Скажи

Солнце, уже давно прекратившее греть, било в глаза, и приходилось щуриться, а лёгкий морозец покалывал щёки и нос. Но настроение было выше некуда, поэтому друзей быстро увлёк разговор, и они совсем не заметили, как свернули куда-то в другую от дома сторону и медленно зашагали вдоль улочек, наслаждаясь приятным разговором, жаляще-холодным воздухом и молчанием зимнего дня.

Мысли были перебиты тихим стуком, приглушённым из-за прикрытой двери в его комнату. Егор поднял голову, выныривая из омута накрывших воспоминаний сегодняшнего дня. Губы снова растянула улыбка, когда он понял, кто его побеспокоил.

Поднялся с дивана, оттолкнувшись от мягких подушек, и направился к выходу, потянув на себя створку двери, выходя в коридор. Мать предупредила, что задержится, поэтому квартира была полностью в их распоряжении. А значит, им никто не будет мешать. Совсем никто.

Егор колоссальным усилием воли пытался не представлять самые пошлые сцены с участием Гейден, пока подходил к входной двери, щёлкал замком и открывал её.

Девушка была, по всей видимости, тоже в прекрасном расположении духа, потому что улыбалась – Егор знал – не меньше его собственного. Щёки и нос раскраснелись, будто она до этого некоторое время провела на улице. В руках – пуховик, и влажный от растаявших снежинок мех капюшона доказывал, что девушка пришла к нему не прямиком из дома. Плавные линии худых бёдер в тёмно-синих плотных джинсах, приталенная рубашка цвета хаки с длинными рукавами, первая пуговица которой находилась как-то непозволительно низко, и взгляд мгновенно прикипел к манящему декольте.

Ровно до тех пор, пока звонкий голос не заставил отлепиться оттуда и поднять глаза на её лицо.

– Надеюсь, я не пропустила никаких важных моментов в фильме? – голубые глаза хитро блеснули.

Егор ухмыльнулся, протягивая руку к девушке, смыкая пальцы на её прохладном запястье и легонько дёргая на себя, уже так привычно. Марина сделала пару шагов вперёд, закрывая за собой дверь, окунаясь в его тёплые объятия, черпая это тепло, чувствуя до невозможности родной запах, перебитый мягким ненавязчивым одеколоном. Вдохнула глубже и прижалась крепче к его груди, зарываясь носом в ткань домашней серой футболки. Практически расслабляясь в сильных, прижимающих к себе руках, сцепляя пальцы на его позвоночнике.

Всё вокруг словно застыло, а затем – ещё сильнее, когда он отпустил её – но всего на мгновение, – обнял холодное лицо с красными щеками ладонями, приподнимая к себе, наклонился и поцеловал. С взлелеянной где-то на глубине собственных ощущений нежностью, мягко касаясь губами её податливых губ, не спеша углублять поцелуй. Чувствуя, как начинает кружиться голова. То ли от нахлынувших ощущений, в которых он утонул весь разом, то ли от её рта, горячего, манящего, такого мягкого и отвечающего, то ли от накрывшего с головой счастья.

И кончики пальцев, что легко зарылись в русые волосы, совсем слегка подрагивают.

Глава шестнадцатая

Марина зашла в квартиру и, проворачивая в пазе ключ с характерным звуком щёлкнувшего замка, прислонилась к двери спиной. Откинула голову, ощущая прохладную гладкую поверхность затылком. Чувствуя, как ноют щёки от прикипевшей к губам улыбки и как горит кожа на шее.

Даже не нужно было смотреть в зеркало, чтобы убедиться, что она снова усеяна красно-фиолетовыми пятнами. Яркими, свежими и горячими.

Колени и пальцы подрагивали, и в груди бушевали эмоции подобно такому сильному шторму, что, казалось, он сносил всё внутри, переворачивал внутренности, сжимал их, кидал из стороны в сторону, и всё рвалось, взрывалось, вспыхивало. И Марина не знала, совершенно точно не знала, как успокоить это в себе, поэтому она просто дышала, глубоко и медленно, пытаясь привести в порядок лихорадочно мечущиеся мысли и кипящие чувства.

