Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 9

— Пожалуйста, Мирослав Мстиславович. Меня ж туда на порог не пустят после всего, что я сделал! А Герман Игнатьевич меня попросту убьет, — захлебываясь от волнения, заторопился объясниться помощник.

— Угу. На рога поднимет, — съязвил в ответ Барс. — И будет прав, ибо не надо предавать тех, кому служишь. Предателей презирают и ненавидят и свои, и чужие.

От Антона потянуло тошнотворным приторным запахом страха. Он вдруг ни с того ни с сего бухнулся на колени и ухватился за край простыни, на которой лежал Мирослав.

— Я усвоил урок, Мирослав Мстиславович, я ни за что не повторю ошибок! Вас я ни за что не предам, я лучше умру…

Барс невольно фыркнул. Какой талант пропадает. И почему только в театральное не поступил в свое время? Или парнишке просто не повезло, что его не вовремя приметил Нагицкий?

И ведь, главное, сам верит тому, что говорит. Талант, однозначно, талант. Надо бы попробовать использовать его вместо себя на групповых занятиях, глядишь, и толк выйдет.

— Неужели ты думаешь, что Нагицкий все еще не в курсе, где ты и с кем? — скривился Барс.

— Да, я знаю, что вы заступились за меня, вытащили из того дерьма, в которое я сам себя загнал, но… — его глаза заблестели в приглушенном свете спальни. — Я просто не знаю, как мне в глаза смотреть…

Это вызвало очередную вспышку гнева. Нет, этот малец определенно над ним сегодня издевается. Собственная ярость и злость вкупе с чужим страхом образовывали жгучий коктейль, заставляющий быстрее течь кровь по венам и против воли резонирующий с проклятьем.

Он видел перед глазами темные дымные полосы силы, оплетающей его. А ведь он, мать его, держался. Держался целых три дня!

Окончательно теряя контроль над силой, Мирослав подхватил поднос с кофе и с силой швырнул его в стену прямо над головой зарвавшегося мальчишки, решившего, что сумеет его разжалобить.

— Не знаешь, как смотреть? — звенящим от негодования голосом прошипел Барс. Встав наконец с кровати, он за грудки поднял помощника над полом. — Я тебе сейчас скажу, как. Берешь деньги в зубы и ползешь с ними в театр. И выползаешь уже с тем, что необходимо мне. А все твои страдания и угрызения совести меня интересуют мало. Ты понял меня?

— П-п-п-понял, — заикаясь, с трудом выговорил полузадушенный Антон.

Теперь на его лице был не просто страх, ужас. И Мирослав даже мог понять его, он и сам себе, мягко говоря, не нравился, когда был одержим проклятьем.

Он оттолкнул помощника от себя. Антон приземлился на пол и тут же, пятясь, пополз к двери, спеша убраться из спальни.

Барс же, тем временем, расправил плечи и покрутил шеей, разминая ее.

Все-таки как же приятно пусть ненадолго чувствовать себя снова живым, здоровым и способным совершить что угодно.

Теперь, когда боль отступила, престав мучить его, он моментально забыл про Нагицкого, про Антона и про всех остальных. Его взгляд скользнул по кровати, на которой он провел последние три дня, мучимый нестерпимой болью и удушающими снами, в которых сходил с ума от невозможности прикоснуться к желаемому.

Его кольцо. Оно было украдено еще летом, тогда, после провала очередного плана по излечению, когда он ушел в недельный загул, снова принялся использовать собственное проклятие, забыл о предосторожностях… сорвался, одним словом.

А когда вынырнул из этого дурмана, то единственная вещица на свете, которой он по-настоящему дорожил — пропала, а вместе с ней пропала и надежда.

И вот, когда он уже почти поверил в собственную гибель, смирился с неизбежностью смерти, в его сны пришла она.

Незнакомая девица, чьего имени он не знал и лица не видел. Пока не видел. Ведь там, во снах, кольцо буквально звало его, кричало ему.

«Я здесь, забери меня, я твое…» А она присвоила его себе! Украла! Ее образ сливался с образом принадлежащей ему вещицы, и это действовало на разум не хуже самого проклятья.

Любое лекарство — яд, и любой яд — лекарство. Вопрос в дозировке.

