Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 16

Да, теперь пора: испытания прошли отлично, нужно делать выбор!

– Нет, Андрей, я останусь… Дождусь Бельского, а там поглядим…

– Дождёшься Бельского? – во взгляде Ладеева отразилась немая жестокая правда. – Смотри, парень, решать тебе!

Феоктист Владимирович Бельский ещё застал указ о присвоении ему звания Героя Социалистического Труда, но к тому времени, когда в Кремле состоялось вручение наград, он уже покинул этот мир.

Незадолго до своего ухода он сказал Ариадне, держа в руке её ладонь.

– Ты была самым главным человеком в моей жизни!

– Но я не сумела тебя уберечь… – ответила ему жена и, теряя голову от горя, попросила: возьми меня с собой…

– Куда? – он слабо улыбнулся. – Туда, где ничего нет? Атеистам грустно умирать…

Его звезду Героя и орден Ленина вручили Ариадне.

Она осунулась, стала сухой, лёгкой, а глаза сделались тихими и тёмными, как бездны. Какой-то печальный покой овладел Ариадной, и жесты её, раньше порывистые, были теперь медлительны, округлы…

От прежнего человека остались лишь оболочка и имя.

«Бедная Ариадна!» – думал каждый, невольно (и по обыкновению) примеряя чужое несчастье на себя и с собой же пытаясь договориться: нет, сегодня я об этом думать не буду, сегодня праздник!

Вторым в коллективе Героем Соцтруда стал Ладеев. Остальные члены группы, все без исключения, были награждены орденами и медалями. Конечно же не обошлось без обид, о которых говорил Ладеев и предсказать которые было нетрудно, ибо среди награждённых всегда находятся те, кто считает недооценёнными свои заслуги.

Неретин получил орден Трудового Красного Знамени и был вполне доволен.

А вскоре ему выделили новую жилплощадь, и они с Леной и сыном переехали в просторную трёхкомнатную квартиру на Ленинском проспекте!

Как и намечалось, Неретин остался на прежнем месте, а Ладеев обосновался в одном из институтов Академии наук СССР.

Оставаясь в своём НИИ, Леонид, конечно, понимал, что, с одной стороны, он слишком молод для какой-либо солидной должности, но, с другой – за его спиной работа в легендарной (уже ставшей таковой) группе Бельского, признание заслуг…

И всё-таки он не ожидал, что его назначат так высоко – заведующим отделом!

Леонид даже растерялся, поскольку эта должность обязывала быть не столько учёным, сколько руководителем.

Он вспомнил, как возглавлял бригаду грузчиков на картошке (единственный случай, когда ему довелось быть начальником), и вдруг взбодрился! Не боги горшки обжигают!

Это стало началом пути, по которому шли все выдающиеся учёные-практики, поскольку добиться прорыва в какой-либо области без умелой организации научно-производственного процесса невозможно.

Первым делом Леонид принялся подтягивать к себе людей незаурядных, с которыми был дружен, знаком или когда-то пересекался.

Вскоре в отделе появился и его старый друг Гена Завьялов – человек, несомненно, талантливый, но зачахший в своём институте приборостроения на должности старшего инженера.

Так мало-помалу образовался костяк отдела. Теперь можно было смело идти на приступ давно маячивших на горизонте научных «крепостей».

Сомов прервался.

– Елена Тихоновна, у меня тут ещё несколько страниц в том же духе. И написанное мне, честно говоря, не нравится. Во-первых, я не очень представляю, чем они там занимались, а вы мне не даёте никакой конкретики. Во-вторых, сам я ничего домыслить не могу, потому что не знаком со спецификой работы в научно-исследовательском институте. И в третьих, это же было время удач, позитива, так ведь? А писать о хорошем чрезвычайно сложно! В общем, получилось несколько страниц воды…

Елена Тихоновна рассмеялась:

– Понимаю вас, Арсений! Литературе нужны драмы и трагедии, а много ли можно написать о счастье? Ну или просто о благополучии? Встал человек утром, улыбнулся солнцу, пошёл на любимую работу, вернулся вечером к обожаемой жене… Тоска!

