Страница 242 из 278
Английская линия переговоров была определена в ходе длительного и спорного Большого Совета в Вестминстере. Он продолжался пять дней с 12 по 16 февраля 1392 года. Председательствовал король. Присутствовали все три его дяди. Английские требования, как они были сформулированы, были, вероятно, более агрессивными, чем хотелось бы Ричарду II. Они включали возвращение всей территории, уступленной Англии по договору в Бретиньи, за исключением графства Понтье, и выплату всех задолженностей по выкупу короля Иоанна II. Английские послы были уполномочены согласиться с тем, что Пуату, которое было частью удела герцога Беррийского, должно остаться за ним пожизненно, но они должны были настаивать на том, что эта провинция, самая богатая часть из владений Черного принца, должна перейти к Ричарду II или его наследникам после смерти герцога. Главным вопросом, как всегда, был юридический статус этих территорий. В этом Большой Совет был готов пойти на большие уступки. Он уполномочил послов согласиться на французский суверенитет над всеми английскими территориями во Франции. Герцог Глостер предложил исключить Кале из этой уступки, но в конце концов согласился, что даже это может быть уступлено. Новые субсидии означали, что, если добавить к ним субсидии от духовенства и отчисления от пошлин на шерсть, Гонт мог противопоставить французскому королю потенциальный военный фонд в размере от 80.000 до 100.000 фунтов стерлингов, если бы мирные переговоры провалились. Были разработаны планы крупной военной кампании на континенте и приказано изучить ситуацию с кораблями и людскими ресурсами. Были приняты предварительные меры по сбору латников и лучников для службы во Франции. Ричард II заявил о своем намерении в случае чего лично принять командование армией[1086].
Долгожданная мирная конференция открылась в Амьене 25 марта 1392 года тщательно срежиссированной церемонией. Карл VI въехал в город через Парижские ворота, к югу от собора, верхом бок о бок с Львом VI Армянским. Перед ними через ворота прошел корпус конных лучников, длинная колонна латников, около 2.000 рыцарей, затем герольды и музыканты, личные телохранители короля, ехавшие по двое в ряд, и военные офицеры короны. За королем ехали его дяди, брат, кузены, огромная толпа дворян и двадцать два прелата, все со своими большими эскортами. Филипп де Мезьер, давний критик дипломатических конференций, особенно резко отзывался об этой "галльской помпезности", а англичане относились к этому с показным презрением еще со времен первой конференции в Брюгге семнадцать лет назад. Джон Гонт прибыл в город вскоре после французского двора в сопровождении своего брата Эдмунда Лэнгли, герцога Йорка, дипломата-ветерана Уолтера Скирлоу, епископа Даремского, и Джона Холланда, единоутробного брата Ричарда II, ныне графа Хантингдона. У них была внушительная свита из более тысячи человек, но они не пытались сравниться с великолепием с французами и предстали перед Карлом VI и его двором в зале епископского дворца все еще находясь в дорожном одеянии[1087].
На следующий день послы приступили к делу в более интимной обстановке Мальмезона, здания, использовавшегося для заседаний городского Совета. По иронии судьбы, о которой участники встречи, вероятно, не подозревали, это был дом, в котором останавливался Эдуард III, когда приезжал в Амьен, чтобы принести оммаж Филиппу VI в 1329 году. После четырех дней переговоров обе стороны согласились обменяться документами, фиксирующими их текущую переговорную позицию. Английский документ в целом соответствовал тому, что было согласовано на Большом Совете в Вестминстере. Французский документ был в основном основан на предложении, сделанном графом Сен-Полем осенью 1390 года. Различия между двумя документами касались Кале, Пуату и спорного вопроса о суверенитете. Французы хотели, чтобы Кале был сдан или разрушен, и настаивали на сохранении Пуату. Суверенитет должен был осуществляться по праву сеньора. Ничто меньшее французов не устраивало. Согласно английскому хронисту, они предлагали решить любые трудности, связанные с этим, путем отделения герцогства от английской короны и передачи его Джону Гонту и его наследникам на вечные времена. Все это свидетельствовало о том, что ни одна из сторон не продвинулась вперед в ходе конференции и, более того, практически не продвинулась за последние восемнадцать месяцев. Проблема Джона Гонта заключалась в том, что он был ограничен своими инструкциями. Французский король, который лично присутствовал там со своим Советом, имел более свободен в маневре, но не видел причин идти на уступки, когда от Джона Гонта ничего не было получено. В частном порядке герцоги Беррийский и Бургундский заверили Гонта, что французский документ не был их последним словом по этому вопросу. Дальнейшие уступки могут быть сделаны, если полномочия самого Гонта будут расширены. Герцог Ланкастер довольно неохотно согласился на этом основании представить английскому королю последнее французское предложение. Остальная часть конференции была посвящена обсуждению следующего этапа. Было решено, что послы каждой стороны вновь встретятся в Лелингеме 1 июля 1392 года для рассмотрения английского ответа. Тем временем перемирие было продлено чуть более чем на год — до 29 сентября 1393 года[1088].
