Скажи

– Зачем из всего делать такую проблему? – он старательно кривил губы. От его тона ей стало не по себе.

Она дёрнулась, стараясь сбросить его пальцы со своей руки. Попытка оказалась тщетной – всё же Егор был сильнее. Это лишь больше разозлило его.

– Обязательно вести себя как законченная истеричка?

Слова резанули по сознанию, и она сжала губы.

– Как только, – её голос будто взлетел на несколько октав вверх за одно мгновение, – ты прекратишь вести себя как циничная сволочь.

– В чём же мой цинизм?

– В том, что тебе абсолютно наплевать на людей и на то, что они чувствуют, – Марина бессильно всплеснула свободной рукой. – А ведь они чувствуют, Егор!

– Да что ты? – нарочито невинно поинтересовался он, сжимая тонкое плечо ещё сильнее. – И что же они чувствуют, позволь спросить?

– Иногда если с ними поступают не очень по-человечески, это приносит боль, представь себе!

Его глаза недобро блеснули, и напряжённые губы растянула гадкая ухмылка. Марине на секунду сделалось страшно. Будто бы она понимала, что он сейчас выкинет что-то мерзкое.

Ждать не пришлось.

– Интересно, – он растянул слово настолько, насколько смог, отстраняясь от девушки. Она даже не заметила, когда он снова успел придвинуться к ней так сильно, что между ними почти не осталось свободного пространства. – Конкретно в какой момент, когда ты стояла у той стены, – он ткнул пальцем куда-то себе за спину, где ещё около двух минут назад они целовались, – и едва не высасывала из меня мой язык, тебе было больно, Марина?

Она задохнулась воздухом. Это укололо побольнее, чем всё, что было до этого, вместе взятое. Девушка почти не могла дышать, чувствуя, как на глаза снова навернулись слёзы, едва не грозясь сорваться с мокрых ресниц.

– Признай же уже: ты чувствуешь ко мне какую-то химию. Пусть даже самую мизерную. Какой смысл бегать от этого? Какой, Марина?

Он повторял её имя, будто надеялся докричаться до неё. Не понимал, что каждое слово било по её сознанию в десятки раз громче, чем это было на самом деле.

Марина опустила взгляд, переставая что-либо воспринимать, и он упёрся куда-то в его грудь на уровне третьей пуговицы его рубашки. Тяжело дыша, разбирая мысли, что крутились в голове со скоростью света, кажется.

Слова бились о черепную коробку, с каждым ударом доставляя новую порцию боли. Душевной, физической. Голова разболелась, и девушке отчаянно захотелось потереть виски пальцами, хоть немного облегчая неприятные ощущения. Руки чуть не рванулись вверх. Чисто на уровне рефлексов.

Признай же…

Что он хотел, чтобы она признала? Разве можно было что-то чувствовать к человеку, с которым вы просто общаетесь? Ей безумно хотелось верить, что нет. Однако вылетающее сердце и горящие от недавних поцелуев губы твердили обратное.

И только за это Марина безумно ненавидела юношу, что сейчас стоял перед ней, сжимая её руку.

Она слишком резко подняла на него глаза, потому что он, видимо, ещё не был готов встретить её взгляд привычной стеной отчуждения. Девушка успела заметить обеспокоенность и, как ни удивительно, сожаление. Буквально мгновение – и эти чувства растаяли. Могло даже показаться, что их не было вовсе, но она-то знала: она видела.

Она надеялась, что ему было хоть на толику так же больно, как и ей.

Вторая попытка стала удачной: Марина легко вырвала локоть из его пальцев. Он не стал удерживать. Лишь молча смотрел на неё, слегка приподняв подбородок.

– Ответь же ты! – с явно ощутимым нажимом, снова наклоняясь к ней ближе.

Опять лишая возможности нормально воспринимать реальность вокруг. Почему он был так близко?

Марине хотелось сделать шаг назад. Хотя бы один. Никто не держал её теперь, и она могла спокойно сделать это, однако осталась стоять, сжимая ладонь в кулак так сильно, что ногти впились в ладонь. Это каким-то непонятным образом отрезвляло.

Наверное, поэтому она снова вскинула подбородок.