– Ну есть, конечно, способы… Солнечное утро, например описать; героя по пути на работу окунуть в воспоминания о детстве, а вечер сдобрить эротикой, мол, неспроста жена им так обожаема… Рассказ – не больше… На повесть не рассусолишь. В общем, у меня там, если всю воду вылить, останется, что Леонид Васильевич успешно руководил отделом, потом стал заместителем директора института, директором, доктором наук… Я его до перестройки довёл.

– Всё правильно. И да, мы жили спокойной, размеренной жизнью, растили сына, были здоровы, полны сил. Ничего особенного: в каждой семье, наверно, бывает такой период процветания.

– Мне читать?

– Не стоит. Надеюсь, вы льёте воду тем же отменным слогом, что и всегда.

– Боюсь, вы преувеличиваете мои способности…

Сомов выдержал конфузливую паузу, потом сказал:

– Я тут в архиве Леонида Васильевича копался и вот что нашёл.

Он достал фотографию полковника Вересова.





– Это кто?

Арсений Ильич испугался, потому что в следующее мгновение Елена Тихоновна превратилась в изваяние. Из её потемневших глаз ушла жизнь, и помертвело, заострившись, лицо.

– Елена Тихоновна… – осторожно позвал Сомов. – С вами всё в порядке?

Не сразу, но она очнулась, глубоко вдохнула, глаз её посеребрился одиноко прилетевшей искрой.

– Это Лёня, – прошептала она.

– Простите, я не очень понимаю… Кто?

Елена Тихоновна окончательно пришла в себя.

– Это коллега моего мужа, он был прикомандирован к группе Бельского от министерства обороны, полковник Леонид Вересов. Погиб, попал под машину.

– Под машину? А вот тут сказано…

Сомов протянул Елене Тихоновне листок с рапортом.

Она торопливо надела очки, и взгляд её стремительно побежал по строчкам.

Потом она заплакала. От обильных слёз даже стёкла очков сделались мокрыми.

– Да что с вами?! Успокойтесь! Ну же… – упрашивал Сомов, осмелившись мягко теребить её за плечо.

Он совершенно не был готов к метаморфозам.

До сих пор он общался с почтенной матерью семейства, а теперь вместо матроны перед ним сидела объятая горем девочка.

– Сейчас, сейчас, я успокоюсь, сейчас, – обещала она, останавливаясь, всхлипывая и снова заливаясь слезами.

Наконец она вымолвила:

– Про машину мне Леонид сказал… А его убили… Эта была моя любовь, мой любимый мужчина… Муж и любовник – тёзки… Занятно, да?

Сомов оказался окончательно сбит с толку:

– Но вы же говорили…

– Я неправду говорила! Помогала вам создавать миф!

– Как же так?..

Елена Тихоновна неспешно протирала шёлковой салфеткой очки и с вызовом смотрела на Сомова.

Снова метаморфоза! Невозможно представить, что в этой немолодой женщине с гордой осанкой и долгой, как таяние айсберга, красотой он только что видел несчастную девочку!

– Леонид мне лгал… И лгал намеренно! – голос её был жёстким и спокойным, каким обычно вещают о возмездии. – Вам, Арсений, нужно будет разобраться в этом, – она протянула ему листок с рапортом. – Все ваши усилия и расходы я оплачу. И главное: расследование должно быть строго конфиденциальным!

Глаза её взглянули вдруг с болью:

– Больше мне некого просить…

Глава 4

Без мифа

Читатель и так давно понял, что Елена Тихоновна помогала создавать миф о Неретине.

Стремление приукрасить прошлое (а подчас и действительность) свойственно людям (а зачем ещё создаются мифы?!), что, пожалуй, не заслуживает строгого осуждения, но только если правда не превращается в своего антипода, когда бездарь объявляется талантом, подлец – героем, а чёрное дело – благим.

Старания Елены Тихоновны носили безобидный характер, а о фактах, выпадающих из общей канвы, она благоразумно умалчивала. Да и многие ли из них были ей известны?!

Неретин вообще не посвящал её во что-либо серьёзное!

Основная часть его «художеств» пришлась на постперестроечное время.

К моменту распада СССР Неретин пребывал в должности директора НИИ.