой, пока общались весёлой компанией – ощущение счастья не покидало Лену. Счастья забытого, особого рода, которое явилось когда-то вместе со школьной любовью. Оно как первые серёжки: бижутерия, а нет милее сердцу!
Оказывается, дважды войти в одно и то же счастье – возможно! И это – тоже счастье!
Незадолго до того, как все разъехались, они стояли вдвоём на балконе. Они не обнимались, не целовались украдкой – только его рука накрывала её ладонь, под которой лежала записка с его телефоном.
– Позвони, когда захочешь, – сказал он, – я живу один…
– Мы сумасшедшие, правда?
– Правда…
Когда гости разъехались, Лена снова вышла на балкон. Через дверь она смотрела на заснувшего в кресле Леонида. За спиной – ночь, перед ней – комната, освещённая люстрой, а она – на границе двух миров: огромного, гулкого и крохотного, тихого.
Стало зябко, чёрный мир обнимал её за плечи, но она не уходила.
– Я тебя не люблю, – холодно улыбнулась она спящему Ete-ретину. – И никогда не любила…
Бережно хранимая записка с телефоном была извлечена в первый же день после праздников.
Встречались они в его холостяцкой квартирке. Лена изменяла Неретину безжалостно, с полным осознанием собственной греховности, но и словно бы упиваясь этим.
Какая фурия вселилась в неё?
– Почему ты не уйдёшь от него?! Ты его жалеешь?
– Я?!
Глаза её льдисто сверкали, а лицо преображалось какой-то злою красотой.
– Нет, не жалею!
– Тогда почему?
– Сама не знаю! Мне кажется, моё второе «я» мстит ему за что-то. Мне стыдно, но и радостно! От себя самой страшно! Но пока эта сущность не насытится местью – не брошу его!
Интуиция настойчиво наводила Лену на какую-то ужасную правду о Леониде. Она обозначалась некими намёками, но её невозможно было распознать, потому что лежала она во тьме, как чёрный валун на дне глубокого оврага!
Возлюбленный согласно кивал, не желая трогать, а тем более изгонять её бесов. Он вообще ни к чему её не принуждал, не заставлял стать другой – и это был первейший признак, что тебя по-настоящему любят!
И для Лены он был самым лучшим! Если бы утверждение «любят не за что-то, а просто так» было неверно, тогда бы она с радостью насчитала кучу достоинств, за которые его стоило бы любить. Хотя не исключено, что Лена их просто бы ему приписала!
Это пиршество страсти, безумия и любви длилось десять месяцев и оборвалось нежданно-негаданно.
Нет, судьба вовсе не любит человека! Хорошо, если она сопровождает его от рождения до смерти, ни во что не вмешиваясь! Тогда человек проходит свой путь без особых потрясений, творя собственными руками и успех, и неурядицы, которые ничто в сравнении с трагедиями, сочиняемыми судьбой! Другое дело, если она вдруг начинает проявлять расположенность к подопечному, одаривая его роскошью удач и счастья! Как существо вздорное и злое, судьба всегда готова сменить милость на гнев и обрушить на человека любую беду!
Особенно нравится ей это делать внезапно, да ещё каким-нибудь солнечным весенним днём!
Точнее, это было утро.
Неретин собирался на работу (Лена выходила из дома чуть позже его).
Заканчивая чистить обувь, Леонид, вдруг помрачнев, назвал имя её любимого.
Лена не поверила своим ушам:
– Что?
– Ты помнишь его? Ну, вы с ним в прошлом году на 9 мая познакомились!
– Помню, – с упавшим сердцем пролепетала она.
– Он вчера умер: несчастный случай… Такое вот у нас в институте горе!
И снова мир показался ей другим. Но его она узнала: таким он был до её счастья! Серый, унылый, хотя за окном стоял ослепительный март и было золотисто, сине и бело…
Когда за Неретиным закрылась дверь, она опустилась на стул, сложила руки на коленях, поправила откинувшуюся полу халатика, сказала:
– Вот и всё…
И не поверила себе самой.