– Я не понимаю тебя, Егор. Ты сам хотел просто нормально общаться. Что это было тогда только что?

Он вопросительно поднял брови. Так, словно не понимал её. Словно она говорила какую-то ерунду несусветную.

– А что не так? Разве мы не нормально общаемся?

Он смеётся, должно быть. Девушка едва не хохотнула сама – больше от нервов и, возможно, неверия.

– Это не просто общение, чёрт тебя дери! – она всплеснула рукой, повышая голос. В попытке достучаться до него. Неужели он не понимал?

Видимо нет, потому что злился пуще прежнего. У основания скул опять ожили желваки, и Марина краем глаза заметила, что Егор сжал руки в кулаки. Взгляд карих глаз впивался в неё так, словно он был готов взорваться. Здесь и сейчас.

Оба дышали так, будто только что оббежали всю школу вокруг, а теперь остановились передохнуть. И уже не верилось, что ещё несколько минут назад они целовались, так сильно утопая и отдаваясь своим эмоциям.

Марине об этом до сих пор напоминали только горящие губы, и, пожалуй, всё.

– Даже если так! – гаркнул он, отчего она вдруг вздрогнула, моргнув. – Ты вроде была очень даже не против. А сейчас сваливаешь всё на меня, будто это я виноват. Будто принудил тебя, – слова напоминали яд. Густо стекающий по горлу, ошмётки которого летели прямо ей в лицо. – Но что-то я не заметил твоего большого сопротивления, когда ты с таким напором целовала меня. А знаешь, почему? – она промолчала, упрямо просверливая его взглядом. Чувствуя, что ещё немного – и что-то внутри неё разорвётся уже безвозвратно. – Потому что сопротивления не было, – выплюнул он. – Так нечего тогда разыгрывать здесь этот спектакль и строить из себя недотрогу. Ты хочешь ровно того же, чего и я, и только бежишь от тех чувств, которые у тебя уже есть по отношению ко мне. Открой свои глаза наконец-то!

А в следующий момент она зачем-то замахнулась, чтобы ударить его.

Звук получился хлёстким, и его голова даже слегка развернулась по инерции от получившейся пощёчины. Уже потом девушка старалась не обращать внимания на то, как сильно горела её ладонь после этого.

Когда он снова посмотрел на неё, возвращая голове нормальное положение, она не увидела лютой ярости, что искрилась в глазах того же Гордеева. Нет. Здесь, перед ней, стоял совсем не Артур. В этом взгляде она различила злости ровно столько же, сколько понимания и усталости. Они смешались в одну жгучую смесь, и на секунду даже создалось ощущение, что Егор злился только на себя самого.

Однако Марина очень скоро поняла, что ей не хотелось разбираться во всём, что она видела. Ей не хотелось абсолютно ничего, кроме как уйти.

Что она и сделала.

Развернулась и поспешила к лестнице, опуская ресницы, позволяя двум бесконечным потокам разрезать неровными линиями щёки, прикрывая ладонью рот, чтобы вырывающиеся всхлипы не получились слишком громкими.

Такими громкими, чтобы он услышал их.

Марина рваными, судорожными движениями расчёсывала пальцами волосы, которые и без этого лежали, в принципе, не так уж и плохо. Просто ей нужно было хоть чем-нибудь занять руки. Девушка наблюдала, как русые пряди проходили сквозь тонкие пальцы, а потом легко падали на плечи и спину, и тяжело дышала.

Она до сих пор пыталась успокоиться.

Так же, как и десять минут до этого.

И каждый раз, вроде, вот, всё спокойно. Глубоко вздыхала и смотрела на себя в зеркало, видя в отражении вполне себе собранную и практически не дрожащую девушку со слегка приподнятым подбородком. А потом по щекам неровными змейками скатывались слёзы, и всё начиналось по новой.

Она изо всех сил пыталась разобраться в том, что сейчас бушевало внутри неё, где-то далеко-далеко за рёбрами, в самом тёмном углу. Сжавшись просто от панического страха, оно старалось спрятаться как можно дальше.

Или Марина сама его прятала. Усердно, настойчиво, чтобы никто не мог найти. Понять. В том числе и она сама.