Страница 243 из 278
Берберийский крестовый поход на Махдию и кампании в Литве и Польше были сравнительно незначительными предприятиями по сравнению с древней мечтой об изгнании турок и освобождении Святой Земли. Продвижение ислама на Балканах вызвало сильную озабоченность во Франции и, в некоторой степени, в Англии. Череда походов в 1380-х годах привела к тому, что турки-османы оказались на границах Венгрии и на берегах Адриатики. В 1389 году султан Мурад уничтожил христианскую армию Сербии в битве на Косовом поле. Это были не те отдаленные регионы, которыми они стали казаться впоследствии. Венгрией правила французская династия. Прибрежные поселения Албании и Хорватии на практике были колониями Венеции. В течение 1390-х годов крестоносная мечта ненадолго вернула себе утраченный статус универсального западного идеала. По окончании конференции в Амьене Карл VI обсудил с Джоном Гонтом возможность международного крестового похода на Балканы. Нет сомнений в том, что оба человека серьезно отнеслись к этому проекту. Орден Страстей Христовых Филиппа де Мезьера, задуманный много лет назад как Орден крестоносцев, который объединил бы Англию и Францию против неверных, наконец-то привлек реальных рекрутов. Все королевские принцы, прибывшие в Амьен с обеих сторон, стали членами или покровителями Ордена, а также многие светские делегаты, министры и капитаны, присутствовавшие на конференции. Более восьмидесяти дворян вступили в Орден или были убеждены поддержать его. Большинство из них были французами, но двадцать восемь из них — англичанами[1091].
Щедрость духа, отраженная в проповеди Жерсона, нашла отклик при дворе Ричарда II, но вызвала сильный скептицизм в английских провинциях. 25 мая 1392 года Джон Гонт представил французские условия Большому Совету в линкольнширском городе Стэмфорд. Необычно то, что епископы не были созваны на это собрание. Помимо светских пэров, здесь присутствовали рыцари из графств и большое количество опытных капитанов. В результате получилось довольно военизированное собрание, в котором, вероятно, были чрезмерно представлены профессиональные солдаты или те, кто надеялся стать профессиональными солдатами. Герцог Ланкастер рассказал о территориальных уступках, на которые были готовы пойти французы. Он поднял вопрос о оммаже и предложил решить его путем бессрочного пожалования герцогства Аквитания. Едва он успел закончить изложение своих предложений, как тут же о себе заявила оппозиция. Тон задал герцог Гельдерна, который недавно прибыл в Англию и присутствовал на Совете вместе с королем. Герцог не утратил своей яростной неприязни к французам и воспользовался случаем, чтобы выступить с яростной речью против французских предложений. Совет, сказал он, должен отвергнуть любой договор с "этими напыщенными обманщиками". Он будет первым, кто вступит в борьбу, если Ричард II снова возьмется за дело. Его речь, по словам вестминстерского хрониста, была встречена одобрением "мужественных и смелых людей" и пренебрежением со стороны "ленивых и трусливых". Однако ясно, что обе группы были настроены крайне критически по отношению к французским предложениям. Оппозиция была особенно сильна среди рыцарей. Они возражали против идеи отделения Аквитании от английской короны путем предоставления ее Джону Гонту и его потомкам. Потеря всего наследственного домена английских королей во Франции казалась им слишком высокой ценой за решение спора о оммаже. Кроме того, существовало и более общее подозрение в отношении Франции и Джона Гонта, который, как оказалось, использовал свое положение главного переговорщика от Англии для удовлетворения собственных интересов в герцогстве Аквитания. В конце заседания герцог Глостер под общий ропот одобрения заявил, что не может быть и речи о согласии с такими предложениями, пока они не будут представлены на рассмотрение Парламента. Для Ричарда II и Джона Гонта это был худший из возможных результатов. Политически им нужен был консенсус в поддержку любого договора. Поскольку было ясно, что французы не пойдут на уступки в вопросе о суверенитете, необходимо было найти способ сделать это приемлемым для английского политического мнения. Это потребовало бы времени, а следующая дипломатическая конференция должна была открыться менее чем через шесть недель[1092].
Конференция открылась в Лелингеме в июле 1392 года. Вся сессия была занята тактическим спором о том, какая сторона должна первой раскрыть свои позиции. Французской делегации было строго предписано не делать никаких новых предложений, пока она не получит взвешенный ответ на предложение, сделанное в Амьене. Англичане ответили, что, хотя они имеют право изменить некоторые позиции, занятые Джоном Гонтом в Амьене, нынешнее французское предложение не заслуживает серьезного внимания. Им также было строго предписано ничего не говорить до тех пор, пока они не получат более выгодное предложение. Для того чтобы выйти из подобных тупиков, каждое правительство договорилось передавать более неофициальные и гибкие инструкции одному из своих послов, на которого можно было положиться, что он знает истинные желания своего государя. К сожалению, Гийом де Мелён, который был послом, на которого возлагалась эта функция с французской стороны, задержался в пути. В результате сэр Томас Перси, которому Ричард II поручил ту же функцию, уехал, не дождавшись его прибытия. Обе делегации признали абсурдность ситуации. Англичане предложили сообщить своим оппонентам, на какие уступки они смогут пойти, если получат более выгодное предложение. Французы были невозмутимы и предложили очевидное решение: оба короля должны провести переговоры лично, когда не возникнет ни одной из этих проблем. Англичане согласились, но указали на политические трудности в своей стране. Они сказали, что будут работать над этим, но ничего не должны заявлять в официальном протоколе, опасаясь разозлить "некоторых членов" Совета Ричарда[1093].