Несмотря на отсутствие согласия, конференция в Амьене стала важной вехой. На личном уровне она установила большую степень доверия между ближайшими родственниками и советниками двух королей. Они были достаточно разумны, чтобы отказаться от чопорной формальности, которая разделяла менее высокопоставленных дипломатов на предыдущих конференциях. Во Франции доброжелательность, вызванная конференцией, сохранялась еще долго после ее закрытия. Влиятельные люди в Совете Карла VI выступали за значительные дальнейшие уступки англичанам. От имени этих людей выступал Жан Жерсон, который в одной из своих первых проповедей перед королевским двором (произнесенной примерно через два месяца после конференции) призвал короля принять некоторые требования англичан, какими бы непомерными они ни были. "Мир не имеет цены, — заявил он, — слава этим потерям, ибо они принесут вам прочный мир"[1089].
Такое отношение отражало общее чувство незащищенности, вызванное более широкими проблемами христианства, неосязаемым, но все более значимым фактором в отношениях Англии и Франции. За Лелингемским перемирием последовал удивительный всплеск народного энтузиазма в отношении крестового похода после столетия, в течение которого крестоносный дух угас в большей части Западной Европы. В 1390 году герцог Бурбонский организовал экспедицию при поддержке генуэзского флота против порта Махдия, печально известного логова пиратов в тунисском государстве Хафсидов, "этот порт известен как Африка", — говорит Фруассар со свойственным ему безразличием к географии. Это необычное предприятие привлекло около 1.500 благородных добровольцев. Экспедиция в подавляющем большинстве состояла из французов, но в нее вошло небольшое количество англичан, среди которых были сэр Уильям Невилл, сэр Джон Кланвоу, внебрачные сыновья Джона Гонта и сэр Томас Перси, все они были людьми, приближенными ко двору Ричарда II. Экспедиция закончилась тяжелыми потерями и унизительным отступлением, но этот печальный результат не остановил других. Английские и французские дворяне присоединялись к походам рыцарей Тевтонского ордена в Польшу и Литву, которые проводились два раза в год, и были последними, когда эти грабительские походы можно было назвать крестовыми. Генри Болингброк, граф Дерби, отправился в Пруссию в июле 1390 года с более чем сотней соратников. Герцог Глостер посетил бы Пруссию зимой 1391–92 года, если бы его флот не был частично уничтожен штормом и отброшен к побережью Нортумберленда. Жан де Бусико отправился туда же в конце года. Пока принцы обсуждали мир в Амьене, Томас, лорд Диспенсер, сражался в Литве в сопровождении выдающихся английских капитанов, чьи совместные свиты, должно быть, насчитывали несколько сотен человек. В какой-то степени эти люди искали спасения от скуки и выхода для агрессии, которую больше не удовлетворяла война на границах. Но в этом существовал важный и подлинный духовный элемент, который выходил за рамки национальности и вдохновлял новую солидарность между рыцарством Англии и Франции[1090].
1086
*Baldwin, 493–6; *Moranvillé (1889), 371–2.
1087
Chron. r. St.-Denis, i, 736–40. Мезьер: Songe, ii, 293.
1088
*Moranvillé (1889), 371–4, 377; Chronographia, iii, 102–4; Froissart, Chron. (KL), xiv, 376–88; Walsingham, Chron. Maj., i, 918–20; Westminster Chron., 486, 490 (muddled). Перемирие: Foed., vii, 719–20.
1089
Gerson, Oeuvres, vii (2), 446, 447–9.
1090
Берберы: Chron. r. St.-Denis, i, 648–71; Chron. Bourbon, 218–57; Froissart, Chron. (KL), xiv, 151–9, 211–53, 269–80; Chronographia, iii, 100; Westminster Chron., 432, 448–50; Stella, A