Тьма внутри подсказывала, что это не просто сон, это нечто большее, значимое. Вот только почему кольцо проявило себя лишь сейчас, спустя столько времени после пропажи? Почему не раньше? Что могло измениться?

Что ж. Он заставит ее ему ответить.

— Самое время найти тебя, маленькая воровка, — с улыбкой прошептал Мирослав, наслаждаясь блуждающим по венам проклятьем.





Глава 6

Все утро, пока я звонила по инстанциям, консультировалась в больницах о своем положении рожавшей дома, я не переставала думать о ночном кошмаре.

Хотя кошмаром это назвать сложно. Пусть страшно, жутко, но теперь мне самой хотелось знать — кто же такой этот мужчина из сна?

Неужели он действительно существует? И… я тоже ему снюсь? Но почему?

«Никто никому не снится. Это просто психоз», — осадила я себя, пытаясь сосредоточиться на том, какие документы нужны и как их достать.

По всему выходило, что нужна справка от гинеколога о том, что я действительно рожала, а также устные или письменные показания хотя бы одного свидетеля этих самых родов.

«Не в Песье же возвращаться за свидетелями?» — нервно усмехнулась про себя, вспоминая чокнутую старуху, которая предлагала убить малышку.

Маленькая, словно поняв, что речь идет о ее судьбе, моментально проснулась, возвестив об этом громкими криками.

— Тише, моя красавица. Иди сюда, — осторожно взяла я ее на руки, прикладывая к груди. Все же какая она крошка. Как можно даже просто подумать навредить такому беззащитному существу?

— Ее отец был проклятым… — передразнила я повитуху. — Ну ничего, да, мое солнышко? Родителей не выбирают. А всяких старых клуш мы слушать не будем.

Малышка перевела взгляд на меня и неожиданно чихнула.

— Правда, — умилилась я. — Надо бы тебе имя выбрать.

Но в голову не приходило ничего подходящего, так что решила оставить это на потом. Сначала нужно было решить вопрос со всеми справками и пособиями.

Не откладывая в долгий ящик, собралась сама, одела малышку в выменянные вчера вещи. Шапочка, ползунки, осенний комбинезончик. Пусть всё старое и слегка потрепанное, зато чистое и подходящее по размеру.

Взяв карту, паспорт и скудные наличные, спустилась вниз, оплатив еще день проживания. Терминал успешно провел операцию, и мне не удалось сдержать облегченного выдоха.

Первым делом решила попытать счастья в частной клинике. Прием будет стоить денег, которых может не хватить в любой момент, но идти в государственную я опасалась. Мало ли куда те могут сообщить.

А тут, может быть, удастся получить нужную справку без осмотра.

На выходе из гостиницы на меня залаяла собака. Я подскочила, чуть не спрятавшись снова за дверь. Большая овчарка с ошейником, но без поводка и намордника, сидела недалеко от входа.

Малышка, испуганная громким звуком, заплакала.

— Тише, маленькая, тише, моя хорошая… — зашептала я, прижимая ее к себе. А затем повернулась к собаке и как можно строже произнесла. — А ну фу! Иди к своему хозяину. Фу!

Овчарка неожиданно заскулила и, поджав хвост, убежала.

С минуту я еще постояла около двери и, лишь убедившись, что собаки нет, отправилась на остановку. Администратор сказала, чтобы попасть в город, нужен автобус номер четыре.

Вчера я не особо рассматривала Лебяжье, но сейчас, проходя мимо невысоких частных домиков, то и дело крутила головой. Было довольно тихо и уютно. Ровные, практически одинаковые заборчики, постриженные лужайки, сейчас то тут, то там покрытые начавшей опадать листвой, большая детская площадка с горками, качелями и песочницей.

На остановке стояла всего пара человек, так что я уселась на скамейку и стала ждать.

— Гляди-ка, какая морда, — вдруг услышала я ворчание женщины лет сорока в красном платке и зеленой куртке.

— Угу. Клыкастый. Наверное, держали на цепи, тот сорвался и убежал. А теперь вот ищут, — ее оппонентку мне было не видно из-за стенки остановки, за которой я сидела, но возмущалась она не менее громко.