Мыслью она потянулась к любимому, вспомнила, что должна ему сегодня позвонить, бросилась к телефону…
В трубке звучали длинные гудки. Она смахнула что-то щекотное со скулы и поняла, что давно плачет.
Но плакать не хотелось. И не хотелось дышать, жить…
Но она зачем-то жила.
Это было тем более ужасно, что приходилось как ни в чём не бывало ходить на работу, а главное, общаться с мужем!
Видел ли он, что с ней что-то происходит? Те дни и недели почти не запечатлелись в её памяти. Она помнит только, как Неретин однажды властно овладел ею.
Потом это стало происходить регулярно. А ей было всё равно.
Сколько уж написано, что время лечит! И столько же о том, что это не так! Неоспоримо лишь то, что время меняет взгляд на прошлое! Вплоть до готовности человека от этого прошлого отказаться!
Рождение сына стало спасением для Лены! Теперь ей, добропорядочной матери и жене, было стыдно вспоминать о своей шальной любви. Да, это было счастье, но замешанное на грехе, а потому стыдное, о котором следует забыть!
В этом убеждении отныне жила она с гордо поднятой головой!
Пора взлёта и метаморфоз
(глава из повести Сомова)
Этот день страна должна была встречать ликованием, которое непременно последовало бы после утреннего сообщения ТАСС по радио!
Увы, никто в фанфары не протрубил и голосом спутника не послал позывного «Широка страна моя родная», но, как обычно, знакомый баритон всесоюзного физорга возвестил: «Здравствуйте, дорогие товарищи! Приглашаем вас на утреннюю гимнастику!».
Так граждане и не узнали, что на Курский вокзал прибывает с испытаний группа Бельского! Напряжённая работа была блестяще завершена, и, говоря казённым языком, обороноспособность страны поднялась на недосягаемый для вероятного противника уровень! К этому главному добавлялось и не менее важное: совершенно новые возможности для освоения космоса!
Настало время почестей, наград…
– И обид, – добавил Ладеев.
Они ехали с Леонидом в одном купе, вчерашний чай плескался недопитый в стаканах, пустая бутылка коньяка позвякивала о стекло в мельхиоровом подстаканнике, другая бутылка, початая, распускала падавшее в неё солнце янтарными бликами по стене.
– И обид, – нетрезво повторил Неретин.
– Ну, тебе-то лично обижаться, полагаю, не придётся. Орден, госпремия… И насчёт докторской я бы на твоём месте крепко подумал! Да и пора бы вам с Леной и Глебом перебраться в квартиру побольше!
– Мы, Андрей, такое дело завершили! А посмотри – мир не изменился ни на йоту!
– Ты хотел, чтобы небо на землю рухнуло?
– Нет, зачем же… Но если б солнце по-другому стало светить, я принял бы это как должное…
– Эйфория… Не спорю, приятное состояние! Но короткое. Сойдёт к вечеру! А завтра опять придётся жить буднями… Ты уже решил, что будешь делать дальше?
Группу Бельского расформировывали, большую её часть уводил с собой Ладеев, которому предложили возглавить научное направление в академическом институте. Неретину определённо нашлось бы там достойное место, например, заведующего лабораторией, но он всё сомневался, всё не говорил да.
Его не оставляло ощущение, будто по отношению к Бельскому свершается несправедливость!
Феоктист Владимирович более двух месяцев находился в больнице (никто ничего официально не объявлял, но ходили слухи, что у него онкология), и решение о роспуске его группы выглядело как-то подло. Создавалось впечатление, будто у него завёлся влиятельный недоброжелатель, решивший воспользоваться ситуацией.
«Перестань придумывать! – говорил Леониду Ладеев, принявший руководство проектом. – Подумай сам: мы свою задачу выполнили, исследовательские работы завершены, если испытания пройдут успешно, – какая надобность будет в нашей группе?»