Присутствие Гийома де Мелёна, вероятно, ничего бы не изменило. Основной причиной сдержанности французских послов в Лелингеме было то, что их правительство находилось в муках непредвиденного политического кризиса, который парализовал процесс принятия решений в столице Франции. В ночь на 13 июня 1392 года была предпринята попытка убийства Оливье де Клиссона. Это произошло на улице Сен-Поль в Париже, узкой дороге, которая проходила под западной стеной королевского дворца. Коннетабль участвовал на торжествах во дворце по случаю праздника Тела Христова. Вскоре после полуночи он возвращался домой на лошади в сопровождении небольшой группы друзей и двух слуг с горящими факелами. Из переулка выскочила группа вооруженных людей с криками: "Убейте их! Смерть Клиссону!". Они выхватили факелы из рук слуг, бросили их на землю и обрушились на коннетабля. Спутники Клиссона бежали, а он пытался отбиться от нападавших кинжалом, единственным оружием, которое у него было. Клиссон получил три ранения мечом в ноги, после чего сильный удар по голове сбросил его с лошади в открытый дверной проем булочной. Нападавшие, считая, что убили его, скрылись. На самом деле Клиссон получил лишь поверхностные раны и в течение короткого времени полностью оправился. Более того, он узнал в главаре банды Пьера де Краона, жестокого и скандального дворянина из Анжу, который недавно был изгнан из королевского двора в результате непонятного скандала[1094].
Нападение на коннетабля вызвало истерическую реакцию. Карл VI прибыл на место нападения через несколько минут в сопровождении толпы слуг, придворных и солдат. Король, который всегда был близок к Оливье де Клиссону, расценил этот инцидент как оскорбление его короны, так как жертвой стал высший офицер его двора. Нападение произошло в нескольких ярдах от его дворца всего через несколько минут после того, как Клиссон его покинул. Как только рассвело, прево Шатле был отправлен в погоню за нападавшими с отрядом вооруженных людей. Пьер де Краон проскакал ночью до Шартра, где его ждали слуги со свежими лошадьми, а затем добрался до своей крепости Сабле в штате Мэн. Именно здесь он узнал, что коннетабль выжил после нападения. Понимая, что офицеры короля скоро явятся за ним, он бежал в Бретань и отдался под защиту герцога. У Иоанна IV хватило ума не предоставлять убежище такому опасному гостю. Поэтому Краон направился в английскую крепость Брест и там сел на корабль. Ходили слухи, что он нашел убежище в Англии. Герцогу Бретонскому и королю Англии были направлены письма с требованием выдать беглеца. В Париже Краона осудили заочно и конфисковали его имущество. Его парижский дом и принадлежащий ему пригородный особняк были снесены с лица земли. Адмирал Франции был послан в Мэн, чтобы захватить его поместья и изгнать из дома его супругу и дочь. Трем его сообщникам отрубили руки на месте преступления, а затем обезглавили на площади Ле-Аль. За ними через несколько дней последовал престарелый портье его дома, который, как оказалось, не совершил никакого преступления, кроме того, что не смог вовремя обнаружить и донести на своего хозяина. Затем, в начале июля, Пьер де Краон появился в Барселоне и оттуда отбыл в Левант. Однако к этому времени весть о его преступлении достигла арагонского двора. Через несколько часов после прибытия в порт он был снят с корабля четырьмя галерами, посланными в погоню французской королевой Арагона, Иоландой де Бар, и доставлен обратно в город, где был брошен в тюрьму, чтобы дожидаться решения короля Франции[1095].
1091
Froissart, Chron. (KL), xiv, 387; *Moranvillé (1881), 30–2.
1092
Westminster Chron., 488–90; Walsingham, Chron. Maj., i, 920–2; Knighton, Chron., 544; Froissart, Chron. (KL), xiv, 388–9. О тех, кто призван, см. PRO E403/538, m. 9 (12 июля).
1093
Foed., vii, 721–3; Moranvillé (1889), 376–8; Dipl. Corr., no. 151; Le Bis, 'Pratique', no. 1.
1094
*Lefranc, 450–2; Froissart, Chron. (KL), xv, 4–14; Chron. r. St.-Denis, i, 2–4; Chronographia, iii, 104. O Краоне: *Broussillon, ii, nos. 1235–8, 1249, 1252, 1255, 1264, 1269, 1300; *Jarry (1889), 417; Chron. premiers Valois, 330–1; Froissart, Chron. (KL), xv, 1–4; Juvénal, Hist., 44; 'Mémoire de P. de Craon', 105, 106–7. Его финансовые затруднения: *Broussillon, ii, p. 227 and nos. 1242, 1256, 1258–9, 1261, 1265, 1268, 1271, 1292; He
1095
Froissart, Chron. (KL), xv, 11–13, 15, 13–21; 'Chron. Brioc.', col. 6; 'A