Скажи

Было так тихо, что он слышал гул циркулирующей крови в ушах.

Блёклый свет с улицы сглаживал предметы мебели в полумраке спальни, превращая их в тёмные сгустки, которые со временем расплывались в темноте, становясь с ней одним целым. Одной чёрной массой, что, кажется, заползала и в него, Егора, тоже. Через рот, его вдохи-выдохи, впитываясь сквозь кожу. Он практически ощущал её внутри себя, множившуюся, распространившуюся, въедающуюся в самую суть, в нутро.

И непонимание, голое, доводящее почти до белого каления.

Егор просто бесился от того, что не мог понять, что ей было нужно. И мысль, что эти чёртовы звонки могут повлиять на него и на Марину. Точнее, на то, что между ним и Мариной.

Сознание услужливо подкинуло воспоминание её голубых глаз и волнения в них. Удивления, сомнений – таких лишних, им было не место в отношениях между ними. Не тогда, когда, наконец, всё стало хорошо. Когда Егор смог дотянуться до неё, взять за руку, крепко и надёжно. Когда понимал всем своим существом, что не готов, не хочет её отпускать. Отныне – и навсегда.

Не хочет.

Опёрся локтями о разведённые колени, зарылся лицом в ладони, вздыхая, прокручивая в голове снова и снова, чёрт возьми, их разговор в кофейне.

«– Прости, я просто… разозлилась.

– На меня?

– Нет. На неё».

Вот же ж блин.

Знала бы ты, Марина, как я тоже злюсь на неё.

Бешенство ощущалось кипением в кончиках пальцев, которые теперь прошлись сквозь волосы, заводя чёлку назад, к макушке, проводя ладонями до затылка, сцепляясь между собой на шее. Пряди легли обратно, вероятно, немного взъерошенные и не такие идеальные, какие были до этого.

Кожа тоже казалась горячей у позвонков. Словно бы злость подогревала его изнутри, рвалась, кипела, взрывалась, и весь этот концентрат, зенит, весь этот апогей множился в нём ещё на несколько десятков раз, и непонятно было, как от него ещё пар не шёл.

Только через некоторое время Егор ощутил, что сердце ускорило свой темп и теперь колотилось о его грудную клетку, как ненормальное. Он не понимал этого волнения. Откуда оно пришло? И почему?

Хер его знает.

Просто он чувствовал, что это всё – не к добру. Прошло полгода, в конце концов. Полгода тишины, и он уже настолько оторвался от своей жизни в том городе. В том городе, что был до этого. Словно он сделал шаг из одной двери в другую, и та, предыдущая дверь, за его спиной, закрылась, а он и рад был. Он и так бы не вернулся туда.

Он поддерживал связь с друзьями и знакомыми, но это ничуть не коробило, не взрывало в нём тот ком эмоций, ностальгии и воспоминаний, какие могли бы быть. Всего этого не было, оно просто осталось позади. В его прошлом, куда ему уже никогда не вернуться. Он уже прошёл тот этап, прожил этот период жизни, и всё, что было в нём, в нём и осталось.

Зачем было тащить за собой?

Зачем она тащила?

Зубы почти заскрипели друг о друга от натуги. Просто к чёрту! Егор ясно дал понять, что его не стоит беспокоить, поэтому зачем сейчас было думать об этом? Случилось – и случилось. И тут же закончилось. В конце концов, ничего из ряда вон не произошло.

И он надеялся, что не произойдёт.

Из потока мыслей его выдернул звук уведомления: телефон опять сверкнул, на секунду освещая комнату, превращая предметы в ней из того самого целостного тёмного сгустка обратно в вещи, имеющие свои форму и размер. Глаза молнией метнулись к смартфону, и Егор уже наклонился вперёд, опираясь предплечьем о диванные подушки. Рука потянулась к телефону, переворачивая его дисплеем вверх, и экран высветил сообщение.

Губы тут же невольно растянула улыбка.

«Ты занят? Не хочешь увидеться?»

Часы показали всего шесть часов вечера, а Марина уже успела соскучиться по нему? Какая прелесть.

А пальцы тем временем уже быстро набирали ответное сообщение и отправляли его – не прошло и минуты с момента, как она написала ему.