Взгляд скользнул к часам над дверьми в гостиную. Десять вечера. Она только-только спустилась от Егора.

Рука непроизвольно потянулась к шее, скрытой распущенными волосами, растирая горячую кожу. Сложилось ощущение, что прямо под ней раскидали раскалённых углей, и теперь жар от них поднимался выше, почти обжигая подушечки пальцев.

Они так и не досмотрели фильм. Кажется, не дошли даже до середины, когда она почувствовала на своей талии его ладонь, и стоило только повернуть к нему голову, как её губы тут же накрыл его рот, и она не смогла вырваться. Да и не пыталась особо, если быть уж до конца честной, тут же увлекаемая влажным, многообещающим поцелуем.

Губы горели не меньше, чем шея. Они практически онемели, закусанные, зацелованные до крайности. Не хотелось даже думать, насколько они теперь были опухшими, поэтому девушка, намеренно игнорируя колотящееся о рёбра сердце и зеркало на стене возле входной двери, прошествовала в свою комнату, прикрывая за собой створку двери и падая на диван, лицом в мягкие подушки.

Нужно успокоиться, в конце концов. Марина закрыла глаза.

Она не стала включать свет, и в комнате было темно – только тёплое сияние далёких уличных фонарей более-менее разглаживало этот мрак. Тело будто налилось свинцом – девушка не могла пошевелить и пальцем. Ей казалось, она так и уснёт, поперёк дивана и с раскинутыми в разные стороны руками, не переодеваясь, даже не найдя в себе силы доползти до душа. Полное расслабление отдавалось сладостью в каждой косточке, напряжение ушло из мышц, и сделалось так хорошо, что она готова была пролежать так хоть всю свою жизнь.

Было практически тихо – только гул машин, что изредка проезжали под окнами, и завывания ветра, но они слышались слабо и больше убаюкивали, поэтому Марина очень быстро ощутила, как её затягивает в сон.

День выдался насыщенным – и эмоциями, и делами. Девушка только сейчас поняла, что она и дома-то почти не была; после учёбы они отправились прогуляться, домой она забежала только поесть, потому что ни с того ни с сего пришло сообщение от Алёны, в котором говорилось о сборе в срочном порядке. Пришлось снова одеться и бежать в школу: следовало разобраться с некоторыми деталями касательно новогоднего вечера.

Не без помощи Алёны, которая предоставила организаторскую, вместе с другими представителями они обговорили все подробности и уже окончательно закрепили идею провести дискотеку, без всяких детских представлений с физруком, переодетым в Деда Мороза, и непонятными хороводами.

Конечно, договорились подумать над несколькими номерами, открывающими мероприятие, под слова «раз, два, три, Ёлочка, гори!» зажечь гирлянду на ёлке, чисто традиций ради, и потом уже начать самую приятную часть вечера. Алёна пообещала позаботиться насчёт небольшого фуршетного стола, поэтому довольны остались все – и тут же разошлись.

Нужно было объявить классу, думала Марина, толкая тяжёлую створку двери и практически вылетая на улицу, наполняя лёгкие холодным свежим воздухом. И понимала, что ей так не хотелось в этот раз принимать участие в официальной части праздника, не хотелось в принципе быть задействованной в сценарии – она была рада подготовить его, продумать технические детали, разобраться со всеми проблемами, но не выступать, только не в этот раз.

И она от всей души надеялась, что желающие найдутся и без неё.

Девушка принимала участие практически во всех мероприятиях, что устраивались в школе. Будучи ведущей, чаще всего, но всё же это ничего не меняло. В конце концов, она имела право хотя бы в этот раз понаблюдать за действием со стороны.

На улице уже стемнело. С неба плавно опускался снег, и Марина заворожённо наблюдала за плывущими белыми хлопьями, наслаждаясь тишиной зимнего вечера, неспешно вышагивая по вычищенным дорожкам. Даже не достала наушники – просто вслушивалась в звук своих шагов; в то, как скрипел снег под подошвами зимней обуви, и этот звук бальзамом ложился на душу, неожиданно возвращая далеко в детство.

Марина не знала, почему, но она остро ощущала внутри себя тёплые волны нахлынувшей вдруг ностальгии и не могла прекратить улыбаться.