«Я только начал смотреть фильм, и ты можешь присоединиться. Если хочешь, конечно. Но знай, что я – хочу».

Оно было прочитано мгновенно, и она тут же начала что-то писать в ответ. Взгляд приковался к словам «Марина набирает сообщение». Егор закусил губу и не мог прекратить улыбаться. Перспектива увидеть её подняла настроение в мгновение ока.

Все мысли, которые до этого неприятно копошились в голове, вынесло одним разом, словно их не было вовсе.

«Скоро буду».

Фыркнул, обрадованный её согласием, и перекатился на спину, откладывая заблокированный телефон в сторону, заводя руки за голову, потягиваясь. Вечер обещал быть приятным. В конце концов, они могли себе позволить отдохнуть после того, как целых три часа наряжали школьный холл. И неважно, что работа показалась скорее развлечением и не принесла ни усталости, ни негатива – одно лишь веселье.

Тем более что они смотались раньше, чем если бы закончился их последний по расписанию урок.

На самом деле, всё прошло без помех. Пару раз взгляд приковывался к морде Гордеева, но тот вёл себя тихо и не возникал, поэтому вскоре Егор перестал беспокоиться на его счёт и вообще не замечал. Атмосфера была действительно уютной и полной смеха, рядом всё время копошилась Марина, увитая делами, забросавшая себя обязанностями по горло, деловая донельзя.

Такая красивая, что взгляд порой прикипал к светлому улыбающемуся лицу, горящим глазам, и Егор долго наблюдал, любовался, почти не замечая, как собственные губы тоже свободно растягиваются в ликующей улыбке.

Миша так и не уронил Влада, что заставило Пашу нарочито тяжело вздохнуть, а затем – ехидно ухмыльнуться. Гарипов продержался до последнего, а когда его силы были уже на исходе, приказал-таки товарищу слазить с его шеи, пока она не отвалилась, опять веселя этой фразой больше половины присутствующих. Влад спрыгнул на пол, оправляя слегка сбившуюся движением рубашку, отряхнул ладони, будто они успели где-то испачкаться, и ослепительно улыбнулся, упирая руки в бока.

– Ну что ж, ладно уж, лошадка, отдыхай.

И тут же рванул вперёд по коридору, убегая от Гарипова, который громогласно клялся открутить ему, деловому хрену, башку, да так, что Влад её больше не прикрутит обратно. Выпускники начали аплодировать, свистеть, подначивая то одного, то второго, ровно до тех пор, пока оба одиннадцатиклассника не скрылись в коридоре, ведущем к лестничным маршам.

Их не было около трёх минут, а когда они всё-таки вернулись, совершенно с другой стороны и с головами на плечах, половина присутствующих – та, которая надеялась-таки увидеть Доронина с открученной башкой, – разочарованно вздохнула.

Кто-то из парней поспорил, что он и без тела вполне сможет и дальше отпускать самые тупые шутки на свете. Мысль приняли общим гоготом и громким весёлым улюлюканьем.

Как только последняя бумажная снежинка нашла своё место на стекле, а нитка дождя – на потолке, все вздохнули с облегчением и небывалой радостью, любуясь проделанной работой. Несколько девчонок из физмата тут же направились в организаторскую за Алёной Дмитриевной, которая появилась в холле уже через пару минут. Оценила их старания, улыбаясь, крутя головой по сторонам, оглядывая каждый уголок, и объявила во всеуслышание: они справились ну просто прекрасно.

И отпустила домой под громкие аплодисменты, свист и крики радости.

Ещё даже двух не было, когда они с Мариной, Дианой и Пашей вышли из школы. Небо, до краёв наполненное синевой и лазурью, раскинулось над головой, не тронутое ни одним рваным облаком. Идеальное до невозможности. И этот яркий голубой цвет сейчас настолько отдавал зимой, морозной и чистой, – такого цвета не встретишь летом. Летом небо совсем другое – ярче, насыщеннее, что ли. Ниже, ближе к земле и к ним самим. Да и совершенно другого оттенка.

Цвета глаз девушки, что шагала по правую руку, спрятав подбородок и рот в тёплый шарф в розовую и голубую полоску.

Сейчас эта лазурь над головой была слишком холодной, чтобы можно было принять её за ту, что окрашивала небо летом.